ЛИТЕРАТУРНАЯ СТРАНИЦА
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
Борис Юдин – поэт и прозаик. Родился и жил в Латвии. С 1995 года живет в США. Проза и стихи публиковались в журналах и альманахах: «Крещатик», «Зарубежные записки», «Побережье», «Слово/Word», «Встречи», «LiteraruS», «Дети Ра», «Зинзивер», «Иные берега», «Северная Аврора» и многих других изданиях. Автор книг – «Убить Ботаника», «Дилетант», «Так говорил Никодимыч», «Город, который сошёл с ума», «Формула стиха».
Семён КАМИНСКИЙ, newpoza@gmail.com
______________________
Борис Юдин
НАБРОСКИ
* * *
Лежит роса на местных древесах.
Гусь на пролёте радостно гогочет.
Сосед с утра выгуливает пса,
Держа в руке пакетик и совочек.
Пострижена газонная трава.
Пёс молчалив, вальяжен и ухожен.
Он понимает все свои права
И знает о правах гусей и кошек.
А мне бы без ошейника – стремглав!
Но от пустых желаний мало проку,
Хоть у меня ничуть не меньше прав.
Но, думаю, не больше, чем у дога.
Ну что ж? Прочту «Другие берега»,
Перетасую старых карт колоду.
Свобода правил, догм и поводка
Скучна.
Но это всё-таки, свобода.
* * *
Лёгкость рук и откровенность взглядов,
Рюмок запотевшее стекло,
Сладость губ и горечь шоколада
Да ликёра липкое тепло,
Облаков свинцовые белила,
Воробьиный щебет по утрам...
Господи! Когда всё это было?
Кажется, ещё позавчера.
ЛЬВОВСКИЙ ЭТЮД
Старинный город. Лето. Тень от клёнов.
А в нише дома, как шахтёр в клети,
Раскрашенная статуя Мадонны
Стоит, бессильно руки опустив.
Туристы. Гид. Старуха нянчит внука.
Душа бессмертной будет. А пока
Скулит тихонько в подворотне сука
О том, что дворник утопил щенка.
ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ
Слава Богу, что жара ушла
И насквозь промокли сизари.
Лужи, как расплющенный дуршлаг,
Только вместо дырок – пузыри.
Непривычно улица пуста:
Нет ни суеты, ни перебранки.
И на мокрой голове дрозда
Хохолок обкуренного панка.
* * *
Вот и лето под горку катится,
И деревья многоузорны.
Если лиственные, то в платьицах,
Если хвойные – в униформе.
На припёке уже не согреться.
Слякоть. Ветра глухие аккорды.
Неизбежность лежит под сердцем,
Как у школьницы перед абортом.
* * *
Сенокосный настой в копны лёг на покой.
На заборе хлопочет сорока.
Осень пахнет туманом и чёрной рекой,
И дымком горьковатым немного.
Ветер зол и колюч. Значит, двери – на ключ
И утеху найти в алкоголе.
Как налиты дождями подбрюшья у туч!
Пальцем ткни – и прольются на поле.
Печь поленья сожрёт, запоёт старый кот.
Будет сладко, тревожно и тяжко
Знать, что завтра пройдёт почтальон у ворот
И помашет линялой фуражкой.
* * *
Ночь не спеша уплывает
В облачное нутро.
Ангелы, что не летают,
Ездят на службу в метро.
В уличном страшном ралли
Сгинули, потускнев,
Синие дальние-дали,
Радость полётов во сне.
Вечером – вонь пивнушки,
Влажная плоскость стола
Да «жигулёвского» кружка
В грязной культяпке крыла.
На облысевшем газоне –
Острые капли дождя.
И у бомжа на ладони
Язва, как след от гвоздя.
ОСЕННИЙ ЭТЮДИК
На лугах стога спокойно дремлют,
Даль лежит прохладна и чиста,
И, алея, падает на землю
Звёздочка кленового листа.
Утреник прихватывает лужи,
Хрустка грязь просёлочных дорог,
И упорно в сером небе кружит
Очень одинокий соколок.
* * *
Воспоминаний клейстер,
Как потная ладонь.
В них жизнь была шталмейстер,
А я манежный конь.
Галопом да карьером
В дорогу по весне,
В ожоги шамберьера
На взмыленной спине.
И глаз косил упруго
На прелести подруг.
И всё-таки – по кругу,
И всё-таки – на круг.
Но время было зыбко,
А круг манежа мал,
И рот сверкал улыбкой,
Похожей на оскал.
СНЕГОПАД
Замело наполовину
Город снежной пеной.
Озверевшие машины,
Словно тромбы в венах.
В лисий мех упрятав ушки,
И в сапожках замшевых
Чей-то ангел, поскользнувшись,
Превратился в падшего.
* * *
А это всё рефракция
а это всё рефлексия
деревьев ржавых грация
и ветра эпилепсия
а это всё и в частности
в попытках обобщения
предчувствие безгласности
и цветоощущения
а это всё и прочее –
сентябрь и так далее
чужих следов отточия
сырых дорог фекалии
и радио баюкает
и запахи овчинные
и капает и капает и хлюпает
и сны на редкость длинные.
* * *
Вянут георгины в палисадах,
Реки, как литое серебро.
Ночи в сентябре полны прохлады
И нежны, как девичье бедро.
Ляжет вечер тишиной на плечи.
Перед тем как отойти ко сну
Покурю немного на крылечке,
Вслушиваясь в эту тишину.
Грустно прокричит ночная птица,
Хлопнет по воде хвостом сазан.
А под утро женщина приснится
И уйдёт через окно в туман.
ЗИМНЕ-ДЕПРЕССИВНОЕ
Ничего, мой друг уже не станется,
Ничего не сбудется, пока
Замерзают на платформах станций
Очень кучевые облака.
Дни идут ни шатко и ни валко.
Не поймёшь – вперёд или назад.
И рыдает за столом гадалка,
Посмотрев на карточный расклад.
КАРМИЧЕСКОЕ
Хотелось резать ветер взмахом крыл,
Но жизнь сложилась так, а не иначе.
Когда сурово спросят: « Как ты жил?»,
Признаюсь, что порядочно свинячил.
И вот, иные правила игры
И прошлое навеки позабыто,
Чтоб безмятежно я копил жиры,
Похрюкивая около корыта.
Когда морозом схватит ручейки
И лёгкий снег собой прикроет сушу,
Меня сожрут хмельные мужики
И отрыгнут мою живую душу.
Она качнётся над столом, дыша
Сивухой, салом и недобрым словом,
И станет мудрым взглядом малыша,
Чтобы опять всё заново и снова.
* * *
Пили водку в теплушках солдаты
И Победу везли на восток.
Только мать всё боялась Блокады,
Недоеденный пряча кусок.
Этот страх и во мне шевелится.
Открывая окно в белый свет
Хлеб крошу я прожорливым птицам,
Чтобы выжил в Блокаду мой дед.
* * *
Если строить воздушные замки
И не спать от зари до зари,
Временные ломаются рамки
И бессильны календари.
Чтобы снам суждено было сбыться,
Чтоб писались стихи, чтоб потом
На два дня безнадёжно влюбиться
В манекен за витринным стеклом.
* * *
Окунусь в туманы и взгрустну:
Тяжки росы. Пахнет самосадом.
Хорошо б из осени – в весну,
Миновав мороз и снегопады.
Чтоб скрипел зубами ледоход,
Чтобы травы поднимались пышно.
На черта мне нужен Новый год,
Если в старом ничего не вышло?
Пусть бормочет о любви глухарь,
Правят свадьбы жирные налимы.
На черта мне нужен календарь,
Если ночь и день неразделимы?
Зеркала знакомое лицо
Лжёт и притворяется безгрешным.
День встаёт прохладен и свинцов,
И весна, как старость, неизбежна.
* * *
Сад. Столик. Патина кувшина.
Шмели в соцветьях конопли.
Тяжёлый орден георгина
И яблок яростный налив.
И бабочки над медуницей,
Под рясой сизой ряски – пруд,
И плачем незнакомой птицы –
Девичья песня ввечеру.
Между страниц засохший лютик,
Дождей весёлая вода...
И всё это когда-то будет.
Не может быть, чтоб – в никуда.
* * *
А мне давно уже не снится
Грачиных стай прощальный хор.
А снится запах медуницы
И земляничный косогор.
И я поверю, может статься,
В то, что безумствует сирень
На улочках забытых станций
И отдалённых деревень.
Там, где зимою тяжки снеги,
Где на лугах – тела стогов,
И плещутся молочны реки
Среди кисельных берегов.
Опушки тонут в иван-чае,
Канючит в облаке канюк.
И наплевать, что где-то стаи
Привычно тянутся на юг.
НЬЮ – ЙОРКСКИЙ ЭТЮД
Лежат машины на асфальте
Цветною лентой. Тишина.
Кишок Нью-Йоркских перистальтика
В который раз затруднена.
И подчиняясь воле Божьей
Спит с ниточкой слюны у рта
На тротуаре чёрный бомжик –
Лицо распятого Христа.
* * *
Чист небосвод, сочнее светотени,
Стройнее угловатых яблонь стать,
И на ветвях такое белопенье,
Что хочется скворцом защебетать.
Как хорошо болтать о всяком вздоре,
Смеяться, петь, смотреть девицам вслед.
И кажется, что нет ни бед, ни хворей,
И верится, что смерти больше нет.