РОСС�Я ПЕРЕД Л�ЦОМ «МЯТЕЖЕВОЙНЫ»

Сергей МАРКЕДОНОВ — политолог, кандидат исторических наук

В последние дни марта в российскую столицу пришла страшная трагедия. Два взрыва в московском метро унесли жизни 38 человек. При этом на данный момент все цифры относительны. Нередки случаи, когда человек, получивший множественные опасные ранения, расстается с жизнью не сразу, а спустя какое-то время после самого трагического инцидента…
В аналогичных ситуациях, как правило, нет недостатка в «комментаторах» или «экспертах», высказывающих свои мнения и суждения относительно «следов» или версий о том, кто мог быть причастен к организации кровавых инцидентов. Не просто в Москве, и не просто в метро, а в центре столичного мегаполиса. Одна из трагедий случилась на станции Лубянка, являющейся определенным символом. Взрыв произошел в непосредственной близости и от Кремля, и от администрации президента (Старая площадь), и от могущественной спецслужбы (ФСБ РФ). В самом деле, велик соблазн связать эти акции с последними «точечными ликвидациями» лидеров и идеологов экстремистского подполья на Северном Кавказе. Сначала Саид Бурятский (в миру —Александр Тихомиров), потом Анзор Астемиров. У одного за плечами назрановский теракт, у другого — нападение на Нальчик 13 октября 2005 года. � тот и другой олицетворяли идеал пресловутой «Аль-Каиды». Речь идет о так называемом «моджахеде будущего», сочетающего в своей практической деятельности одинаково блестящее владение теологией и автоматом Калашникова вкупе с тротилом. Как говорится, Вы нам «ликвидации», а мы Вам — ответные удары.
Однако прямых следов такой взаимосвязи мы пока не видим. Не исключено, что они появятся уже в самое ближайшее время. Возможно даже, публикация данной статьи произойдет уже после того, как кто-то возьмет на себя ответственность за московскую трагедию. � здесь у Северного Кавказа не может быть имманентной (и перманентной) презумпции виновности. Террористическая практика в этом регионе является, безусловно, ведущей в России, но далеко не единственной. Нельзя исключать, что кто-то из «новых террористов» (практикующих социальный, а не религиозный или этнический терроризм) решит таким «громким способом» заявить о себе. В конце концов, после взрывов в мадридском метро 11 марта 2004 года (тогда, напомню в результате серии террористических атак погиб 191 человек), первоначальные версии также складывались в пользу «баскской версии». Просто потому, что баскская националистическая организация ЭТА много лет вела борьбу против испанского правительства (а также региональных органов власти в стране Басков), к ней привыкли, научились бороться против нее и даже смогли снизить уровень страха перед ее методами. Однако в мадридском случае был выход на авансцену «новых террористов», с которыми прежде �спания была не знакома.
Но строить версии по «горячим следам» московской трагедии для эксперта, повторюсь, задача, не самая благодарная. Без доступа к адекватной информации все это будет нести на себе признаки спекуляции. Гораздо важнее понять, в каком формате государство и общество получают страшные вызовы, и в какой войне мы все вольно или невольно участвуем?
Про терроризм сегодня не говорит, похоже, только ленивый. Между тем, эта практика родилась не 11 сентября 2001 года, хотя о терроризме сегодня говорят, как о «принципиально новом вызове» или «вызове третьего тысячелетия». У терроризма, как у политической практики есть свои сложившиеся традиции. Углубление в историю не входит в число задач автора статьи, поэтому хотелось бы остановиться на характерных чертах современного терроризма. В 1960 году в аргентинской столице Буэнос-Айресе вышла книга под названием «Мятеж — имя третьей всемирной». Ее автором был видный военный теоретик, русский офицер, оказавшийся в изгнании после братоубийственной гражданской войны Евгений Месснер. В этой работе Месснер выдвинул оригинальную концепцию «мятеж — войны» (или «мятежевойны»). В США сегодня для описания таких войн используется дефиниция «война четвертого поколения» («The Fourth Generation War»). Каковы же ее основные параметры? Согласно Месснеру, в такой войне «воителями являются не только войска и не столько войска, сколько народные движения. Этот новый феномен подлежит рассмотрению с разных точек зрения, и в первую очередь с психологической. Если в войнах классического типа психология постоянных армий имела значение, то в нынешнюю эпоху всенародных войск и народных воюющих движений психологические факторы стали доминирующими. Народное войско — психологический организм, народное движение — сугубо психологическое явление. Война войск и народных движений — мятежевойна — психологическая война».
В это определение хотелось бы внести несколько важных уточняющих дополнений. Понятие «народное» не несет в себе никакой эмоциональной нагрузки, это — аналитическая категория. За советские годы мы привыкли все позитивное называть народным, а негативное — «антинародным». Однако применительно к вопросам войны и безопасности «народное» означает не хорошее и не плохое. В «народной» войне могут участвовать и авантюристы, и заведомые экстремисты. Отличие этих «воителей» в том, что они не носят погон, не призываются на службу государством, а делают свой выбор, опираясь либо на набор определенных ценностей (исламизм, этнический национализм, социализм или нацизм), либо на определенные жизненные обстоятельства (невозможность реализации своего потенциала, мотив личной мести). Это — не солдаты в прямом смысле этого слова. Не зря Месснер называет террористических «солдат» «криптоармией». � направляет эту «криптоармию» не государство или группа государств, а сетевые структуры или группы, которые могут даже не иметь друг с другом постоянных связей. � их цель — не столько чиновник или государство, сколько общество. Служилый человек вовлечен в борьбу, он заранее мирится с ее логикой (согласно которой гибель от рук противников государства входит в «пакет»). Его смерть не вызывает массовых фрустраций и в меньшей степени приводит к массовому страху. Гибель мирных граждан в столичной подземке, пятигорской электричке, развлекательно-концертном комплексе и особенно в средней школе шокируют, вызывают ненависть, фобии, подозрительность, и в конечном итоге фрустрацию. Обществом же, подверженным фрустрации, гораздо легче манипулировать.
В «мятеже-войне» нет линий фронтов (самих фронтов также нет), границы между врагом и другом размыты. В таких войнах вчерашний террорист может раскаяться и стать проводником государственной политики, а коррумпированный чиновник своими действиями может подталкивать теракты, а также способствовать общей делегитимации власти (что выгодной террористам). «В прежних войнах важным почиталось завоевание территории. Впредь важнейшим будет почитаться завоевание душ во враждующем государстве», — констатирует Месснер.
Какие выводы могут быть сделаны из осознания тех особенностей, которые представляет современный терроризм для общества и государства? Во-первых, необходимо четко осознать, что в «войне четвертого поколения» не может быть абсолютно безопасных точек. Предполагать в этой связи, что события на Кавказе — это исключительно региональные события было бы крайней наивностью (если не сказать глупостью). Таковой же глупостью стала бы и реализация планов по «особой юрисдикции», «особым законам» и «особым мерам». Во-вторых, стратегия противодействия терроризму и террористам должна быть более сложной и не столь удручающе однообразной. Сегодня не 1945 год, и для победы над боевиками не надо превращать Нальчик, Махачкалу или Назрань в Берлин. Зададимся вопросом, что было бы эффективнее, простая «ликвидация» или арест террориста с его последующим «раскаянием», сотрудничеством со следствием, публикацией покаянных мемуаров и моральной делегитимацией? Один такой процесс был бы полезнее, чем несколько «спецопераций». Он бы показал, что и брутальные «бойцы» могут давать слабину, а их помыслы обращены не только к вечным идеалам, и что ничто человеческое им не чуждо. В-третьих, антитеррористическая борьба не может сводиться только к силовым мероприятиям. Конечно, последние нельзя отменять, но первостепенной задачей должно стать «завоевание душ» (о чем писал Месснер). То есть необходимо достижение такого состояния, когда террористические атаки являются бессмысленными и не получают хотя бы минимума «народной поддержки».
Однако для этого надо отказаться от отождествления «мятежевойны» с банальным криминалом. Для победы над «криптоармиями» террористов надо знать их цели, моральные ценности, психологические козыри и «ахиллесовы пяты». �наче на данный объект будет просто невозможно воздействовать. Но сегодня помимо всех сложных рассуждений хотелось бы выразить слова соболезнования родным и близким погибших 29 марта 2010 года. Новых жертв «мятежевойны».
Сергей Маркедонов — политолог, кандидат исторических наук