ЮБИЛЕЙ «ДЕДУШКИ»

ЮБИЛЕЙ «ДЕДУШКИ»

Сергей МАРКЕДОНОВ — политолог, кандидат исторических наук

15 июня 2010 года в Махачкале отмечали 80-летний юбилей Магомедали Магомедова. Северный Кавказ трудно удивить юбилеями и почестями, оказываемыми людям в возрасте. Однако восьмидесятилетний юбилей «дедушки» (как почтительно называют в самой крупной северокавказской республике этого политика и управленца) — серьезный повод для разговора о той системе власти, которая была им создана, и которая при всех поправках на сегодняшний день продолжает существовать и оказывать влияние на Дагестан.

Карьера Магомедова до распада Советского Союза мало чем отличалась от жизненного пути типичного представителя партийно-советской номенклатуры автономной республики. Выходец из сельской местности (Левашинский район Дагестана) из семьи, как тогда было принято говорить, «горских тружеников», Магомедов начал свою карьеру с «народного образования» (очень престижная социальная функция особенно в послевоенном Дагестане). Затем работа в сфере сельского хозяйства, которая в конце концов приводит его на партийную стезю. Магомедов в 1975 году занимает пост заведующего профильным отделом в Дагестанском обкоме КПСС. Пройдя многие должности в партийном и административном (Совмин автономии) аппарате, Магомедов в августе 1987 года становится Председателем Президиума Верховного Совета. В автономиях эту должность считали «предпенсионной». Однако задувшие «ветры перемен» отложили пенсию Магомедова на долгие годы. Фактически и сегодня 80-летний ветеран де-факто не является пенсионером. Будучи отцом второго президента Дагестана Магомедсалама Магомедова, он и сегодня, как говорили в старые добрые времена «в строю». Его роль в принятии кадровых и управленческих решений трудно недооценивать, хотя внешне «дедушка» и пытается держаться скромно.

После того, как партийная вертикаль к началу 1990-х гг. вытесняется вертикалью советской, роль Магомедова в политических процессах в Дагестане неизмеримо вырастает. Теперь он занимает не церемониальную должность, а важную управленческую позицию. В 1990 году он становится Председателем Верховного Совета Дагестана и народным депутатом РСФСР. С этого момента и в течение последующих 16 лет Магомедов находится на дагестанском Олимпе. На его долю пришлись распад Советского Союза и «парад суверенитетов» в российских автономиях. Он руководил Дагестаном во время двух чеченских военных кампаний. Собственно говоря, вторая кампания и началась с рейда Шамиля Басаева и Хаттаба в Дагестан в августе 1999 года. За год с небольшим до до этого, в мае 1998 года в Махачкале противники республиканской власти захватили здание правительства Госсовета республики. В значительной степени личное вмешательство Магомедова, прервавшего свою московскую командировку, спасло ситуацию тогда.

Впрочем, режима «ручного управления» (о котором мы еще поговорим отдельно) не хватало для решения других проблем за пределами республиканской столицы. 15 августа 1998 года жители селений Карамахи, Чабанмахи, Кадар Буйнакского района (т.н. «Кадарская зона») заявили об отказе подчиняться официальным властям Дагестана и о создании «Отдельной исламской территории». На «территории» произошла ликвидация официальной власти, выдворение силовых структур, введение шариатского судопроизводства и вооруженных постов по защите «суверенитета» Кадарской зоны. По своей сути «Отдельная исламская территория» стала вторым после Ичкерии непризнанным государством на постсоветском Северном Кавказе. И за ее появление (как и за достойный выход из кризиса в Махачкале) «дедушка» также несет свою долю ответственности.

На период правления Магомедова пришелся и процесс «исламского возрождения» в крупнейшей северокавказской республике. Если в 1983 г. в республике насчитывалось 27 мечетей, то к 2001 году их было уже 1595. За период в неполных двадцать лет число мусульманских мечетей увеличилось в 59 раз. В начале XXI в. в республике насчитывалось 422 религиозных учебных заведения, в том числе 17 исламских институтов и 44 их филиала с общим количеством обучающихся порядка 14 тыс. чел. Только в Махачкале в 2000-е гг. насчитывалось 57 мечетей, 16 суфийский братств, 800 зияратов (святых мест). В республике именно при Магомедове стало выходить большое количество изданий религиозного характера. В условиях провозглашенной политической свободы в Дагестане стали действовать исламские фонды, общественные объединения и движения религиозной направленности. Процесс «исламского бума» в Дагестане не прошел мимо светских образовательных учреждений, СМИ, общественных объединений. На факультете иностранных языков Дагестанского госпедуниверситета было открыто специальное отделение по изучению арабского языка. На базе исторического факультета республиканского университета было создано отделение востоковедения, а с 2002 г. был открыт факультет востоковедения. Республика стала исламским центром для всего Северного Кавказа и одним из мощных религиозных центров для мусульман всего постсоветского пространства. В начале 1990-х гг. исчезло такое препятствие для реализации прав верующих, как совершение хаджа к святым местам и получение религиозного образования за рубежом. За один 1998 год 14 тыс. жителей Дагестана совершили паломничество в Мекку и Медину. В среднем же 12 тыс. человек в год совершали поездки в Аравию в 1990-е гг. В 1996 году исламское образование за границей получили 1230 юношей из Дагестана. Процесс религиозного «возрождения» в Дагестане получил и существенную поддержку со стороны государственного бюджета. Принятый в республике закон «О защите личной и общественной нравственности» предусматривает создание экспертных комиссий с участием религиозных авторитетов для оказания идеологического влияния на массовые общественные мероприятия. Однако этот процесс принес и новые конфликтные узлы в жизнь Дагестана. Сторонники суфийского ислама и т.н. «обновленцы» (неофициальные мусульмане и исламисты радикалы) оказались по разные стороны в своем понимании религии.
Именно Магомедов стал создателем дагестанского «коллективного президента» Государственного совета, состоявшего в 1994-2006 гг. из представителей 14 основных этнических групп Дагестана. Впрочем, таковым он был лишь номинально, поскольку сам же «дедушка» исправил республиканскую Конституцию 1994 года (статья 93) запрещавшую представителю одной этнической общности занимать пост главы Госсовета два срока подряд. Магомедов же инициировал поправки в Основной закон Дагестана, позволившие ему пролонгировать свое пребывание у власти. При этом Председатель Госсовета не пошел по пути узурпации власти, оставаясь успешным посредником в отношениях между различными этническими группами и эффективным защитником и лоббистом республиканских интересов на федеральном уровне.

С позиций сегодняшнего дня трудно дать однозначную оценку деятельности Магомедова на посту председателя Верховного совета и Госсовета Дагестана. С одной стороны, по справедливому замечанию политолога Энвера Кисриева, «Магомедов всегда был очень искусным дипломатом, классным политиком на внутридагестанской политической сцене. Он всегда находил позицию, которая устраивала большинство этносов». Свою деятельность Магомедов начал в период «парада суверенитетов» и «бунтующей этничности». В том же Дагестане в начале 1990-х годов прошло несколько серьезных этнических конфликтов: «ауховский узел» (конфликт между чеченцами-аккинцами с одной стороны и аварцами и лакцами с другой), лакско-кумыкский, аварско-кумыкский конфликты, конфликты на Севере Дагестана между русскими и ногайцами, с одной стороны, и представителями дагестанских горских народов (аварцы, лакцы), с другой, проблема «лезгинского ирредентизма» (лезгинский этнический ареал разделен между Югом Дагестана и Азербайджаном). Магомедову в условиях аутизма федерального центра пришлось выходить и на международный уровень, занимаясь проблемами «разделенных народов» (лезгин, аварцев). «Аварский вопрос» возникал во взаимоотношениях с Азербайджаном и Грузией. Тот же Госсовет стал удобной формой политической адаптации республики в переходный период.

С другой стороны, политическая система, базировавшаяся на «ручном режиме» и процедурах неформального согласования, привела к тому, что многие вопросы годами системно не решались (решались лишь интересы элитных групп). В республике же, перегруженной многоплановыми конфликтными полями (этническое, конфессиональное, клановое и прочее) такой «теневой подход» способствовал выдавливанию проблем из публичной сферы в подполье. Примером такого подхода является религиозная политика Магомедова. Именно «исламское возрождение» оказалось для «дедушки» непосильной проблемой.
В начале 1990-х годов ислам рассматривался как интегрирующая сила, которая сможет стать «стягивающим обручем» в этнически мозаичном Дагестане. Однако превращение ислама в фактор стабилизации и объединения не произошло. В процессе «возрождения» ислама в Дагестане обозначились фундаментальные противоречия между тарикатистами (суфиями) и так называемыми «ваххабитами» (салафитами). По мнению востоковеда Дмитрия Макарова, «ваххабизм и тарикатизм находятся в различном положении относительно существующего в Дагестане социально-политического порядка, основанного на традиционных клановых связях. Тарикатский ислам структурно вписан в систему этих связей… Отвергая суфизм, ваххабизм отвергает и санкционированный им социальный порядок». Однако вместо грамотной медиации (которую Магомедов применял в решении этнических проблем) по отношению к «иным» мусульманам была избрана тактика жесткого противоборства, когда в радикалы записывались не только террористы и экстремисты, но и сторонники неофициального (не связанного с суфиями) ислама. В итоге произошла стремительная радикализация процесса «исламского возрождения». После подавления очагов сопротивления в Кадарской зоне (оправданного с военной и политической точки зрения к августу 1999 года) из этой истории не было вынесено соответствующих уроков. Наряду с правильными ударами по экстремистам, настроенным антироссийски, не было выработано программы диалога и реабилитации по отношению к тем, кто не рассматривал себя в качестве мусульманских оппозиционеров, но лояльных по отношению к России и ее власти.

Другим последствием «ручного режима» стал стремительный рост коррупции. Нарисованная в известном романе Юлии Латыниной «Ниязбек» утопическая республика «Северная Авария-Дарго», в которой легко угадывался Дагестан, давала лучше любой аналитической записки образное представление о масштабах коррупции и приватизации власти в самой крупной северокавказской республике.

Однако издержки «системы Магомедова» не могут быть рассматриваемы вне общероссийского контекста. Полагаясь на позиции и ресурсы региональных элит и не желая глубоко вникать в местную проблематику, Кремль сам создал такую сложнейшую проблему, как республиканский политический и правовой партикуляризм. Откупаясь трансфертами от необходимости системных трансформаций на Северном Кавказе, центр привел к тому, что региональные элиты стали вести политические дела так, как им кажется удобно и комфортно. А потому махачкалинский юбиляр все обоснованные и справедливые претензии, которые могут быть предъявлены к нему, может частично переадресовать на более высокий уровень.