ЛИТЕРАТУРНАЯ СТРАНИЦА
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
Артёменкова Наталья Николаевна родилась 22 июня 1968 года в городе Донецке. Окончила филологический факультет Донецкого государственного университета. Публиковалась в журналах «Изящная словесность» (Санкт-Петербург) и «Золотой век» (Киев).
Публикация поэта подготовлена для нашей литературной страницы редактором Татьяной Китаевой (Москва).
Семён Каминский, newproza@gmail.com
Наталья Артёменкова
МЫ МОЛЧА МОЛЧИМ
Мы молча молчим. Мы молчим и внутри, и вовне.
Мы были одним существом, мы себя познавали
Когда-то так пристально, что и в тебе, и во мне
Уже ничего своего не осталось. Едва ли
Измыслится новый мотив там, где шорох любой
Заранее ведом, оценен и числится в смете.
Не надо смотреть, отвернись, умирает любовь.
И я отвернусь от великого таинства смерти.
Мы молча молчим, благодарно не смея марать
Того, что уходит, но вняв его тайному знаку,
Мы не расстаёмся. Мы вместе ведем умирать
Любовь, как хороший хозяин уводит собаку.
ПРОВИНЦИЯ. ЛЕТО
В моей провинции акация царит –
Её пора.
День бесконечен. Год в зените. Шмель сердит
На дождь с утра,
Который пахнет так, как мамин шарф –
Духи и шелк.
Какой-то праздник, и воздушный шар…
И хорошо…
Встречаю сумерки без света: во вражде
Фонарь и тень.
В моей провинции акация в дожде.
И минул день.
И кто-то красным на закате отчеркнул
Карандашом
Его итог: и дождь иссяк, и шмель уснул,
И хорошо…
ПРОВИНЦИЯ. ОСЕНЬ
Если верить посулам осенней пустующей трассы,
Нам отсюда до моря – от силы часа полтора.
Растранжирим денек на туда и обратно, украсим
Нашу скудную память к зиме. Собирайся. Пора.
Так сложилось, что летний сезон добывания денег
Нас, не в меру азартных, вчистую опять обыграл.
Карнавала не будет! А будет – так нас не заденет.
В переулок усталой тоски не войдет карнавал.
Собирай бутерброды, я мелочь сочту на дорогу,
И поехали к морю – подышим, песком пошуршим.
Если нам повезет, мы отыщем куриного Бога,
Как привет от удачи. И как оберег для души.
ПРОВИНЦИЯ. ЗИМА
Зимой – тем более! – столице не чета
Провинция. Ты здесь по тротуарам
Нечищеным не разбежишься, паром
Пыхтя, как паровоз, и ни черта
Не успевая толком сделать. Даром
И здесь не достается ничего,
Но ценности чуть превосходят цены,
И посмотреть на жанровые сцены
Здесь можно из окошка своего,
Чуть отодвинув саженец драцены,
Сменившей фикус в кадке. Пять минут
Привычно добавляя на дорогу,
Поглядывай, куда поставить ногу…
Часы и здесь случается, что врут,
Но время терпеливее, ей-богу.
ПРОВИНЦИЯ. ВЕСНА
Пришло, нагрянуло, нахлынуло
В мою провинцию тепло.
Как будто вынырнуло, вынуло
Себя и просто раздало.
И разве нынче до печали нам,
И разве можно ждать беды,
Когда так честно и отчаянно
Цветут ничейные сады?
Когда дорожные обочины
Не помнят зла в который раз?
И жизнь божится, что не кончена.
И не отступится от нас.
ОПЕЧАТКИ
…а времени и вовсе не осталось
Исправить опечатки в слове «Страсть».
И я, открыткой, попадаю в «Старость»,
Впервые удивленно видя связь,
Казалось бы, настолько не похожих,
Далеких друг от друга адресов.
Так полдень с полночью – почти одно и то же.
Почти – для нас. И тоже – для часов.
ОТТЕПЕЛЬ
Просто или взаймы
Кто-то в маске из календаря
Отдал время зимы
Недоношенной, хилой весне.
Я живу лишь во сне.
Просыпаясь на время и зря,
Засыпаю опять,
будто падаю в снег,
Чистый, праздничный снег января.
Нелюбовь и нужда
Грубо будят меня по утрам.
Подают мне наждак –
Утереться от каменных слез.
Как-то слишком всерьез
Каплет жизнь через сломанный кран,
Истекая, как грант
На леченье заноз
И никем не нанесенных ран.
Теснота башмаков
Беспощадна не только к ногам.
В монотонности гамм
Гибнет блюз истекающих лет…
Разорюсь на билет
И уеду куда-то к снегам,
Чтобы в книге любви
Человеческий след
Научиться читать по слогам.
ПОСЛЕСЛОВИЕ К ОТТЕПЕЛИ
Все зримей признаки зимы.
Все недвусмысленней. И ясно,
Что растранжирены напрасно
Минуты, взятые взаймы
Весной. А после мотовства
Остались долг и опыт пробы…
Высокомерные сугробы,
Не признающие родства
С водой, поскольку суета
В их понимании – порочна,
Вновь основательно и прочно
Займут привычные места.
Свой век отцарствует зима
Сполна, а долг весенней смуты
Простит иль взыщет до минуты –
Еще не знает и сама.
ПОВИДЛО
Что тебе рассказать? Всё – тоска…
Вот сегодня готовлю повидло.
Режу яблоки. Судя по виду –
Некондиция и мелюзга.
Нечем даже тебя угостить:
Неказиста и жалка до боли
Горка ржавых обветренных долек
В исполинской посудной горсти.
Только запах… нет, яблочный дух! –
Ободряет: недаром, недаром!
Спой тихонько со мной «Туман яром…»,
Отгоняй надоедливых мух,
И заспорится дело у нас:
Сахарком да ванилькой с корицей
Все присыплется, перетомится
В драгоценный янтарный запас.
А когда опустеют сады
Будут нам пироги да наука:
Жизнь, по сути, вкуснейшая штука,
Состоящая из ерунды.
В ЧЕРТЕ ОСЕДЛОСТИ
Следи за кранами. Туши
Свои окурки. Мой посуду.
В черте оседлости души
Над всем господствует рассудок.
Он в роли каменной стены
Замуровал и вход, и выход.
И спит душа, но, видя сны,
Она своих не помнит выгод.
Ей мило все: считать гроши,
Болеть и гибнуть бесшабашно.
В черте оседлости души
Не страшно спать. Проснуться страшно.
НАКАНУНЕ ЗИМЫ
Двигать тело в пространстве не стало сил.
А душа так рвется лететь... прильнуть...
Я болею. Ты сам меня заразил
Столбняком недомолвок. Хоть что-нибудь
Говори! Дай руку, подставь плечо,
Выручай! Я тону, я схожу с ума –
Я впервые не знаю – о чем? О чем
Ты так долго молчишь? И почти – зима...
Не молчи. Ну, пожалуйста, говори!
Что ни скажешь – все будет не зря, не зря!
Ты же знаешь, как я люблю январи.
Помоги дотянуть мне до января.
Помоги дотянуть мне до Рождества.
Слепа, я не вижу привычных снов...
Говори хоть какие-нибудь слова –
Я займусь толкованием этих слов.
Я займусь толкованием этих фраз,
Интонаций, подтекстов... Мне нечем жить,
Кроме слов. Ну, пожалуйста, в первый раз,
В первый раз – для меня – опустись до лжи.
Я не знаю ночи, не помню дня…
Тишина – вопрос, тишина – ответ.
Подскажи. Спаси. Надоумь меня.
Ты молчишь.
И я.
А зимы всё нет.
ПИСЬМО ИЗ ОСЕНИ
Снова здравствуй! И в смысле привета, и в смысле – здоров
Постарайся остаться, поскольку дожди и туманы
Надвигаются. Знаешь ли – осень, а роза ветров
В эту пору цветет сквозняками. А все-таки странно,
Что в палитре предзимья так мало холодных тонов!
По утрам, выходя на балкон уже в теплом халате,
Размышляю теперь о сезонной символике снов:
Чаще снятся умершие. Это к дождям. Ну, и хватит
О погоде! Пожалуюсь: знаешь ли, день ото дня
Все ленивее кот, а капризы его аппетита
И падение нравов то злят, то тревожат меня...
Да, читаю хорошую книгу, но только петитом
Напечатанный текст до того утомляет глаза,
Что потом, от мигрени спасаясь, глотаю микстуры...
Помнишь бусы? Афганские, из бирюзы? Бирюза
Оказалась пластмассой. А я, соответственно, дурой.
Признаюсь, что теперь я без кофе с утра – не жилец,
Но до завтрака сказано жесткое «Нет!» сигарете!
Да, для нашего фото я приобрела, наконец,
Симпатичную рамочку. Фото стоит на буфете.
Я себе вечерами вяжу шерстяные носки –
Собираюсь добавить в зимовку немного уюта...
Это нудное дело спасает-таки от тоски!
Ладно, вру – не спасает, но хоть подгоняет минуты!
Знаешь, я перед сном, как и раньше, считаю до ста...
Не хватает листа… Закругляюсь. К вечернему чаю
Надо будет остатки гречишного меда достать...
Меда с тонкой горчинкой.
Прощай.
Я скучаю.
Скучаю.
ВСЁ ВРОЗЬ
Все врозь – забавы и заботы...
И, наконец: «Прощай. Не жди».
Во вторник начались дожди
И продолжались до субботы.
Со мной творилась ерунда –
Не то озноб, не то горячка...
Бессонницу сменяла спячка...
Текла за окнами вода.
И время, как вода, текло,
Впадая в мертвый штиль былого.
И слово «жить» теряло снова
Оттенок смысла «жить назло».
Потом суббота истекла
Потоком мутным по дороге...
И мы столкнулись на пороге.
«Не ожидала?»
«Не ждала».
ГРЕХ
Подставляю лицо под пощечины мокрой листвы
И ни капли не каюсь в грехе возжеланья чужого.
Это жадное пламя коснется моей головы
И осыплется пеплом тоски. И не будет ожога,
И не будет совсем ничего, чтоб меня уличить,
Ни цветка, ни записки, ни шрама. Ни много, ни мало.
Лишь останется память – во всех поцелуях горчить.
Ничего не взяла. Ничего не взяла. Но желала.
ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ
Это всего лишь короткие дни,
Длинные ночи... Глубокая осень.
Чаще гляжу на часы, а они
Кажется, врут потихоньку... Несносен,
Невыносим торопливый ущерб
Времени дела из дня светового.
И освещение наших пещер
Так суррогатно и так бестолково.
Так утомителен перерасчет –
Жизнь посезонно меняет устои.
Размежеванье «уже» и «еще» –
Труд бесконечный, а дело пустое.
Но для того, кто душой – арестант,
Время тоски половинит работа.
Пей электричества кофе-инстант,
Так и дотянем до солнцеворота.
ЖАРА
...жилье нам больше ни к чему... Жара,
А надо бы заехать за вещами...
На противне асфальта детвора
Рисует криптограммы завещаний,
Где двое человечков – я и ты –
Друг другу тянут руки, солнце-блюдце...
Мелок крошится и навек пусты
Протянутые руки остаются.
Уснувший ветер где-то тяжело
Пережидает томную сиесту.
И каждое оконное стекло,
Нас отражая, знает, что не к месту
Мы больше здесь, не ко двору. И двор –
Вздыхающее жаром пепелище
Недавнего пожара, будто вор
Любви и времени – нас причисляет к нищим.
КОНЧИЛСЯ ТЕКСТ
Т. Китаевой
Вызубрим роли. В зазубринах память – пилит
Бревна бессонниц и сыплет секунд опилки.
Память – рекламный ролик, и в нем мы пили
На брудершафт, и себе я казалась пылкой…
Только очнулась пыльной и утомленной
Собственной верностью выдуманной химере –
Детской надежде, что елочный век зеленый
Долог настолько, чтоб каждому дать по вере.
Видишь, коварно дороги ровняет осень
Не зеркалами, а просто водой небесной.
Сорван стоп-кран. И вода, ударяясь оземь,
Пресуществится и больше не будет пресной.
Гладкость дорог так обманчива. Знаешь, лужи
Тоже рыдают, но ниже, чем видно глазу.
Корчатся корни. Но ты приходи на ужин.
Кончился текст. Значит, я не собьюсь ни разу.
НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ОСЕНЬ
Не люблю тебя, осень. Я зябну, грущу и болею,
Потому что ты всюду и, кажется, что навсегда.
Каждый раз, проходя по безлюдной кленовой аллее,
Я тебя не люблю. А навстречу идут холода.
Мерзнут клены мои - неразумные, бедные братья.
Тянут руки к огню и пока не боятся огня.
Как мне их уберечь? Сколько листьев смогу подобрать я –
И сама, будто лист. Подберет ли хоть кто-то меня?
Не люблю тебя, осень! Мне кажется, я пропадаю,
Растворяюсь в тоске и от этого страха бегу
По опавшей листве, а она, мне к ногам припадая,
Умоляет о чем-то, а я ничего не могу.
ДОРОГАЯ МОЯ
Дорогая моя, как же странно найти тебя там,
Где меня – и в помине как не было, так и…не знаю…
Вот твоя маята: здесь, за мною, бредет по пятам,
И твоя ностальгия пока, слава Богу, не знамя.
Но привычная мера на кухне – граненый стакан,
Так безвременно павший, дает ощущение горя…
И не стало фантазии, чтобы любить океан,
Потому что соленой воды в нем не больше, чем в море –
До черты горизонта.
Ты просишь любых новостей…
Только слово «любых» переполнено словом «любимых».
Что тебе рассказать? Полотенце висит на гвозде,
И рассвет тормошит воркование пар голубиных…
Что поведать тебе про края неизменных краюх,
Пересоленных трижды – надеждой, любовью и … ладно,
Промолчу о последней, все лучше, чем всуе и вслух
Поминание той, что пока еще дышит. На ладан.
Дорогая моя, не читай этих строк, не читай.
Сберегая тепло, не снимай меховой рукавицы...
Где тебя и в помине – и райским садам не чета
За чертой горизонта...
А значит, не верь очевидцам.
ДОЖДЬ
Еще не поздно, но темно.
Темно и в доме, и за окнами.
И смотрит женщина в окно,
Как ходит дождь вокруг да около.
То зашуршит, то постучит
В окно соседнее, осеннее,
И нет у женщины причин
Туда бросаться за спасением
И на пол рвать кипень гардин –
Все обещания обещаны
В одно окно, и все один
И тот же дождь
У этой женщины.
ЧЕТКИ
Так много оставлялось на потом,
Что в перечне возникли повторенья…
А слово все подыскивало тон,
Перебирало четки точек зренья,
И снова натыкалось на испуг
(как пальцы на истертую привеску),
Что за порогом повторенья – круг.
Все тот же круг. А через занавеску
Безумный март за северным окном
Отчаянно болел за обветшалость,
Пока любовь последним волокном
Скрепляла нить и все не завершалась.
ТАК ВСЕ И КОНЧИЛОСЬ
…так всё и кончилось. Хорошо.
Всякой потехе – час.
Выправит красным карандашом
Осень ошибки в нас.
Как же их много… Никто не слеп,
Даже моя тоска.
Вот – полюбилось смотреть вослед,
Более чем искать
Встречные взгляды. Сухим листом,
Выдохнув страх и дрожь,
Жизнь обнаженной легла на стол
Осени – как под нож.
Стоит ли думать о запятых –
Сам пересыплет сад
Вызревшей в приступе немоты
Маковостью досад
Перечень листьев. А что слова?
Сколько их не чини,
Все зачеркнет и поставит «два»
Осень. За цвет чернил.
ПИСЬМО КОТУ
Милый Бася, я маюсь четвертую из девяти
Нам отпущенных жизней, ловлю, будто снег, конфетти
Человеческих снов, человеческих слов, человечье,
Распростертое стягом, закрывшее небо «прости»
Я пытаюсь раскрасить вручную и не изувечить,
Не измять в неумелой моей человечьей горсти.
Но, увы, произволом моей человеческой речи,
Призываю на вече лишь призраков прожитых трех
Предыдущих историй меня, разбираю их треп
Обо мне – обомлев, обозлившись, облившись слезами,
Оттого, что шевелятся трупы проторенных троп,
Оттого, что сама я озвучена их голосами,
Оттого, что любовь, будто новый всемирный потоп,
Лишь осмеяна пылью в навеки оглохшем Сезаме.
Твой хозяин – прекрасный, но слишком, увы, человек.
Тоже попусту тратит, наверное, пятый свой век
На усилия вспомнить нюансы волшебного жеста
Отворения врат – откровенья опущенных век
И немого согласия множить химеры блаженства
До смыкания губ – обескровленных криком калек,
Изувеченных пробами произнести совершенство.
Милый Бася, возможно, один ты и помнишь пароль
Для привратников жизни, его и мурлычешь порой,
Оттого тебе наши мытарства презренны и скучно
Наблюдать поединок людей, в коем каждая боль,
Как упрямый игрок, разорясь в ожидании куша,
Все же делает ставку на самую главную роль –
Объявить на пиру поминальном, что подано кушать.
ПРОЩАЛЬНОЕ
Прощай, прощай… Из тысячи пощечин
Я выберу одну и отрезвею.
Сочту монеты и взгляну на счетчик,
И раздразню гордыню, будто зверя.
Когда миры вращаются пращами,
Кто в силах их остановить – руками?
Прощай, прощай!
...Из тысячи прощаний
Двум нашим – не совпасть. К чему лукавить?
Но как узнать – кому, какую плату
Не опоздать отдать за каждый вечер,
Когда прямоугольность циферблата
Мгновению пытается перечить,
И жизнь остекленевшими глазами
Запнулась на своем немом упреке,
И наш сентябрь ничем иным не занят –
Лишь выделкой пергамента под строки,
Которые не лягут, а проступят
Сквозь все перерисовки первым слоем –
Моим ознобом от твоей простуды
Прощальных писем. Время же – число им.