РОССИЯ И СОЮЗНИКИ: РАЗНАЯ ТРАКТОВКА ИСТОРИИ

РОССИЯ И СОЮЗНИКИ: РАЗНАЯ ТРАКТОВКА ИСТОРИИ

Причиной написания данной статьи стали мои наблюдения о том, как в странах коалиции, в которую входили США, Великобритания и Франция, 65-летие окончания Второй мировой войны отмечалось не так помпезно, как это делалось в России. Для того, чтобы понять причину того, почему не только в США, но и во всей цивилизованной Европе совсем по другому расставляются акценты в трактовке событий Второй мировой войны, в отличии от современной России, для этого нам надо сделать небольшой экскурс как в прошлое самой России, так и в совсем недавнюю историю взаимоотношений России со своими соседями и в первую очередь с союзниками по антигитлеровской коалиции.

В свое время российский император Петр Первый сказал: «Я должен вне государства гоняться за отважным неприятелем, а в государстве моем укрощать диких и упорных подданных». Вспоминая времена Советского Союза и то предпочтение, которое сталинская идеологическая машина отдавала этому русскому царю, нетрудно заметить многие схожести как в риторике, так и в действиях нынешних правителей России.
К изречениям создателя Российской империи все последующие правители во все времена относились весьма трепетно и принимали как неизменное и обязательное к выполнению указание. И.В.Сталин высоко ценил Петра Великого и сделал все возможное, чтобы эффективно претворять в жизнь установки создателя Российской империи. Более того, в советское время историки, писатели, кинематографисты, как, впрочем, все деятели культуры, прославляли петровские времена, продолжая наращивать несомненность авторитета Петра Романова. Действительно, Петру Великому удалось сделать очень многое для российской государственности. «Прорубил окно в Европу», видоизменил общество, создал сильный флот, провел действенные реформы в армии и т.д. Наконец создал империю.
Но даже не это последнее является главным достижением Петра Первого. Самым главным является то, что он сумел внедрить в большую часть русского народа как своего времени, так и последующих поколений, вечную и незыблемую национальную идею. Идею неизменности созданной им империи. Идею величия России только через наличие империи. Он создал империю — и создал Санкт-Петербург — колыбель его империи и завещал последующим поколениям не забывать о своем величии в имперском обличии. Один из главных пороков большевистского режима и принципов, на которых был создан «великий и могучий» Советский Союз, мы сами видели: октябрь 1917 года не только не принес разрыва в цепи глубоко укоренившихся имперских традиций российской истории, но и еще больше усугубил ее давление на все государственные институты через самые консервативные звенья общественного сознания, связанные с великодержавными амбициями и высокомерными представлениями об особом историческом предназначении России.

Расстрел царской семьи, красный террор, устроенный большевиками против своих идеологических противников и их родственников, гражданская война, раскулачивание, принудительное переселение народов, Голодомор, репрессии 30-х годов — это и многое другое по сегодняшний день не стали предметом тщательного изучения внутри самой России, потому и происходит, на мой взгляд, такой большой разрыв в оценках произошедших потом исторических событий между Западом и Россией.А если добавить к этому предвоенный пакт Молотова-Риббентропа и последовавший затем передел Европы и расстрел поляков в Катыни, и советско-финскую войну, в результате которой Советский Союз был исключен из Лиги Наций за развязывание войны 14 декабря 1939 года, то получится довольно понятная картина противоречий между будущими союзниками. Достаточно напомнить, что за советское вторжение в Финляндию, на СССР было наложено «моральное эмбарго» — запрет на поставку авиационных технологий со стороны США, что негативно сказалось на развитии советской авиационной промышленности, традиционно использовавшей американские моторы.

Очень важным в этой связи является оценка, которую дал Уинстон Черчилль, характеризуя состояние дел в СССР накануне Второй мировой войны и той внешней политике, которую вел Сталин. «Война — это по преимуществу список ошибок, но история вряд ли знает ошибку, равную той, которую допустили Сталин и коммунистические вожди, когда они отбросили все возможности на Балканах и лениво выжидали надвигавшегося на Россию страшного нападения или были неспособны понять, что их ждет. До тех пор мы их считали расчетливыми эгоистами. В этот период они оказались к тому же простаками. Сила, масса, мужество и выносливость матушки-России еще должны были быть брошены на весы. Но если брать за критерий стратегию, политику, дальновидность и компетентность, то Сталин и его комиссары показали себя в тот момент Второй мировой войны полностью растяпами». Нельзя не согласиться и с той оценкой, которую дал в своих послевоенных мемуарах Черчилль поставкам из СССР в Германию стратегического сырья и вооружения после ратификации «Пакта Риббентропа-Молотова» и ряда хозяйственных договоров в 1939-1941 гг. Он писал, что советское правительство проявило «полное безразличие к участи западных держав, хотя это означало уничтожение того самого "второго фронта", открытия которого суждено было вскоре требовать».Черчилль очень часто рассматривал действия Сталина как политику запугивания западных союзников. С окончанием войны он писал Энтони Идену: «Русскую угрозу я считаю огромной...».

Вышеизложенное, даже в такой краткой форме, говорит о том, что противоречия между союзниками по антигитлеровской коалиции были как идеологическими, так и стратегическими. Я не буду в этой статье подробно останавливаться на том, как долго шли переговоры по поводу открытия второго фронта, как наперегонки соревновались эти же союзники в штурме Берлина и о многих других противоречиях и скрытой борьбе двух антогонистических систем.Для этого каждая из вышеизложенных тем требует отдельной и подробной аналитической статьи. Постараемся просто проследить за хронологией взаимоотношений стран антигитлеровской коалиции после падения нацистской Германии.

Международная обстановка после Второй мировой войны была запутана и неопределенна. Формально антигитлеровская коалиция сохраняла своё существование. На практике же обнаруживались все более углублявшиеся противоречия между СССР и его западными партнёрами. Сталин претендовал на первенствующую роль, постоянно подчёркивая, что как главный победитель фашизма и главный потерпевший от него СССР имеет больше прав в решении вопросов послевоенного устройства, особенно в Европе и Азии . Шло активное расширение коммунистического влияния в подконтрольных СССР странах, а также рост влияния коммунистов в Западной Европе. В Польше и Греции шла гражданская война между коммунистами и антикоммунистическими силами. Наконец, Сталин предъявлял территориальные претензии к соседним странам: требовал у Турции Карсской области и военной базы в проливах, (в марте 1946 г., когда Черчилль произносил свою речь, азербайджанский кризис достиг высшего накала, и президент Трумен даже грозился применить против СССР атомное оружие. Был даже подготовлен план «Boiler» атаки на 22 крупнейших города Советского Союза, если Сталин не выведет войска).

В то же время на Западе в широких массах, а также в либеральных и социалистически настроенных кругах сохранялась уверенность, что дружественные и союзнические отношения с СССР, сложившиеся во время войны, можно будет сохранять и дальше. Претензии СССР в этих кругах рассматривали как законную заботу о собственной безопасности, а также необходимость компенсации за страдания и жертвы, понесенные советскими людьми во время войны.

Черчилль, изначально бывший последовательным антикоммунистом, относился к этим тенденциям с большим недовольством. Он понимал, что Великобритания, бывшая до войны главной европейской державой, больше таковой не является. Терять такой статус ему очень не хотелось. Страны Западной Европы, разорённые войной и сами находящиеся под сильным коммунистическим влиянием, не смогут эффективно противостоять экспансии СССР. Остановить Советский Союз могли только США, наименее пострадавшие от войны и обладавшие в то время монополией на атомное оружие. Неспроста свою первую внешнеполитическую речь в качестве лидера оппозиции в ноябре 1945 г. Черчилль посвятил «важным проблемам наших отношений с Соединенными Штатами». Эта речь вошла в историю как Фултонская речь Черчиля, т.к. она была произнесена в США, в г.Фултон, штат Миссури 5 марта 1946 года в Вестмистерском колледже. Этот день по существу считается началом холодной войны между союзниками. И если мы на самом деле хотим сегодня понять истоки такого разного подхода союзников к победе над Гитлером, то для этого надо внимательно прочитать основные тезисы той знаменитой речи Черчилля.

В начале Фултонской речи Черчилль констатировал, что отныне «Соединенные Штаты находятся на вершине мировой силы». «Это — торжественный момент американской демократии», но и крайне ответственное положение. Противостоят им два главных врага — «война и тирания». Объединённые Нации не смогли защитить мир, и поэтому было бы «преступным безумием» поделиться с ними секретом ядерной бомбы, которой пока владеют США, Англия и Канада. Чтобы стать реальным гарантом мира, Объединённые Нации должны иметь собственные вооруженные силы — в первую очередь, воздушные — сформированные на международной основе. «Я, — сказал Черчилль, — хотел видеть эту идею реализованной после Первой мировой войны и считаю, что это нужно осуществить немедленно». Далее Черчиль сказал:
«Мы не можем закрыть глаза на то, что свободы, которые имеют граждане в США, в Британской империи, не существуют в значительном числе стран, некоторые из которых очень сильны. В этих странах контроль над простыми людьми навязан сверху через разного рода полицейские правительства до такой степени, что это противоречит всем принципам демократии. Единственным инструментом, способным в данный исторический момент предотвратить войну и оказать сопротивление тирании является «братская ассоциация англоговорящих народов. Это означает специальные отношения между Британским содружеством и Империей и Соединенными Штатами Америки».

Во второй части речи Черчилль перешёл к анализу ситуации в Европе и Азии. Он открыто назвал Советский Союз причиной «международных трудностей»:
«Тень упала на сцену, ещё недавно освещенную победой Альянса. Никто не знает, что Советская Россия и её международная коммунистическая организация намерены делать в ближайшем будущем и есть ли какие-то границы их экспансии. Я очень уважаю и восхищаюсь доблестными русскими людьми и моим военным товарищем маршалом Сталиным… Мы понимаем, что России нужно обезопасить свои западные границы и ликвидировать все возможности германской агрессии. Мы приглашаем Россию с полным правом занять место среди ведущих наций мира. Более того, мы приветствуем или приветствовали бы постоянные, частые, растущие контакты между русскими людьми и нашими людьми на обеих сторонах Атлантики. Тем не менее моя обязанность, и я уверен, что и вы этого хотите, изложить факты так, как я их вижу сам».
Как Черчилль видел эти факты, он изложил в основном параграфе речи:
От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике, через весь континент, был опущен «железный занавес». За этой линией располагаются все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы: Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София, все эти знаменитые города с населением вокруг них находятся в том, что я должен назвать советской сферой, и все они, в той или иной форме, объекты не только советского влияния, но и очень высокого, а в некоторых случаях и растущего контроля со стороны Москвы… Коммунистические партии, которые были очень маленькими во всех этих восточноевропейских государствах, были выращены до положения и силы, значительно превосходящих их численность, и они стараются достичь во всем тоталитарного контроля.

Опасность коммунизма, заявил Черчилль, растет везде, «за исключением Британского содружества и Соединенных Штатов, где коммунизм еще в младенчестве». Он сказал, что «в большом числе стран, далеких от границ России, во всем мире созданы коммунистические пятые колонны, которые работают в полном единстве и абсолютном послушании в выполнении директив, получаемых из коммунистического центра».

Вспоминая конец Первой мировой войны, Черчилль напомнил, что в те дни были уверенность и большие надежды, что время войн навсегда прошло. Но сейчас он не чувствует такой уверенности и таких надежд. Однако, сказал Черчилль, «я отвергаю идею, что новая война неотвратима… Я не верю, что Советская Россия жаждет войны. Она жаждет плодов войны и неограниченного расширения своей власти и идеологии». И далее: «Из того, что я видел во время войны в наших русских друзьях и соратниках, я заключаю, что ничем они не восхищаются больше, чем силой, и ничего они не уважают меньше, чем слабость, особенно военную слабость. Поэтому старая доктрина баланса сил ныне неосновательна».

Во всей своей речи, написанной и прочитанной с присущим Черчиллю блеском, он активно применял запоминающиеся образы и емкие выражения — «железный занавес» и его «тень, опустившаяся на континент», «пятые колонны» и «полицейские государства», «полное послушание» и «безусловное расширение власти» и т. д. Начиная с конца 30-х годов такие эпитеты употреблялись политиками во всем мире лишь в отношении одного государства — фашистской Германии. Используя этот язык теперь в отношении СССР, Черчилль умело переключал негативные эмоции американского общества на нового противника.

В СССР текст речи не переводился полностью, но был подробно пересказан в сообщении ТАСС от 11 марта 1946 года. А уже 14 марта И.В. Сталин в интервью «Правде» поставил Черчилля в один ряд с Гитлером и заявил, что в своей речи тот призвал Запад к войне с СССР, а также обвинил его в расизме. Сталин сказал: «Следует отметить, что господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы как единственно полноценная нация должны господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит господина Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные должны господствовать над остальными нациями мира».

Возвращаясь сегодня к событиям 65-летней давности и глядя на то, как по разному и экономически и политически живут бывшие союзники, начинаешь понимать всю прозорливость Черчиля в оценке тоталитарных режимов, к каковым он относил и режим Сталина и режим Гитлера. И совсем не удивительно то, как по разному продолжают относиться в этих странах к недавней истории. Это и Катынь, на долгие годы разделившая Польшу и Россию, это и все те в республиках бывшего Союза, кто с оружием в руках боролся против советской власти — мусаватисты в Азербайджане, дашнаки в Армении, эсеры в Грузии, басмачи в Средней Азии, лесные братья, бандеровцы и многие другие. И главный тут вопрос — это вопрос в оценке их деятельности. Если вы за советскую власть, то тогда это все бандиты, если против, то они все герои. И пока в России не произойдет этого болезненного переосмысления своей недавней истории и покаяния перед миллионами загубленных жизней в застенках сталинских лагерей , со всем ее кровавым наполнением, эта огромная страна с ее величайшей культурой, страна Пушкина и Чайковского, Толстого и Достоевского еще не скоро станет понимаема цивилизованным миром. А примером такого покаяния может стать та же поверженная Германия, которая после Нюрнбергского трибунала покаялась за зло, причиненное Гитлером человечеству, и сегодня является флагманом Европы в вопросах демократии. А чтобы ответить на вопрос: где находится сегодня Россия — победитель и правопреемник СССР, долго думать не приходиться. Для этого достаточно посмотреть отчеты международных организаций в вопросах свободных выборов, свободной прессы, прав человека, коррупции и многих других основ демократического общества. И ответ, я уверен, находится в элементарной плоскости понимания того, что пока в России не произойдет такого же Нюрнбергского процесса по сталинскому режиму, ждать понимания между Европой и Россией в скором времени не стоит. И то, что сегодня вокруг России фактически нет дружественных стран, — результат не каких-то внешних заговоров, а, в первую очередь, собственной близорукой, агрессивной и несбалансированной политики. Именно это должно особенно беспокоить россиян, ибо любой кризис закладывает на годы вперед алгоритм отношений между народами. И никакой суд истории не вернет погибших, не оплатит счета как за искалеченные жизни миллионов во Второй мировой войне, так и тысяч людей, погибших сегодня на Северном Кавказе, не залечит ран, нанесенных взаимной ненавистью, поощряемой безответственной политикой сегодняшних кремлевских почитателей политики Сталина.