ЗВЁЗДНО-ПОЛОСАТЫЙ ДЖИХАД
Сергей Маркедонов
КТО СТОИТ ЗА ТЕРАКТАМИ В МОСКВЕ И НА КАВКАЗЕ?
Очередной всплеск террористической активности вызвал новый вал публикаций и заявлений, пафос которых направлен на обличение зарубежных поджигателей террора. Подобная реакция проявляется не в первый раз.
Ранее мы уже слышали из уст чиновников и близких к власти политологов версии о грузинском, арабском, американском и даже израильском (!) следе в горах Кавказа. И даже о кооперации между Тбилиси и «Аль-Каидой». Однако нынешней весной намёки в сторону Запада, якобы оказывающего поддержку северокавказским исламистам, стали более явными.
Практически сразу после взрывов в московской подземке секретарь Совбеза РФ Николай Патрушев в интервью влиятельному изданию «Коммерсантъ» заявил: «Все версии нужно проверить. К примеру, есть Грузия и лидер этого государства Саакашвили, поведение которого непредсказуемо. К сожалению, ряд стран оказывает ему помощь, в том числе военную. Мы говорим, что это недопустимо. Он один раз уже развязал войну. Не исключено, что развяжет вновь. У нас была информация о том, что отдельные сотрудники грузинских спецслужб поддерживают контакты с террористическими организациями на российском Северном Кавказе». Заметим, что грузинское руководство у нас практически официально считают американской марионеткой. Следовательно, вывод напрашивается сам собой: «американка гадит»! В итоге жёсткие выпады против Запада (в особенности против США) приносят свои плоды. Социологические опросы фиксируют определённую тенденцию: население готово связывать террористические атаки с западным вмешательством в российские внутренние дела. В этой связи возникает настоятельная необходимость разобраться в том, что в данных представлениях является реальностью, а что — мифом. Для успешного противодействия терроризму задачей первостепенной важности является уяснение причин его возникновения, а также идейно-политического облика. Иначе перед обществом, борющимся с терроризмом, ставятся ложные задачи. Оно запутывается и лишается чётких ориентиров.
Спору нет, ситуация на российском Кавказе использовалась как внешнеполитический инструмент в «большой игре» на евразийском пространстве. Однако использовался он разными странами (и вненациональными группировками) по-разному, с различной интенсивностью, не синхронно (кто-то обращался к нему в начале 1990-х, а кто-то в начале нулевых). В любом случае никакого согласованного плана, составленного европейскими или арабскими мудрецами, по отрыву российской территории от РФ не существовало. По поводу оценок ситуации на Северном Кавказе расходились позиции даже ближайших союзников — США и Великобритании. И сегодня слишком уж разными были и остаются интересы тех, кто оказался вовлечён в эти события (равно как и различна степень вовлечённости). Для той же Турции проблема Кавказа будет иметь вовсе не то значение, что для Франции или Германии. Таким образом, считать, что кризис на Северном Кавказе в новейший период является плодом зарубежных происков — это почти то же самое, что искренне полагать, что Октябрь 1917-го — результат заговора мирового еврейства.
О Северном Кавказе как о серьёзной проблеме, влияющей на отношение к России, на Западе стали интенсивно говорить только после начала операции по «восстановлению конституционного порядка». В своих воспоминаниях первый президент России Борис Ельцин назвал проблему Чечни моментом истины во взаимоотношениях со странами Запада. Между тем в 1994—1996 годах официальные круги США и стран Европы сохраняли по отношению к российской политике в Чечне нейтралитет. Нейтралитет стал скорее благожелательным накануне президентских выборов 1996 года, поскольку западные лидеры отдавали предпочтение первому российскому президенту. В период первой чеченской кампании был только один неприятный инцидент — заявление бундесминистра обороны Фолькера Рюэ о превышении необходимой самообороны Москвой. Впрочем, этот инцидент был быстро урегулирован «другом Гельмутом». Накануне же избирательной кампании 1996 года тогдашний президент США Билл Клинтон даже публично сравнивал чеченскую сецессию с сецессией американской Конфедерации в 1860-е, таким образом, подтверждая право «друга Бориса» на силовые действия.
Заметим также, что Запад безболезненно проглотил нарушение Москвой ДОВСЕ (превышение «фланговых ограничений» на Кавказе). Другой вопрос, что официальная позиция стран Запада и общественное мнение американцев и европейцев не совпадали. Многие западные интеллектуалы (Андре Глюксманн, Збигнев Бжезинский) выступали с критикой российской политики в Чечне, создавали разного рода комитеты борьбы за мир на Кавказе. Жёстко критиковали Россию и ведущие западные СМИ. Всё это было. Не было только адекватного понимания у нас, что СМИ и НПО на Западе не являются приводными ремнями исполнительной власти, а премьер Её Величества перестал бы быть таковым уже на следующий день после того, как позвонил бы в суд по поводу экстрадиции Закаева или вызвал бы на ковёр экстравагантную Ванессу Рэдгрейв.
Таким образом, в первой половине 1990-х страны Запада на официальном уровне скорее поддерживали Москву в её политике на Кавказе. Исключением была разве что Британия, которая пыталась установить контакты с национал-сепаратистским движением. Но и здесь есть два нюанса. Во-первых, всё это не привело к признанию независимости Ичкерии, во-вторых, этот интерес прекратился после того, как на первые роли в кавказском антироссийском движении вышли исламисты. Тем самым Лондон чётко поставил красные линии: с национальным движением работать будем, с исламскими радикалами — нет.
В 1994—1996 годах большую тревогу российской дипломатии вызывала позиция Турецкой Республики (члена НАТО, а потому относимой нами к Западу). В 1995 году к власти в Турции пришло правительство во главе с Наджмётдином Эрбаканом, лидером Исламской партии спасения. Эрбакан и его соратники открыто симпатизировали чеченским сепаратистам. Несмотря на то что под давлением армии правительство Эрбакана вскоре ушло в отставку, в турецком обществе сохранились сильные прочеченские настроения. На территории Турции действовали организации диаспор северокавказских этносов, выступавших в поддержку сепаратистов. В 1996 году захват парома «Аврасия» был совершен на турецкой территории. Симпатии к сепаратистам продемонстрировал и ряд государств Центральной и Восточной Европы. Радиостанции сепаратистов действовали в Польше и Литве. Прочеченские позиции стран — бывших членов социалистического содружества объяснялись опасением возрождения имперской мощи России. Однако ни турецкие исламисты, ни восточноевропейские «общечеловеки» сами по себе никоим образом не могут быть отнесены ни к отцам — основателям чеченского сепаратизма или сегодняшнего исламизма, ни к его политическим покровителям. И без их поддержки данная проблема привела бы к сложному кризису, порождённому противоречивой историей инкорпорирования Кавказа в состав России.
Иная картина складывалась на международном уровне во время второй чеченской кампании. В 1999 году позиция США, Европы и международных организаций по отношению к России не была благожелательной. Во многом это можно объяснить серьёзными противоречиями между РФ и Западом по проблеме Косова. Во многом Чечня стала ответом Запада за нашу критику действий НАТО в Югославии. В своих мемуарах Борис Ельцин писал, что на сессии ОБСЕ в Стамбуле в декабре 1999 года «западные страны готовили крайне жёсткое заявление по Чечне». Сам первый российский президент в выступлении на саммите в Стамбуле заявил, что никто не вправе критиковать Россию за применение силы по отношению к сепаратистам. Лидеры США и стран Евросоюза использовали словосочетание «неадекватное применение силы» по отношению к российским действиям в Чечне. С наиболее жёстких позиций по отношению к российской политике выступали представители Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ). Жёсткую позицию по отношению к российской политике в Чечне заняла Турецкая Республика. В июле 2000 года министр Турции по связям с тюркоязычными республиками Абдулхаллюк Чей сравнил действия России на Кавказе с «действиями Гитлера против евреев». Впрочем, отказ Москвы от поддержки курдов (как это было в советское время) сделал позицию Анкары гораздо более конструктивной. Сыграл свою роль и экономический фактор — российские туристы и челноки, энергетические проекты. Однако фактор международного давления не оказал существенного влияния на позицию РФ в конце 1999 — начале 2000 года. После 11 сентября 2001 года и особенно после бесланской трагедии 2004 года Запад фактически смирился с инкорпорированием Чечни, как и со справедливостью многих жёстких действий нашей страны. При этом следует особо подчеркнуть, что никогда страны ЕС и США на официальном уровне не признавали Чеченскую Республику Ичкерия, а критика России базировалась на непременном признании её территориальной целостности. Таким образом, говорить о том, что Запад только и мечтал об отделении Чечни, было бы заведомым упрощенчеством.
Сегодня же, когда национал-сепаратистские устремления ушли на второй план, уступив место радикальному исламизму, антизападному по своей сути, США и ЕС готовы проявлять по отношению к Москве большую конструктивность. «Я выразил свои глубочайшие соболезнования народу России после ужасных смертей и ранений в результате взрывов в московском метро. Американцы едины с россиянами в противостоянии жестокому экстремизму и гнусным террористическим атакам, которые демонстрируют неуважение к человеческой жизни, мы осуждаем эти действия», — заявил президент США Барак Обама сразу же после взрывов 29 марта 2010 года в российской столице. Столь чёткого и определённого сигнала американские лидеры не отправляли уже давно. К этому подталкивает Вашингтон и общий интерес к сдерживанию афганской угрозы, и непростая ситуация с Ираном, и нежелание полного коллапса в стране, обладающей ядерным оружием. Конечно же, как и в предыдущий период, СМИ Запада неоднозначно трактовали последние события в Москве, Кизляре, Ингушетии. Однако в редакционных комментариях, посвящённых взрывам в столичном метро, можно было прочитать следующее: «Всё сложнее отличить джихадистов Кавказа от их собратьев по всему мусульманскому миру». Такую оценку событиям дало влиятельное издание Wall Street Journal.
Следовательно, демонизировать Запад не имеет смысла. Конечно, здесь не работают принципы геополитической благотворительности, альтруистов ни в США, ни в ЕС нет. Но надо понимать, что причины террористической деятельности, роста исламизма находятся не в Вашингтоне или в Брюсселе, они порождены сложной социально-политической динамикой кавказского региона. Разыгрывание же антиамериканской карты не принесёт нам ни побед над террористами, ни столь чаемого уважения в мире.