АНАТОМ�Я БЕЗУМНОЙ �ДЕ�

Edward TESTER, Ph. D.

�дея статьи А. Тарна «Правофашистники» (Обзор, 23 июля) — безумна.
Нет, я не вхожу в число оппонентов, которые, как предсказывает её автор, «плюнут — Тьфу!». Полемизировал частенько, но никогда до верблюжьего метода дискуссии не опускался. Безумие идею не порочит, скорее наоборот. Всякое новое слово в познании потому и ново, что противоречит устоявшемуся и кажется вначале безумным. Вопрос лишь в том, как принято считать в науке, достаточно ли новая идея безумна, чтобы быть ещё и правильной. На него и постараемся ответить.

�дея А. Тарна, как я её понял (если понял неверно, с радостью приму поправку), сводится к тому, что все права, устанавливаемые человеком, используются фашистами, гуманистами и прочими негодяями в видах очистки человечества от физически, расово или там классово неполноценного мусора — и в первую очередь, конечно же, от евреев, чтобы der Ubermensch смог, наконец, стать счастливым строителем и обитателем светлого будущего. Пора всё это отправить на свалку и признать существование одного-единственного «права на милость», которое вообще не обсуждаемо, поскольку оно не установлено человеком, а дано (в терминологии А. Тарна, «дадено») свыше.

Не подлежит сомнению, что в установлении и защите прав, как и во всяком виде деятельности человека, с избытком хватает откровенной демагогии, да и элементарного идиотства. Крепостная обязанность советских подданных работать, где прикажут, именовалась «правом на труд». Защитники «прав животных» на современном Западе не забывают подкрепиться омаром или бараньей отбивной. Но оценивать по этой накипи серьезное социоэкономическое явление — метод явно не научный.

Начнем с элементарного: откуда вообще берутся права? Среда существования живого существа — его биологическая ниша. Среда существования человека — экономика. Поскольку в одиночку не много сделаешь, экономика основана на функциональном разделении, кооперации и обмене, которые, в свою очередь, требуют установления и соблюдения определенных правил поведения. Всякое правило устанавливает какое-то право и какую-то обязанность. Никакой мистики.

Очевидно, право может устанавливаться только теми, и в пользу тех, кто имеет силу. �ли, в случае противоборства сил, как компромисс — но опять же между сильными. Слабые — ни правозащитой, ни каким-либо иным способом — изменить этого факта не могут. Правозащита — не в демагогическом, а в реальном социоэкономическом смысле — это барометр. Она показывает, что данная система правил перестала быть орудием экономического прогресса и стала его тормозом. Помогает тем самым становлению сил, способных эту систему сломать и установить другую — не обязательно лучшую или более справедливую. Лозунги — это одно, а законы экономики — это совсем другое. Французские просветители расчистили дорогу не «свободе, равенству и братству» — а капитализму, и то же сделали американские аболиционисты. Профсоюзы не превратили нищий пролетариат в обеспеченный средний класс, и суфражистки не добились равноправия женщин. То и другое сделали законы рынка, которому стал жизненно необходим массовый потребитель. Сегодня суфражисток вообще нет, а юнионы охватывают менее десяти процентов частной индустрии. Но они своё дело сделали: показали, что время перемен пришло. Можно многое сказать и в похвалу им, и в упрек, но нелепо их отвергать за то, что те или иные деятели, включая и нынешнего президента, используют их для приобретения политического и прочего капитала.

Ближе к нашей истории: Сталин подавлял свободу куда жестче, чем Брежнев, а настоящее диссидентское движение (не выдумки о «врагах народа») появилось именно при Брежневе. Страшились тирана? Но люди, сильные духом, готовые жизнь отдать за идею, всегда были и всегда будут. Причина, мне кажется, в ином. Если судить объективно, то Сталин способствовал прогрессу: поднял Россию от сохи до статуса ракетно-ядерной сверхдержавы. Цена была велика, но ведь рабство и феодализм тоже были ступенями прогресса — и тоже обошлись не дешево. � без колониализма невозможна была бы нынешняя глобализация. Абстрактная ясноглазая правозащита ни в одной из этих систем реальной почвы иметь не могла, пока они себя не израсходовали. В том числе и советская. Когда самодур Хрущев и слабоумный Брежнев довели её до стагнации, А. Д. Сахаров и его когорта правозащитников стали исторической неизбежностью. Барометр показал бурю, и крушение режима, как в своё время Римской империи или западного империализма, остановить было уже невозможно.

Мне кажется, что сказанного достаточно. Обвинять правозащиту в преступлениях фашизма — всё равно, что судить ядерную физику за Хиросиму. Правозащитное движение как социоэкономический феномен есть несомненное орудие прогресса человечества. Как несомненно и то, что не существует в природе прогрессивного явления, которое ретрограды не попытались бы очернить, а демагоги — использовать в своих интересах. Почему же правозащите быть исключением?

Не вижу оснований причислить к ним А. Тарна. Мне его место видится среди добросовестно заблуждающихся. Таких немало среди евреев, и заблуждения эти принимают всевозможные формы, от безобидных до уродливых. Безобидно и даже смешно, когда репортеры не в состоянии понять Эйнштейна нет, не автора теории относительности, а последователя учения Баруха Спинозы о боге-природе. �ли когда евреи в благополучной Америке изобрели для нас, беженцев, «инвалидов пятой группы», вздорную кличку: идише гоим. �ли когда сами эмигранты (а что? Не отставать же от Америки) требовали Мендельсона евреем не считать, а �льфа и Эренбурга переклассифицировать в «русские писатели». Уродливо, когда Сталину прощают истребление цвета еврейской интеллигенции за то, что он настоял на создании �зраиля. Сделал он это в противовес английскому влиянию на Ближнем Востоке и предал �зраиль при первой возможности — но как же, исполнил библейское пророчество.

Заблуждение А. Тарна — где-то посередине. «Права на милость» в природе просто не существует, это — терминологическая несовместимость. Право устанавливается законом и потому является обязательным и для тех, кто его установил, и для тех, кто ему подчиняется. �з этой теории выпадают два случая: абсолютизм; который и с собственными-то законами не считается, и анархия, которая законов вообще не имеет. Потому Наполеон и считал вторую начальной ступенькой к первому. Милость же — волевое действие сильною, никаким правилам или законам не подвластное. � если бы А. Тарн на этом поставил точку, то и реагировать было бы не на что.

Но «право милости» как дар свыше, как отрицание Человека и единственная «защита» еврейского народа и �зраиля от врагов — это уже серьезно. Гуманизм — не обязательно демагогия, и сила права — это тоже сила. Отвергнуть их — значит усилить врага. Не годится. Добро должно быть с кулаками.

Но поскольку А. Тарн подводит под свою позицию библейскую базу, придется на этой же базе и вести полемику. Не спорить, разумеется, о том, откуда эти тексты взялись, с неба или от людей: по определению, существование бога нельзя ни доказать, ни опровергнуть. А просто взять их как есть и вдуматься в них непредвзято. Бездумным их чтением пусть уж ешиботники занимаются, их в �зраиле триста тысяч.

Сотворение Адама «по образу и подобию» явно имеет в виду не внешнее сходство (кто сегодня верит в бородатого старика в простыне?). Человек может быть подобен богу только в смысле творческой одухотворенности. Это не моё прочтение. Всмотритесь в изображение этого эпизода на потолке Сикстинской капеллы: не мастерская бога-ваятеля, как следовало бы по букве («из праха»), а явная передача эстафеты. Бог своё дело сделал, теперь слово за человеком.

�ли изгнание из рая. По существу, получается, что бродили в раю не люди, а райские куклы, бездумные, бессмертные и неизменные. Не могло у них быть ни творческой неудовлетворенности, ни стремления к прогрессу.. Людьми они стали, когда хоть и по наущению змея, но по собственной свободной воле бросили вызов богу. � он их вроде бы наказал, выгнал из рая, но взамен отдал им во владение всю Землю: «В поте лица своего будете добывать хлеб свой» — да это же мандат на всю экономику, на переделку мира. Как раз на то, чем сам бог занимался все шесть дней творения. Человек — не раб божий, а полноправный его партнер. Поэтому в еврейской религии столько непокорных, богоборцев и бунтарей.

А �сход? Все десять «казней египетских» вполне природны, случались там неоднократно. � море могло бы расступиться по воле свыше когда угодно, а оно расступилось точнехонько в шесть утра в полнолуние, в период самого сильного отлива. Моисей был человеком ученым, наверняка это знал. Для народа — божья воля, а на деле — разумное использование законов природы. � потом сорок лет странствий: пусть вымрут все, отравленные рабской психологией. Пусть восторжествует Человек, бунтарь и творец. Чтобы наш народ не просто выжил, но стал одним из активных создателей западной цивилизации. Ему-то и предлагает теперь А. Тарн «право на милость». Милость — к кому? Вспомним строку из «Памятника»: «� милость к павшим призывал». К павшим, уважаемый А. Тарн. К побежденным. Зачем она победителю?

� кто эту милость окажет — друзья? Враги? Равнодушные? Властители земные и небесные? А если не окажет, тогда что — склони голову покорно и жди приговора? �ли палача?

�дея А. Тарна на эти вопросы ответить не может. Тем самым она и отвечает на вопрос, поставленный мною в начале. Да, она, несомненно, безумна. Но на правильную, даже и отдаленно, не тянет.