ПОСЛЕДНЯЯ ОХОТА

КТО ДАЛ НАМ ПРАВО УБ�ВАТЬ? ПР�ЧЕМ, НЕ РАД� ПРОП�ТАН�Я, А ДЛЯ ЗАБАВЫ?

Георгий ВОЛКОВ

У офицеров Туркестанского военного округа существовала поговорка: «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут». А меня послали дальше Кушки и дали меньше взвода. Если посмотреть на карту бывшего СССР, то увидите стык границ трёх государств: �рана, Афганистана и СССР. Отсюда начинается знаменитый Зульфагарский перевал. Кстати, более ста лет тому назад в этом месте пересек границу России и ушёл путешествовать по Афганистану известный писатель и путешественник В.Ян — автор знаменитой трилогии: «Чингисхан», «Батый» и к «Последнему морю».
Так вот, на стыке этих границ находилась пограничная застава, а километрах в четырёх от неё вглубь страны был развёрнут радиотехнический пост ПВО. Он находился километрах в 120-130 от Кушки на территории Бадхызского заповедника. Вот на этот пост и направило меня командование после окончания военного училища.
Два радара П-8, радиостанция, три деревянных сборно-щитовых домика для офицеров, землянка для солдат, столовая-кухня и командный пункт, тоже в землянках — вот и всё хозяйство. На посту четыре офицера по штату: начальник поста, два начальника радаров и командир взвода связи, Солдат — сорок. Бортовая машина ГАЗ-66 для подвоза из Кушки продуктов и ГСМ и водовозка для доставки горько-солёной воды из соседней заставы километров в 30 от нас. Голые сопки, ни одного деревца, сухая трава и постоянный ветер.
Когда я приехал на точку, так назывались такие подразделения, на ней был один начальник поста, старший лейтенант, одичавший от одиночества, опухший от бесконечной жары. Бедняга сидел на точке один безвыходно уже более года. Других офицеров не было. Ожидали пополнение из выпускников военных училищ. Я приехал первым. Увидев меня, старший лейтенант обрадовался. Показал мне комнату, где я буду спать. Поужинали, выпили немного, поговорили о том, о сём. Наутро на ГАЗ-66 он укатил в Кушку:
— Буду через пару дней, командуй постом!
Через пару дней машина пришла без начальника поста.
— Где командир? — спросил я сержанта, вернувшегося с машиной.
— Гуляет в Кушке на всю катушку. Слыхали, товарищ лейтенант, как татары говорят? «Деньги есть — Казань гуляем. Денег нет — Чашма сидим».
Метко сказано, потому что местность, где стоял наш пост, называлось �нджерли-Чешме.
Походил по посту, посмотрел солдатскую землянку, столовую. На командном пункте проверил проводную и радиосвязь. Проводная связь отвратительная. «Воробей! Воробей! (Это был наш позывной). Куда ты улетел? Чёрт тебя побери!» — кто-то настойчиво пробивался по линии.
— Это с КП полка звонят. Что говорят — не разберёшь. Не обращайте внимания, так всегда, — обрадовал дежурный сержант.
Радиосвязь, на удивление, работала устойчиво. Радары оказались исправными. Они включались и выключались по особому графику. Когда работал радар, запускался дизель и на точке был электрический свет, а когда он выключался, всё погружалось во тьму. Пользовались для освещения керосиновыми лампами и фонарями.
Через три дня на меня напала тоска.
«Неужели в этой дыре пройдут лучшие годы моей жизни и я стану таким, как старший лейтенант, опустившимся, ко всему безразличным человеком? Что ждёт меня впереди?»
Настроение ужасное. Несколько растрёпанных книг, пара старых журналов и газет.
«Как же можно так жить?»
Постепенно я стал привыкать. Проводил по утрам построение личного состав, назначал наряд, караул, дежурства, вечером играл с солдатами в волейбол, часами торчал на командном пункте, наблюдая за обстановкой. Всё было тихо, небо чистое. Какой дурак полетит сюда, что ему тут делать?
Однажды я обратил внимание на полевой телефон, стоящий в углу.
— А это с кем связь?
— С пограничниками, с соседней заставой.
Позвонил, ответил сержант — дежурный по заставе.
— Позови офицера к телефону, — попросил я.
Через несколько минут офицер взял трубку:
— Лейтенант Захаров. Кто у телефона?
Я назвал себя, и мы разговорились. С этого дня мы часто разговаривали друг с другом.
Начальник поста приехал только через десять дней. Он привез с собой ещё одного молодого офицера-выпускника нашего училища.
— Вот тебе напарник!
А ещё через неделю приехал командир взвода связи, да не один, а с молодой женой. Это была первая и последняя женщина, жившая, правда, недолго, на этой богом забытой и, в принципе, никому не нужной точке. Вскоре начальник поста уехал:
— Ждите, на днях приедет новый начальник, а меня переводят командиром роты, там хоть небольшой населенный пункт.
Несколько раз Вадим Захаров присылал за мной пограничника с запасной лошадью. Я ездил на заставу, ночевал там. Мы много говорили о жизни, о службе, о девушках. Отец Вадима — генерал, он занимал большую должность в КГБ, а почему его сын попал служить на эту самую дальнюю заставу, я узнал много позднее. Однажды, когда Вадим остался за начальника заставы, он предложил мне поохотиться на архаров. В скалах водились эти красивые и гордые животные. Заночевал на заставе. Рано утром я, старшина заставы — самый опытный охотник, и солдат-пограничник выехали в район охоты. Мы лазили по горам, карабкались по скалам, но архары ближе трёхсот метров не подпускали. Вожак зорко следил кругом. При малейшей опасности он подавал сигнал, и стадо стремительно уносилось прочь. Архары огромными прыжками перепрыгивали через трещины в скалах, легко преодолевали крутые подъёмы. � всё это делалось изящно, легко и виртуозно.
— Не получилась охота. Бдительными стали. Часто пугают их, — ворчал старшина.
На другое стадо мы наткнулись случайно. Мы были сверху, а они — внизу. Старшина вскинул карабин и выстрелил, стадо мгновенно унеслось, а один архар упал.
— Есть, попал! — радостно закричал старшина.
Архар пытался встать, но каждый раз падал, видимо, пуля попала ему в позвоночник. Когда мы подбежали к нему, он лежал на боку и огромными черными глазами смотрел на нас: «Что я сделал вам плохого? Почему вы убили меня, люди?» — читал я в этих глазах. Он жалобно звал на помощь: «Это мои горы, здесь жили мои предки, здесь жил я. Зачем вы пришли сюда?» Архар смотрел на нас и из его глаз, полных библейской печали, текли слезы горечи и упрёка.
Старшина выстрелил ему в голову. Я отвернулся. Убитого архара положили в мешок и загрузили на четвёртую лошадь. Вечером я вернулся на точку. Пограничник отдал на нашу кухню половину туши. А утром повар подал мне целую миску жареного мяса.
— Немного жестковатое, но есть можно. Свежатинка, а то тушёнка надоела.
Я не стал есть. Передо мной стояли большие чёрные глаза архара. Я понял, что в них были не только горечь и упрёк, но и мольба и ненависть.
Второй раз я участвовал в ночной охоте на джейранов. Мы носились на своём грузовике по заповеднику и мощными фарами, установленными в кузове, освещали некоторое пространство. Животное, ослепленное ярким светом, теряло ориентировку и останавливалось. В это время в него стреляли. Это была не охота, это было убийство. В луч света попал небольшой джейран. Раздалось несколько выстрелов и он упал. Когда мы подбежали к нему, он уже был мёртв. Это оказалась самочка. Она лежала на животе, а рядом с ней стоял маленький джейранчик, шатаясь на тонких ножках. Он тыкался мордочкой в живот матери, не мог понять, почему его мама лежит и не встаёт, и что он остался сиротой. Я взял его на руки, джейранчик дрожал. Тушку его матери забросили в кузов и поехали домой. Я прижал джейранчика к груди, нежно гладил по жёсткой шерсти. В дороге он немного успокоился. Джейранчика поместили в клетку. Он не ел, не пил, а жалобно звал маму.
— Однако, подохнет, — решил повар. — Зря вы убили его мать. Там кушать нечего, одни кости, да жилы. Видать не сладко им живётся в этих местах. Ни травы, ни воды, одна колючка.
Выручил один солдат. Он открыл банку сгущенки, разбавил её водой, получилось сладенькое молоко. Сначала джейранчик начал есть с ладони, потом из миски. В молоко стали добавлять солдатскую кашу — овсянку и перловку. Джейранчик окреп и подрос. Для него соорудили специальную большую клетку. �ногда к клетке подбегали огромные туркменские овчарки, жившие у нас. Они злобно рычали, а наш малыш жался в конец клетки и весь дрожал. Солдаты прогоняли собак. Месяца через три мы решили выпустить его и посмотреть: убежит или нет. Джейранчик с опаской вышел из клетки и побежал в сопки. Солдаты жалобно смотрели ему вслед.
«Дурачок, куда же ты бежишь? Мир такой большой и жестокий, а ты такой маленький, беззащитный, неопытный. Тебя же убьют волки или орлы. Где твоё стадо?» — размышлял я, глядя вслед убегающему малышу.
Но он думал о другом. Впереди была свобода, и он мчался навстречу ей на своих тоненьких ножках, не думая об опасности. В его генах был заложен завет предков, основным девизом которых было: «Свобода! Свобода!»
После этого случая я больше никогда не охотился на животных. Кто дал нам — разумным существам, — право убивать? Причем, не ради пропитания, а для забавы? Если хочешь называться царём земли, научись уважать и ценить всё живущее на ней.
Кармиэль «Секрет» — «Континент»