ВЛАД�М�Р МАШКОВ: Я СЧАСТЛ�В Ж�ТЬ В ЭПОХУ ПЕРЕМЕН

Лариса МАЛЮКОВА
Знаменитый актер — о личном выборе, о сильных характерах и новом фильме Алексея Учителя «Край», выдвинутом от России на соискание премии «Оскар».

«Край» — таежная станция, место ссылки изменников и немецких подстилок, теперь «исправляющихся» на лесозаготовках ради светлого будущего. Сюда в конце 1945 прибывает дошедший до Берлина �гнат (Владимир Машков), дважды контуженный победитель. Машинист, списанный за гонки на паровозах, влюбленный в паровозы до умопомешательства. В «Краю» чужака встретят хреново. Он так и скажет. Всеобщей ненавистью. За то, что паровозы больше людей любит. За то, что командирствует, увел подругу местного машиниста, занял его место в кровати и в кабине. А потом и вовсе немку, всю войну просидевшую в тайге, привел. Чистый вражина. Да и сам победитель малосимпатичен. Ожесточен, войной выжжен. Если кому и отдает сердце, то паровозам.
Для всегда выверенного, собранного Учителя картина неожиданная. Бьющая через край допустимого эмоциональностью, иррациональностью происходящего. Обладающая зрительским потенциалом. Среди несомненных плюсов картины актерские работы, культура и страстность изображения. Камера Юрия Клименко пишет жирным маслом портреты старых поездов, напоминая о стиле Платонова. Здесь и в картинке все сгущено: капли масляного пота на «лбу» живой, пыхтящей паровой машины, бешенство северной реки, прокоптившиеся у топки машинисты (словно выписанные художником Ярошенко). Среди минусов сценарная сбивчивость (автор сценария Александр Гоноровский признался, что было почти 105 файлов с вариантами). Авторы не объясняют, как юная немецкая фрау прожила одна в тайге четыре военных года. Как починяется проржавевший, проросший за многолетье деревьями паровоз. Да и кустарное строительство моста — чудо. Драматическая история пересыпается комическими эпизодами, к финалу и вовсе впадает в фарс.

Главный энкадэдэшник (Сергей Гармаш) лютый радетель режима, пускается под улюлюканье толпы на раздолбанном велосипеде по засыпанным снегом шпалам. Потому что тоже контуженный. Как и все тут в «Краю», изувеченный режимом и войной. Потому что и не человек вовсе, а паровоз. � сам фильм при всей документальной дотошности режиссера, погружается в мета-пространство, превращается в страшную сказку, в которой лесные оборотни, представители фольклорной архаики растворяются в массовке репрессированных, выброшенных на край земли, почти потерявших людское обличье.
Это «почти» и есть край, ломкая кромка, кривоватые сценарные шпалы, по которым мчится сломя голову фильм.

О картине рассказывает Владимир Машков.
— Чем вы руководствуетесь при выборе роли? Вы отказываетесь от работы в «Ларе Крофт-2» с Анжелиной Джоли, от Мастера в фильме Бортко, и соглашаетесь сниматься в боевике «В тылу врага».
— Наверное, все решает только мой личный интерес. В это понятие включаю все прелести нашей профессии. Материал, который предлагается, люди которые предлагают этот материал. � главное — персонаж, в который мне придется превратиться. Мы же понимаем, что кино не дает возможности меняться до неузнаваемости. Поэтому ищешь работы, которая позволяет тебя хотя бы чуть-чуть, на микрон оторвать от себя самого, от уже пройденного, сыгранного, апробированного. Бывают, вроде выигрышные, заметные роли, но думаешь: все это уже было. Хочется найти в характерности персонажа нечто неожиданное, непонятное, несвойственное мне.

— Что же вы нашли в �гнате, чем зацепил характер уже в первом варианте сценария. Знаю, что роль росла по ходу работы.
— �значально меня притянула эта доминирующая в человеке страстность, способность посвятить себя всего без остатка любимому делу. �дее. Чрезвычайно интересно кожей, нутром почувствовать человека, увлеченного до крайней степени, до фанатизма. Эти люди сродни актерам. Они полностью погружены в обстоятельства, предлагаемые жизнью. А дальше, знаете, был долгий путь к �гнату. Мы практически все снимали последовательно. У меня была возможность постепенного вхождения в образ этого настоящего и вместе с тем, немного мифологического персонажа. В мир вокруг него.

— Постепенно шов между вами стирался? Говорят на съемках, вы демонстрировали мужество, работали без дублеров (во время одного из дублей, каскадеры упустили плывущего по реке актера, его едва не утащило к смертельно-опасным порогам), редкую для популярного актера дисциплинированность. Вы освоили вождение паровозом и даже получили удостоверение машиниста. В конце концов, вы восемь месяцев жили только этим проектом, этим характером.
— Моя задача была раствориться. В герое. В паровозе. Я должен быть стать одной из его деталей.

— Как у Платонова, революция — паровоз, революционеры — машинисты. �грая своего «сокровенного человека», вы думали о Платонове?
— О Платонове я часто думаю. Он мой гений. �з творцов-мудрецов, которые нам дают художественные формулировки на всю нашу жизнь.

— Нет ощущения, что тип героя, которого вы играете, принадлежит, увы, ушедшему, поколению отцов. Подобные истовые характеры в исполнении Урбанского стали легендами советского кино.
— Перед тем как начать работу, я пересмотрел практически все наши классически фильмы. Не только «Коммуниста», но и «Чистое небо», «Добровольцев». Урбанский делал это блистательно, неповторимо. По мощи воздействия его дарования, темперамента, думаю, в мире не найти такого актера. Может, Марлон Брандо, в лучше свои годы. Это все пути, проложенные великими людьми, великими характерами. � я этот опыт, как актер, не могу и не хочу отбрасывать. Я внимательно вглядывался в то, как они пытались спасти мир. Революцию, в которую верили. Каким образом они себя внутри разжигали. Дотла. Для меня это стало важной частью моей жизни. Думаю, что и в нашей действительности есть подобные люди. Если убрать внешние атрибуты, скажу, что многие из людей, принимавших участие в этих сложнейших съемках, вели себя таким же образом, как �гнат. Люди, которые строили в тайге для нас декорации. Машинисты, которые помогали нам. Каскадеры, художники. Неистовой, круглосуточной была работа режиссера, всей группы. Атмосфера была такой, которая нужна русскому человеку для максимального приложения всех его сил.

— В советских героях-богатырях есть своеобразие, отличие от голливудских спасителей мира.
— Конечно, но тут важно вспомнить о связи традиций актерской школы с историей и культурой страны. Плюс профессия дает отсвет на все происходящее. Вот момент, когда человек берет ответственность на себя, в прямом смысле. Я это сделаю, во что бы то ни стало, не ради мщения, потому что верю. При этом, если проанализировать поведение моего героя, он не совершает ни одного несправедливого поступка.

— Но большую часть фильма он выказывает дикую озлобленность, орет, бьет людей.
— У него на эту озлобленность своя правота — приехал к людям, которые для него, для страны являлись не просто врагами, а предателями родины.

— Просто он в это априори верит.
— Как большинство граждан СССР, в том числе и сами сосланные, верили, что они предатели. Это такая особенность организма. Если много раз повторить человеку кто он на самом деле, он начинает в это верить. Мы много раз проходили подобные страшные эксперименты. Но это может возникнуть на любой почве. К примеру, когда ты в полном отчаянии от самого себя, от неуверенности в том, что делаешь — слово становится приговором: оправдательным или смертельным.

— Володя, в середине 90-х в интервью для «�скусства кино» вы мне говорили о своем отношении к российской действительности. «Я вижу, — говорили вы, — что по улицам опасно ходить, что кругом грязь, все неустроенно. Но жить в нынешней России для меня страшно увлекательно. Я хватаю адреналин пачками, это фантастическая питательная среда для моей профессии». Время изменилось, каковы ваши ощущения от окружающей вас действительности сегодня?
— Мы новая страна. � мы стоим на правильном краю…

— Краю — в смысле обрыве?
— Нет. Для меня «край» — это конец и начало. Если откроете словарь Ожегова, там будет это определение. Для нас это состояние — балансирование на краю — одно из самых привычных. С одной стороны стараемся держать то, что нас сплотило, наши победы. А с другой — начало, новые воды, в которые мы должны войти с другими ощущениями от мира. При этом важно уменьшать количество врагов. Не путем насилия. Каким-то другим путем. Мне очень комфортно в сегодняшнем времени. Понимаете, на моих глазах столько всего поменялось — формаций, политических устройств, людей. Я счастлив жить в эпоху перемен. �ногда неблагополучие вокруг стимулирует, подвигает тебя на поиски, на разведку новых решений, на смелость говорить о чем-то важном. А в комфортной, тихой, сытой обстановке у тебя бы и творческого рвения поубавилось. Не поверите, порой с чувством сожаления смотрю на некоторых коллег, представителей европейских стран, лишенных этого допинга, адреналина.

— Так вы живете больше здесь, или в благополучной стране, как пишут СМ�: Машков переселился в Голливуд. Вы ощущаете себя человеком мира?
— Я ощущаю себя русским человеком, который передвигается по миру за камерой.

— Когда вы снимаетесь в Голливуде, чувствуете себя чужим или своим среди чужих?
— Может, вы поможете донести то, что я чувствую на самом деле — а то столько домыслов. Я занимаюсь своей профессией. Я русский человек. Единственно, что мне интересно, в том числе с точки зрения профессии, изучать себя как человека, принадлежащего к невероятной нации. С богатейшей культурой, сложнейшей историей, прекрасным языком, с таким значением в мире. � я не хочу быть ни американцем, ни французом. Должен вас разочаровать — я им никогда и не буду.

— Да я и не огорчилась.
— Буду заниматься исключительно своей профессией. Одна из первых картин, на которую меня пригласили в Америку «Танцы в голубой �гуане». Я приехал, зная примерно пять-шесть слов. В конце съемок режиссер фильма Майкл Рэдфорд сказал: «Володя, ты удивительный человек, у тебя было 50 слов в запасе, а ты ими описывал мир». Это еще одни показатель того, что порой и язык не нужен, чтобы понять друг друга. Я даже в каком-то смысле был им полезен, потому что у них такой актерской школы, как у нас, не было.

— А как же школа Ли Страсберга, обучающая актеров по системе Станиславского.
— Все это работает, но как заимствованная система, есть «трудности перевода». Те элементы профессии, которые мои учителя донесли до меня в школе, которые потом были подробно изучены, апробированы, могут действительно помочь артисту. Как сказал Константин Сергеевич Станиславский: «Реализовать главный постулат системы: через сознательную психотехнику артиста к подсознательному творчеству природы». Я не поверхностно понимаю значение этих слов. Этот метод пригодился и в «Краю» — правдоподобие чувств и искренность страстей в предполагаемых весьма условных обстоятельствах.

— Что же вы приобрели, работая в Голливуде?
— Бесспорно, дисциплина. Недооцененная часть профессии. Она там на других слонах лежит. Она — материально-безоговорочная. Когда-то это меня поразило в работе всех: от звезды до осветителя. В нашем кино тех лет я в основном наблюдал некоторую расхлябанность, необязательность. На американской площадке это практически невозможно. Но меня радует, что последнее время я все чаще сталкиваюсь с профессиональным, деловым подходом и у нас.

— В момент работы над образом Рогожина, вы говорили, что роль для вас — прыжок в ледяную воду. Что в вас самом открыл �гнат?
— Я понял, есть какой-то запасной, неоткрытый нам ресурс организма. Признаюсь, я был удивлен, прочитав в сценарии, что машинист с девочкой немкой могут восстановить разрушенный мост через бурную реку. Да так, чтобы по нему прошел поезд. Мне просто как человеку стало интересно. Я же знаю, что такое рельсы, мост. Поговорили с профессионалами. Очень подробно, чуть ли не по чертежам простроили все, разобрались, как должно было происходить это ручное строительство. Теперь, знаю, что нет ничего невозможного. Просто это вопрос времени и страшной убежденности человека, способного свернуть гору. Я верю, что люди не только способны построить мост, но и победить в себе какие-то изъяны, собственные проблемы. Даже если ты считаешь их достоинствами. Мой герой давит, мнет людей, которые его боятся. Это часть его, он чувствует свою правоту. Это характерная деталь для любого военного конфликта. Ты побежден силой собственного убеждения. Надо преодолеть себя, вернуться в мирную жизнь, где ты можешь посмотреть на человека не только как на врага и предателя, но и как на одного из своих.

— То есть восчеловечиться?
— В единственном монологе �гната, когда он напивается в поезде, он говорит: «Обидно, когда свои с тобой не пьют». Война закидывает человека в одиночество. Когда начинается стрельба, человек остается один. Друзья-товарищи появляются после боя. Ты спас. Тебя поддержали. Все это оцениваешь оптом. А когда сидишь в окопе, бежишь в атаку — ты один.

— Что вы изменили в характере своего героя?
— Все что хотели изменить изменили. Мы его искали. Вопрос об изменении не стоял. Поначалу этого персонажа, можно сказать, вовсе не было, все начиналось с «наметки». Он — наш общий плод фантазии. Собран из реальных людей. Потом мы все ему додарили: плоть, характер, слова. Поэтому и говорим об уникальности нашей совместной работы: с режиссером и сценаристом.

— Ваши родители работали в кукольном театре, и вы в нем впервые выходили на сцену. Я вспоминала об этом, когда смотрела ваш спектакль «Смертельный номер». Театр вам предлагал большее актерское разнообразие. Какого Машкова мы еще не знаем?
— В моей жизни было столько разных экстравагантных ролей в театре: я играл и старых евреев, и смешных пьяных дядек… Сейчас для меня один вопрос актуален: кто же я следующий? Не знаю. Никогда не прогнозирую по жанрам — а давайте-ка сейчас будем веселить, а потом печалить…

— Вы ждете?
— Скорее исследую. Как исследователь я определил для себя, что случай — часть профессии. Тебя кто-то видит в новой работе, одна роль, как паровоз, тянет другую… Есть еще и другая часть профессии, она внутри тебя, постоянно работает и думает, даже если извне ничего не приходит. Да, я жду другого человека, и если он не придет, я его выдумаю…

novayagazeta.ru
"Новая газета" — "Континент"