ПРОБЛЕМА ТОЛКОВАНИЯ СВЯЩЕННЫХ ПИСАНИЙ И КОНФЛИКТ ИСЛАМИСТСКОГО ФУНДАМЕНТАЛИЗМА С ЗАПАДОМ
А. ВОИН
Проблема толкования Священных Писаний имеет отношение не только к конфликту исламского фундаментализма с Западом, но гораздо шире — к взаимопониманию между представителями разных религий, разных конфессий и даже верующих и атеистов. Но, конечно, конфликт между исламским фундаментализмом и Западом, сопровождаемый террором и угрозой мировой атомной войны наиболее важен. И в силу его важности и опасности для человечества в СМИ и научных трудах потрачено уже немало слов на объяснение его причин с рекомендациями по их устранению. И неправильное толкование Корана исламскими фундаменталистами и террористами объявлено многими причиной этого конфликта, а правильным объявлено его толкование умеренными исламскими богословами, а еще лучше западными религиеведами. И в качестве доказательства правильности умеренного толкования приводятся цитаты из Корана. Но фундаменталисты в ответ приводят другие цитаты из Корана, подтверждающие их точку зрения и таких цитат гораздо больше. И тогда начинают раздаваться голоса, что Коран — это зловредная книга. Но, ясно, что при таком подходе, ни о каком мирном разрешении конфликта не может быть и речи. И это возвращает нас к вопросу, что есть правильное толкование Корана и, вообще, Священных Писаний.
Исследование этой проблемы удобнее начать с Библии, а не с Корана, поскольку Библия, а тем более Ветхий Завет, написаны намного раньше Корана и здесь накоплен гораздо больший опыт толкования. Мало того, толкования Библии со временем превратились в науку, которой занимаются не только богословы, но и ученые атеисты. И эта наука называется герменевтикой. Это — герменевтика в классическом понимании ее. Есть еще расширенное понимание и тогда речь идет о толковании любых текстов. Я ограничусь рассмотрением только классической.
Потребность в правильном толковании Библии появилась не только раньше герменевтики, но и раньше самой Библии в ее нынешнем виде. Едва только евреи заключили завет с Богом в Синае, приняв на себя исполнение Заповедей и Закона, как возник практический, жизненный вопрос, как их понимать и применять в каждой конкретной ситуации, которых жизнь обеспечивает бесконечное разнообразие.
Вот, например, одно из племен — колен израилевых, вениаминово, погрязло в содомском грехе и прочем разврате, что запрещено Законом. Остальные, узнав об этом и желая исполнить Завет наилучшим образом, пошли против вениамитян войной и истребили их почти полностью, включая женщин и детей (осталось 400 человек). Потом они схватились за голову. Что ж мы наделали? Ведь в законе не сказано, как именно надо наказывать за этот грех, а мы, похоже, перегнули, истребили целое племя, да еще и невинных детей. Пожалуй, Бог накажет нас за это. Надо как-то исправить положение и самим наказать виновных в содеянном. И нашли, как и наказали. Истребили еще целый город Иавис Гилаадский, жители которого как раз отказались принять участие в походе против вениамитян. Да,— вздыхает летописец — «в те дни… каждый делал то, что ему казалось справедливым».
Этот пример сразу вырисовывает нам всю проблему толкования Библии и любых Священных Писаний: Закон (ветхозаветный) требует справедливости (ну и разных других вещей), но что такое справедливость в каждом конкретном случае, он не устанавливает. И, добавим, он принципиально не может этого сделать, ибо число различных возможных случаев бесконечно — непрерывно и всегда изменяющаяся жизнь подбрасывает, как уже сказано, все новые и новые. Выход может быть только один — установить правила, с помощью которых мы могли бы извлекать из писаного Закона, вообще из Библии, выводы для всех случаев жизни. А это как раз и будет герменевтика по определению.
Но до герменевтики, как науки, пока еще далеко. Пока что идут непрекращающиеся попытки толкования того, что уже дано Богом и что потом станет частью Библии, попытки, которые, по сути, являются занятием герменевтикой, но которые, как таковые, еще не осознаются, да и сам этот термин на это занятие еще не навешен.
Заметим, что с самого начала толкованию поддаются не только Заповеди и Закон, но и другие аспекты Писания. Так, например, на всем этапе истории, описанном в Ветхом Завете, евреев волнует и ими осмысливается и переосмысливается вопрос о том, как нужно понимать сам их Завет с Богом. В Завете сказано, что, если евреи будут следовать Заповедям и Закону, то им будет хорошо. Сначала евреи воспринимают это, как обещание Бога вознаграждать каждого праведного еще в этой жизни. Но действительность быстро опровергает такое их толкование Завета. Жизнь показывает, что и хорошо и плохо бывает и праведным и неправедным и чаще неправедным бывает хорошо, а праведным плохо. И через весь Ветхий Завет проходит вопль евреев к Богу по поводу этой несправедливости.
И только в самом конце ветхозаветного периода истории евреев Исайя и Иеремия догадываются до другого возможного толкования Завета, а именно, что не каждому еврею воздастся при жизни за его праведность, а только всему народу, за праведность его в целом.
Толкования продолжаются и после окончания времен Ветхого Завета и возникновения Христианства. Причем продолжаются они и у евреев, оставшихся при Ветхом Завете и продолжающих толковать его, и у христиан толкующих и Ветхий и Новый Заветы вместе. И там и там эти толкования вырастают в горы книг высотой с Монблан. Что касается христиан, то Учение Иисуса Христа, как таковое, уже есть ни что иное, как толкование, причем революционное толкование Учения, данного Богом евреям в Ветхом Завете. Ведь Иисус Христос говорит, что Он «не пришел отменить закон и пророков», и в то же время Он формулирует положения этого закона иначе, чем они были сформулированы в Ветхом Завете и понимались до этого евреями.
"Вы слышали, что сказано: "люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего".
А я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас….
(Мат. 5. 43-48)
И таких толкований — изменений закона у Иисуса еще много.
Революционно новое толкование, в частности, дает Иисус Христос смыслу Завета людей с Богом, вопросу, который так волновал евреев весь предыдущий период. Теперь оказывается, что вознаграждение за праведность получит опять не народ, а каждый сам за себя, но не в этой жизни, как сначала думали евреи, а в той, которая наступит после воскресения и Страшного Суда, т. е. в Царстве Небесном. Еще одним революционно новым толкованием у Иисуса Христа является утверждение, что и неправедные, но раскаявшиеся и поверившие в Него, будут прощены и тоже попадут в Царство Небесное. В этом, в общем, и есть главный смысл Благой Вести, которую принес Иисус людям.
Толкования же слов самого Иисуса начинаются Его учениками немедленно по их произнесении и еще до того, как они будут записаны. Ученики — Апостолы, как правило, не понимают своего Учителя и перекручивают смысл его слов. Об этом свидетельствуют Евангелия, как словами Евангелистов, так и словами самого Иисуса Христа:
"Переправившись на другую сторону, ученики Его забыли взять хлебов.
Иисус сказал им: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской.
Они же помышляли в себе и говорили: это значит, что хлебов мы не взяли...
Как не разумеете, что не о хлебах сказал Я вам, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской?
Тогда они поняли, что он говорил им беречься не закваски хлебной, но учения фарисейского и саддукейского". (Мат. 16, 5-7, 11,12) И т. п.
Толкования вкривь и вкось продолжаются и Евангелистами в процессе написания Евангелий. Нет сомнения, что Евангелисты, когда записывали свои воспоминания, не помня многого, с другой стороны добавляли кое-что от себя, что казалось им соответствующим духу Учения или подкрепляющим, делающим более убедительным его. А для придания веса этой отсебятине они часто ссылались на отдельные места из Ветхого Завета, толкуя их по своему усмотрению и, как легко показать, неверно.
Вот пример такого "рвения" у Матфея:
"Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов. Тогда сбылось реченное чрез пророка Иеремию, который говорит:
"Глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет." (Мат. 2. 16-18)
Матфей хочет сказать, что "плачем Рахили" Иеримия предсказал избиение младенцев Иродом, а, значит, и рождение Иисуса Христа. Но это — грубое насилие над текстом.
Достаточно прочитать у Иеремии абзац, следующий за процитированным Матфеем, чтоб увидеть это. Вот как это выглядит вместе:
"Так говорит Господь: голос слышен в Раме; вопль и горькое рыдание; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться о детях своих, ибо их нет.
Так говорит Господь: удержи голос твой от рыдания и глаза твои от слез, ибо есть награда за труд твой, говорит Господь, и возвратятся они из земли неприятельской" (Иер. 31. 15, 16)
Т.е. дети Рахили не истреблены, а уведены в вавилонское пленение, об исходе из которого и пророчествует здесь Иеремия. А к Иисусу Христу это не имеет ни малейшего отношения. Еще много таких примеров я привожу в моей книге «от Моисея до постмодернизма. Движение идеи» (Киев, 1999).
Много толкований Учения Иисуса Христа мы находим в посланиях апостолов, особенно Павла, причем, не всегда правильных. Их я разбираю в упомянутой книге, здесь повторять не буду.
После смерти последнего из апостолов Иоанна наступает трехсотлетний период анархии, вакханалии толкований, отличающихся необычайным буйством фантазии и заимствованием и внесением в Учение стиля и сути как рабинистических толкований Ветхого Завета, т.е. того самого фарисейства, против которого выступил Иисус, так и античного язычества, в частности, философии Платона. И даже влияние Кабалы четко прослеживается в толкованиях этого периода. Авторитет толкователя определялся на этом этапе только его умением впечатлить своих последователей. Критическая мысль, направленная на проверку соответствия толкований самому Учению, не наблюдается, или очень слаба.
Так, например, Барнабас видит в распростертых руках Моисея во время боя израильтян с Амалеком ("Исход", 17) и в Медном Змие сооруженном Моисеем в пустыне ("Числа" 21) прообраз креста, на котором будет распят Иисус Христос, и таким образом, предсказание Его пришествия и распятия. Почему? — Так ему хочется. Главное, что это впечатлило его современников христиан и посему дошло до нас в сохранившемся отрывке его "Послания". Он же рассматривает запрет евреям есть свинину, как указание истинным христианам избегать общения с не истинными, которые забывают своего Бога, когда им хорошо, и вспоминают только, когда им плохо. Действительно, это ж свинство, так вести себя; на это оказывается, и намекает Моисей, запрещая евреям есть свинину. А римский епископ Клемент утверждал, что красное платье, которое Рахав повесила в окне своего дома в Иерехоне, как сигнал шпионам израильского полководца Иисуса Бен Нуна, пророчествует о крови, которую должен будет пролить Иисус Христос. И т.д.
В моде были толкования, построенные на том, что в иврите каждой букве соответствует цифра. Заменив в тексте Библии буквы в каком-нибудь слове, предложении или отрывке на цифры, и произведя с ними математические операции, которые ему хочется, толкователь получал какое-нибудь новое слово (чаще всего "Иисус") и этим доказывал, что и в этом месте Ветхого Завета было предсказано Его пришествие. Эта детская игра с цифрами заимствована из талмудических и даже кабалистических толкований, в которых отдельные верующие евреи упражняются по сей день, только с другими, естественно, результатами.
В этот период начинают входить в моду схоластические изыски на теологические темы, вроде божественной сущности, которые в принципе не могут привести нас к истине и только уводят от рационального содержания Учения. В средние века упражнения в схоластике достигнут совершенно фантастических размеров. Но вот как они начинались на этом этапе. Вот как доказывает Ориген ("О началах") бестелесность Иисуса Христа и то, что Бог Отец породил Его раньше всего остального, т.е. раньше сотворения мира. Для начала он приписывает Соломону, что тот в своем гимне мудрости ("Премудрость" у Оригена) под этой самой мудростью имеет в виду Иисуса Христа. Почему? Просто потому, что Оригену так хочется. Само собой, что у Соломона нет и намека на Иисуса Христа, ни в этом, ни в другом месте. Мало того, о мудрости Соломон писал очень и очень разное. Например, он писал "Во много мудрости есть много печали и, умножая знания, ты умножаешь скорбь". Что и это тоже надо относить к Иисусу Христу? А далее Ориген зацепляется за то, что в этом гимне мудрости Соломон говорит, что Бог сотворил мудрость раньше всего остального. У Соломона это всего лишь поэтический прием хвалы Богу за Его мудрость при сотворении мира. У Оригена это превращается в то, что ему хочется доказать, т.е. что Иисус Христос был сотворен раньше сотворения мира.
А в главе седьмой первой книги "О началах" Ориген выясняет, являются ли солнце, луна и звезды "начальствами" "или же нужно думать, что они имеют только начальство над днем и ночью, так как на их обязанности лежит освещать их, но, что к числу начальств они, однако, не принадлежат?" Это уже прямой пролог к средневековым дискуссиям на тему: сколько чертей может поместиться на конце иглы.
Еще одна линия, по которой происходило "развитие" Учения в это время, это включение в него элементов совершенно чуждых ему учений. Тот же Ориген, ничтоже сумняшеся и не задаваясь вопросом, как это можно увязать с Учением Иисуса, или где у Него есть хоть намек на что-либо подобное, принимает индуистское учение о перевоплощении душ.
Иногда толкователи этого периода включают в свои толкования доморощенные рассуждения, о чем попало, не имеющем никакого отношения не только к Учению, но к Библии вообще. Так тот же Ориген в первой главе второй книги "О началах" дает пространное рассуждение о материи, где среди прочего утверждает что "Материя имеет четыре качества: теплота, холод, сухость, влажность". Почему только эти четыре, почему не взять еще твердость, мягкость, объем, вес и мало ли еще чего? Неизвестно. И вообще, какое все это имеет отношение к Учению?
Я опускаю для краткости описание эволюции толкований Библии, происходивших после этого и до Нового Времени, когда появляется рациональная наука, как таковая, и герменевтика, претендующая быть рациональной наукой, в частности. Отмечу лишь, что такие печально известные явления этого периода, как инквизиция, индульгенции, священные войны и т. п., явились результатом неправильного толкования Церковью взятого ею на откуп Учения Библии.
Когда появилась рациональная наука, то представители ее попытались приложить свою руку к толкованию Библии, опираясь на методы, наработанные этой наукой в других ее областях. Поскольку и этих толкований накопилось с тех пор целые горы, то разбирать их подробно в рамках этой статьи не целесообразно. Очерчу лишь пунктирно эволюцию этих толкований, что они дали и к чему привели.
Первое, чем занялись ученые рационалисты, обратив свой взор в сторону Библии, это доказательством того, что Бога нет, что Иисус Христос не существовал, а даже если существовал, то это был обыкновенный человек, а не Сын Божий, и, уж точно, Он не воскресал, не воскрешал, не ходил по морю, евреи не переходили посуху Красное Море, не могли есть манну небесную, потому что никакой манны нет, и т. д. Со временем выяснилось, что, по крайней мере, некоторые из этих доказательств несостоятельны. Красное Море, оказалось, при определенном направлении и силе ветра можно перейти, «манна небесная» оказалась семенами некого растения, поднимаемыми ветром и выпадающими затем в пустыне и т. д. Не существование Бога (также, как и его существование) оказалось в принципе невозможным доказать рациональными средствами. И, наконец, по крайней мере, часть ученых догадалась, что главное в Библии — это ее Учение, указывающее людям, как они должны жить, и стало прилагать методы рациональной науки именно к этой части ее. Было признано, что для правильного понимания отдельных фрагментов Библии важно рассматривать их не сами по себе, а в контексте. (Пример того, как извлечение отдельного пассажа из контекста может приводить к неправильному толкованию, а учет контекста — к правильному, я привел выше для случая с «Плачем Рахели»). Далее сообразили, что Учение надо рассматривать не только в контексте книги, но и в контексте истории, т. к. отдельные слова и даже выражения могут изменять свой смысл с течением веков. Успехи лингвистики, археологии и, связанные с ними успехи истории в последние пару веков, помогли уточнить отдельные места в Библии. Но к единому, правильному толкованию Учения Библии герменевтика приблизила человечество до сих пор очень мало, если вообще приблизила. Свидетельством тому — тот факт, что с появлением герменевтики (как науки), число христианских конфессий, равно как и течений в иудаизме, по разному трактующих это Учение, не только не убыло, но, наоборот, возросло. Мало того, к ним еще добавилось множество герменевтических школ — направлений, также каждое по-своему трактующих Библию и не имеющих между собой общего языка.
Приведу в качестве примера только две такие школы, из числа, более-менее, современных, к тому же объединенных под общим названием «структурализм». Одна из них, зачинателем которой является А. Гримас (A. J. Greimas), имеет подназвание октантный анализ, другая, главной фигурой которой является К. Леви-Строс (Claude Levi-Strauss), — парадигмальный анализ. Структурализм в целом исходит из убеждения, что любое повествование (не только Библия) имеет одну и ту же для всех авторов всех времен глубинную структуру. И достаточно эту структуру в повествовании обнаружить, чтобы получить его правильное толкование. Но, что из себя представляет эта структура, это у октантных и парадигмальных структуралистов — по-разному.
Октантные структуралисты представляют себе эту структуру следующим образом:
Дающий Þ Объект Þ Получатель
Помощник Þ Субъект Þ Оппонент
Причем для конкретного сюжета отдельное фигурирующее в нем лицо может выступать не в одной, а в 2-х, 3-х ипостасях — элементах этой структуры. Вот как, например, выглядит она у октантных структуралистов в приложении к толкованию притчи о богаче и Лазаре:
Бог Þ счастье/рай Þ богач
Моисей/пророки Þ богач Þ его удовольствие
Т. е. Бог (дающий) хочет принести вечное счастье (объект) каждому из людей (получатель), но богач (один из возможных получателей, но также субъект, посредством которого Лазарь также может стать получателем) не может получить этот дар, потому что его стиль жизни, заключающийся в погоне за наслаждениями (оппонент), мешает ему принять его. Моисей и пророки (помощник), если бы богач внял тому, чему они учили, могли бы помочь ему преодолеть его жажду наслаждений.
Из этого примера видно, что, да, какие-то сюжеты можно, более-менее, подогнать под эту схему. Но, во-первых, видно, что притча о богаче и Лазаре не слишком гладко лезет под нее. Роль богача, как субъекта, через посредство которого Лазарь приходит к вечному счастью, выглядит изрядно надуманной. А во-вторых, что эта октантная схема помогает нам вскрыть в притче такого, что не было бы очевидно и без нее?
Не лучше дело обстоит с парадигмальным структурализмом. Последний в любом писаном сюжете предлагает видеть структуру, которую Гегель в своей диалектике видел, как главную движущую силу развития в жизни. А именно — две противоположности и тот или иной путь разрешения противоречия между ними. Также как Гегель с легкостью находил противоположности с противоречиями в жизни, так и парадигмальные структуралисты находят их в библейских сюжетах. Но и у Гегеля и у парадигмальных структуралистов есть одно общее слабое место. Гегель в изобилии показывает нам, какие бывали в прошлом противоречия (тезисы и антитезисы) и как они разрешались в синтезисе. Но он не дает нам рецепта, как определить, какой получится синтезис, если он еще не осуществился. Ведь любое противоречие может быть разрешено весьма по-разному. И если нет правила, позволяющего однозначно установить, предсказать, какой получится результат, то соответствующая теория — не более наука, чем та, с помощью которой воспитывали фонвизинского недоросля. И у парадигмальных структуралистов нет рецепта, как нужно правильно понимать то разрешение противоречия, которое имеет в виду автор текста в Библии. Они просто указывают на обнаруженное ими противоречие (противостояние, противоположность персонажей, точек зрения, путей в жизни) иногда действительное (их в Библии хватает), а иногда и кажущееся им, и далее предлагают свое толкование разрешения этого противоречия, которое, якобы, имеет в виду автор. Но это их толкование никак не следует из их метода. Это просто их субъективное толкование, которое может быть и верным и неверным и может сколько угодно разниться от одного структуралиста к другому. Это также как, исходя из диалектики, определяли генеральную линию партии, которая изгибалась как угодно в зависимости от того, кто был генеральным секретарем правящей партии.
И все-таки герменевтика, как наука, принесла один важный, на мой взгляд, результат. А именно, было признано, что толкование существенным образом зависит от preposition, т. е. от представления, что из себя вообще представляет Библия. Ну, например, подавляющее большинство верующих и богословов считают, что все, что записано в Библии, исходит непосредственно от Бога (или Его Сына Иисуса Христа). Т. е. либо оно записано людьми со слов Бога (Иисуса Христа), либо Бог внушил тем, кто написал соответствующие тексты в Библии (летописцы, пророки, евангелисты, апостолы) их мысли и слова. И тогда каждое слово в Библии свято и любые противоречия, которые мы обнаруживаем в Библии, есть, по определению, видимые и допускающие и подлежащие преодолению с помощью толкования. И даже если мы не находим такого толкования, которое преодолело бы какое-нибудь противоречие, то это потому, что божественная мудрость бесконечна, а человеческий разум ограничен и когда-нибудь мы дорастем и преодолеем, а пока что «верую потому что нелепо». Представители же научной герменевтики исходят в большинстве из того, что различные тексты в Библии написаны людьми, каждый из которых обладал достаточной автономией, как мыслящий субъект, даже если их объединяла идейная общность (вера в единого Бога и т.д.). И поэтому тексты, написанные этими людьми, не обязаны быть не противоречащими один другому. Крайний вариант этой точки зрения — это, что Библия — это просто сборник мифов, наподобие мифов древней Греции, которые вообще никак между собой не связаны, или связаны лишь достаточно расплывчатым мировоззрением. При такой preposition вообще нет нужды истолковывать противоречия между отдельными авторами Библии. Достаточно правильно истолковать только, что хотел сказать каждый автор в отдельности.
Слабость каждой из этих двух главных существующих на сегодня preposition очевидна. В первом случае отнесение совершенно очевидных противоречий в тексте (примеры некоторых я дал выше, а еще больше их в упомянутой моей книге) на счет Бога смахивает на ересь — возведение поклепа на Всевышнего. Во-вторых, согласно представлениям самих верующих, Библия дана людям для того, чтобы они жили по ее Учению. А как можно жить по учению, содержащему неустранимые противоречия? Например, Павел во многих местах требует «не судить» в прямом смысле слова. Иисус же Христос, не говоря про Моисея, требует судить. Судить честно, непредвзято, нелицеприятно и т. д., но — судить. ( И то, и другое я подкрепляю обильным цитированием в упомянутой книге, поэтому здесь не буду повторяться). Так судить все же или не судить?
Наконец, а кто сказал, что все канонизированные в Библии авторы (и только эти авторы) были боговдохновенны, да еще в том именно смысле, что каждое их слово свято и они не способны добавить никакой отсебятины? Это сделала Святая Церковь триста лет спустя после смерти Иисуса Христа. При этом она сделала выборку из огромного числа имеющихся на то время Евангелий, Посланий и подобных писаний, не включив в канон многие писания даже таких почтенных авторов, как апостол Петр. Но Церковь сама же признает, что боговдохновение (в указанном выше смысле) закончилось со смертью последнего из апостолов. Значит те, кто решал, что включать в канон, а что не включать, были пусть сколь угодно почтенные, но все же обыкновенные, не боговдохновенные люди, которые могли и ошибаться. А значит, они могли включить в канон и не боговдохновенных авторов (а вдохновенных не включить). К этому надо еще добавить неоднократное предупреждение Бога Отца в Ветхом Завете о том, что кроме истинных пророков могут быть и лжепророки и надо остерегаться последних. А, следовательно, необходимо критически относиться к словам всех тех, кто претендует на боговдохновенность.
Что касается второй preposition, то какой вообще смысл заниматься толкованием Библии, если не видеть в ней учения о том, как жить людям. Тогда эти толкования могут представлять интерес разве что для написания диссертаций.
Таким образом, мы видим, что, несмотря на частные успехи, связанные в основном с опровержением некоторых особенно одиозных ошибок в предшествующих толкованиях, герменевтика не дала до сих пор универсального признаваемого всеми метода толкования Библии. Как следствие, она практически никак не поспособствовала нахождению общего языка между представителями разных конфессий Христианства и уж тем более в ее нынешнем состоянии не может служить основой для нахождения общего языка между представителями разных религий. И, наконец, никак не может в таком состоянии послужить разрешению конфликта между воинствующим исламизмом и Западом. Но может ли быть герменевтика, которая бы справилась со всеми этими задачами? Можно ли дать научно обоснованное толкование Библии, принимая во внимание, что наука занимается изучением объективной реальности, а вот в каком отношении к этой реальности находится Библия — это само по себе вопрос? Наконец, для того, чтобы найти единое обоснованное толкование, нужно, чтобы оно существовало, а, напомню, что многие ученые придерживаются мнения, что его вообще нет и не может быть. Я утверждаю, что такая герменевтика возможна, и я ее построил. Но прежде, чем приступить к ее изложению, я должен заметить, что речь идет о толковании не всего, что есть в Библии. Чисто теологические вопросы типа, Бог один или в трех лицах, не подлежат рациональному исследованию и толкованию и моей герменевтике не рассматриваются. Для нахождения взаимопонимания между представителями разных религий и конфессий они и не важны по большому счету: пусть себе одни верят, что Бог один, а другие — что Он в трех лицах. Это никому не мешает. Моя герменевтика рассматривает только ту часть Учения, которая касается того, как людям жить, и в частности, воевать или не воевать и с кем и за что воевать. Это те вопросы, которые важны сегодня для выживания человечества и для его нормальной жизни. И я утверждаю и показываю, что эта часть Библии может быть истолкована рационально обоснованно, не противоречиво и в то же время убедительно и для искренне верующих людей.
В моей герменевтике, которую я использовал при написании книги «От Моисея до постмодернизма. Движение идеи» (где в первых двух частях дал толкование Ветхого и Нового Заветов) я исхожу из предположения, что Библия содержит стройное и непротиворечивое Учение, данное Богом и Иисусом Христом. Всех прочих авторов ее можно рассматривать как боговдохновенных в смысле их воодушевленности Учением или Святым Духом, но не в смысле того, что каждое их слово свято и не подлежит критическому рассмотрению. Их воодушевленность не делает их равными Богу по разуму. Они излагают слышанное ими от Бога или Иисуса Христа, толкуют его и развивают в меру своего чисто человеческого понимания, т. е. с возможными ошибками, вследствие которых появляются вышеупомянутые противоречия. Повторю, это — пока что лишь предположение, предпосылка дальнейшего исследования, а не его результат. Исследование может, как подтвердить эту предпосылку, так и опровергнуть ее. Предпосылка не требует доказательств, само исследование будет ее доказательством (или опровержением), но аргумент в пользу такой предпосылки я, все же, приведу. Он состоит в истории Христианства или народов, принявших его и прошедших через него. Именно эти народы возглавили развитие человеческой цивилизации и не видно других причин для этого, кроме того, что Библия содержит, пусть и искаженное толкованиями, но, в общем, правильное учение как жить.
После того, как принята эта предпосылка, можно применить для дальнейшего толкования Библии разработанный мной единый метод обоснования научных теорий. Я не буду здесь излагать его, отсылая желающих разобраться в нем к моим статьям в «Философских исследованиях» и на сайте Международного Института Философии и Проблем Общества (www.philprob.narod.ru). Укажу только, что по требованиям единого метода обоснований научная теория должна быть выстроена в идеале аксиоматически (а на практике максимально приближена к этому идеалу), аксиомы должны удовлетворять определенным требованиям (например, непротиворечивости) и должны быть привязаны по определенным правилам к опыту. Конечно, Учение, данное Богом в Библии — это не научная теория. Поэтому единый метод применяется к нему в видоизмененном (адаптированном) виде. Здесь аксиомы не извлекаются из опыта и не привязываются к нему. Здесь аксиомы извлекаются из слов Бога и Иисуса Христа. Но требование их непротиворечивости остается. (А иначе, будет противоречиво само учение и по нему нельзя будет жить). Значит первое, что надо показать, — это что Бог Отец и Иисус Христос нигде не противоречат сами себе и друг другу. Если это сделано и непротиворечивая система аксиом выстроена, то тем самым в принципе уже создана та герменевтика, которая удовлетворяет сформулированному выше требованию. Требованию, чтобы с помощью этой герменевтики мы могли получать однозначные ответы, как нам поступать в соответствии с Библией (ее Учением) тех или иных случаях жизни. (Конечно, речь идет не о всех возможных случаях выбора в жизни, а лишь о тех, которых касается Учение Библии. Выбор, что нам взять на закуску, например, к этой области не относится). Это вытекает из свойства аксиоматически выстроенной теории, состоящего в том, что система аксиом определяет однозначно все выводы теории, как уже сделанные, так и те, которые могут быть из нее получены когда-нибудь. (Кстати, этим свойством обладает только аксиоматически выстроенная теория). Таким образом, имея библейскую, так сказать, систему аксиом, мы имеем принципиальную возможность, получить единственный соответствующий Учению вывод для любой жизненной ситуации, связанной с моралью, духом и т. п. Например, для той, в которую попали евреи в вышеупомянутой истории с истреблением племени вениаминова. Или, что гораздо важнее, для ситуаций, порождаемых современной действительностью.
Нужно, конечно, учесть, что система аксиом — это не готовый алгоритм, по которому и ученик школы может без труда получить правильный вывод. Получение выводов из системы аксиом это — то же самое, что формулировка и доказательство теорем, т. е. задача творческая и в большинстве случаев достаточно нетривиальная. (Достаточно вспомнить продолжающиеся столетие и более попытки доказательства теоремы Ферми). Но это — тот общий язык, который позволяет представителям разных конфессий договариваться о том, что будет правильным (в смысле соответствующим Учению Библии) в любой из бесконечных по разнообразию жизненных ситуаций, касающихся как отдельного человека, так и общества в целом.
Первое, что дает нам такая система аксиом, это возможность все высказывания авторов Писания, а также все существующие на сегодня толкования его проверить на соответствие этим аксиомам. Если они выводятся из системы аксиом, значит, они являются правильным толкованием или развитием Учения. Если не выводятся, а тем более противоречат аксиомам, значит они — неверное толкование, заблуждение авторов, какими бы почтенными ни были эти авторы.
Но задача вычленить непротиворечивую систему аксиом из того, что записано в Библии непосредственно со слов Бога Отца и Иисуса Христа, тоже не проста. Ведь даже в этой части Библии есть достаточно видимых противоречий. Особенно много таких противоречий есть между Учением Моисея (т. е. Учением Бога Отца, переданным Им через Моисея) и Учением Иисуса Христа. Выше я уже приводил примеры такого противоречия в понимании любви к ближнему и дальнему (или врагам), в понимании смысла Завета с Богом и т. д. Не меньше видимых противоречий есть и в внутри каждого из Учений (Моисея и Иисуса Христа). Ну, например, кажущееся противоречие между многочисленными проповедями Иисуса Христа любви к ближнему и Его знаменитыми «Не мечите бисер перед свиньями» или «Не мир, но меч принес Я». Ведь свиньи в этой цитате — это не те, что с копытами, а те самые ближние, любить которых Иисус призывает в других местах. По видимости противоречит. Аналогично, как бы противоречит любви к ближнему и «Не мир, но меч».
Часть из этих видимых противоречий уже разрешена успешно герменевтикой с помощью приемов наработанных ею до сих пор, как-то учет просто контекста, учет контекста исторического и т. д. Пример использования таких приемов (контекста, в частности) я уже давал выше. Но этих приемов недостаточно для устранения всех видимых противоречий между Учениями Моисея и Иисуса Христа и внутри каждого из них. Для разрешения оставшихся (которые к тому же являются главными) я прибегаю к еще одному предположению, истинность которого предварительно доказываю.
Я показываю (в книге «От Моисея…), что Учение не дано в Библии в виде догмы, а эволюционирует по ходу ее. Смысл эволюции состоит в том, что Учение дается порциями, каждая из которых соответствует своему историческому моменту и состоянию тех, кому она дается в этот период. Первая порция дается праотцам, прежде всего Аврааму. Вторая — евреям в Синае через Моисея. Третья — через Иисуса Христа. Порции эти являются частями единого Учения, цель которого довести человечество до «образа и подобия Божия». Но эти части отличаются от частей научной теории, которая выдается обществу целиком и без заботы о том, созрело ли общество для восприятия ее. Части Учения выдаются с разрывом в столетия и тысячелетия и каждая из них должна сработать, оказать воздействие на человечество, не дожидаясь пока дана будет следующая. Наоборот, ее задача как раз подготовить человечество (по крайней мере, часть его) к тому, чтобы ему можно было дать следующую порцию Учения. Каждая часть должна быть такой, чтобы общество, пусть с трудом, с усилиями и со временем, но способно было бы ее воспринять. В результате движение человечества к «образу и подобию», направляемое Учением, происходит подобно движению парусного судна против ветра, т. е. контргалсами. Направленность вектора каждой порции Учения не совпадает с направленностью вектора предыдущей, но при сложении они создают вектор, направленный к «образу и подобию». К этому надо добавить, что в промежутках между появлением порций Учения общество эволюционирует не только под влиянием Учения, но и под влиянием воли и разума отдельных людей, а точнее говоря, каждого из людей. Эта эволюция уже не обязательно идет в направлении локального или глобального векторов Учения, а может идти и в противоположном, выдавая такие явления, как фашизм и т. п. Возвращаясь к видимым противоречиям между различными частями Учения, я утверждаю, что они обусловлены разной направленностью локальных векторов Учения, а разрешение этих противоречий может быть достигнуто с помощью учета этой разной направленности локальных векторов (Учений Авраама, Моисея и Иисуса Христа) и глобального вектора (на достижение «образа подобия Божия»). В книге я подробно разбираю направленность каждого из векторов Учения, и чем она обусловлена, и к каким видимым противоречиям это приводит, и как они устраняются с учетом глобального вектора. Здесь я ограничусь лишь отдельными примерами.
Прежде всего, о направленности локальных векторов Учения. Перед тем, как Бог заключил завет с Авраамом, человечество забыло своего Творца. Оно полностью впало в многобожие, в мире не существовало монотеистической религии. Для того чтобы направить человечество по пути к «образу и подобию» Бог решает произвести от Авраама новый народ, который пойдет по правильному пути и укажет этот путь другим. Но, поскольку человечество, которое (согласно Библии) когда-то знало своего Творца, но забыло Его, то, прежде всего, надо было привязать безоговорочно вновь создаваемый народ к Единому Богу. Это и определяет направленность локального вектора Учения, данного Аврааму и действующего на этапе до Моисея, точнее до вручения через него евреям второй порции Учения в Синае. На этом этапе Бог ни разу не говорит евреям и праотцам, в частности, про «не убий», «не укради» и т. п. Но это не значит, что эти требования Бог еще не придумал, что Он еще не имеет Учения в целом, не знает его глобального вектора, которому эти требования, безусловно, принадлежат. Свидетельством того, что Бог и на этом этапе знает, что человек не должен убивать, красть, обманывать, прелюбодействовать и т. д., является наказание Им Каина за убийство Авеля. Но от праотцев ничего этого прямо, вербально, в виде текста в договоре, в завете с ними не требуется. А требуется только безоговорочная вера в единого Бога и безоговорочное же ему послушание, выполнение прямых его указаний (например, Аврааму принести в жертву своего сына Исаака). Мало того, за их безоговорочную преданность Богу и послушание Ему им прощается нарушение заповедей. Аврааму прощается соучастие в прелюбодеянии, когда он подставляет свою жену Сару то фараону, то ханаанскому царьку, выдавая ее за сестру. Иакову прощается обман своего отца и брата, и тестя. Между тем как фараон и ханаанский царек за участие (неосознанное к тому ж) в том же прелюбодеянии наказываются. Таким образом, возникает видимое противоречие между Учением Авраама и Учением Моисея. По Моисею нельзя обманывать и прелюбодействовать (и соучаствовать в прелюбодеянии), а по Аврааму, вроде бы, все это можно. Разрешение же этого противоречия с учетом локальных и глобального векторов состоит в том, что, конечно же, нельзя обманывать и прелюбодействовать, но Аврааму, и вообще до Моисея, это временно разрешалось с учетом, так сказать, исторической обстановки в те времена и выполнения ими главного требования Бога (главного, опять же, для тех времен), безропотно выполнять Его непосредственные указания.
Аналогичная ситуация с видимыми противоречиями между Учениями Моисея и Иисуса Христа. Направленность локального вектора Учения Моисея — на закон и справедливость. Направленность вектора Учения Иисуса Христа на дух и любовь к ближнему. Но это не значит, что, давая Учение в Синае, Бог не знал, что для приближения к «образу и подобию» человеку требуется и духовность и любовь к ближнему. И Иисус Христос «не пришел отменить закон и пророков». Но евреев времен Моисея еще рано было «грузить» духовностью в той мере, как это сделал Иисус Христос, они еще не способны были это принять. А вот во времена Иисуса Христа это не только можно было, но и нужно было сделать, потому что фарисейство искривило моисеево Учение, вытравив из него или исказив и те зачатки духовности, что в нем были. Отсюда и пафос филиппик Иисуса Христа против фарисеев и видимое пренебрежение Им закона. Отсюда и разное отношение Моисея (моисеева Учения) и Иисуса Христа (Учения Ииуса Христа) к «дальним». Во времена Моисея «дальние» язычники не могли еще принять Учения от евреев, которые сами еще не укрепились в нем. Они могли только помешать евреям укрепиться в нем. И потому отношение к ним должно было быть только как к врагам, т. е. без всякой любви. А во времена Иисуса Христа евреи уже достаточно укрепились в вере в единого Бога. Но Учение исказили, в частности, очерствели душой. Поэтому нужно было разжигать в них любовь к ближнему и расширять ее на «дальних». Более подробно я разбираю и разрешаю это, а также другие противоречия между учениями Моисея и Иисуса Христа в упомянутой книге. Там же я объясняю, как отклонение локальных векторов Учений от глобального влияет на появление видимых противоречий в внутри этих Учений.
Этот подход, эту герменевтику можно применить и к толкованию Корана. И тогда станет ясно, почему в Коране наряду с призывами к миру, содержатся призывы к войне и какие из этих призывов действительны сегодня и в каких случаях.
Литература:
1. 1. Библия. Синодальное издание
2. 2. Ориген. О началах. В русском переводе Н. Петрова, по изданию Рига 1936 г.
3. 3. W. W. Klein, C. L. Blomberg, R. L. Hubbard. Introduction to Biblical Interpretation. Word Publishing, 1993
4. 4. Jones-Wake. N. T. Apocryphal books. Bell 1979 edition
5. 5. А. Воин. «От Моисея до Постмодернизма. Движение Идеи», ч. 1 «От Моисея до Иисуса Христа», Феникс, Киев, 1999
6. 6. А. Воин. «От Моисея до Постмодернизма. Движение Идеи», ч. 2 «Христианство», www.philprob.narod.ru
7. 7. А. Воин. Проблема абсолютности — относительности научного познания и едины метод обоснования. Философские исследования. №2, 2002. Москва