В ОБСТАНОВКЕ ПОЛНОЙ РАСТЕРЯННОСТИ
Эфраим ГАНОР
ДЕЙСТВОВАЛИ РУКОВОДИТЕЛИ ИЗРАИЛЯ ПЕРЕД ВОЙНОЙ СУДНОГО ДНЯ И ВО ВРЕМЯ НАЧАЛА БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ
На прошлой неделе исполнилось 37 лет с момента начала Войны Судного дня, и государственный архив рассекретил ряд протоколов тогдашних заседаний узкого военно-политического кабинета. За прошедшие годы информация о тех заседаниях в общем-то становилась известной, ведь о той войне написано немало. Тем не менее, нынешняя публикация этих материалов предоставляет прекрасную возможность ознакомиться с различными деталями, а главное — понять, в каком состоянии находились наши лидеры, чем они, фигурально выражаясь, дышали в те дни. Нельзя сказать, что трагические провалы первых дней войны октября 1973 года предстают перед нами в новом свете, но некоторые акценты теперь стоит расставить иначе.
Как никогда четко заметна израильская недооценка противника и ошибки в определении его возможностей в ведении войны. И наоборот, выявляются панические, неадекватные настроения в первые боевые дни. И в первом, и во втором случае речь идет о тогдашнем министре обороны Моше Даяне, проявившем полную несостоятельность и несоответствие занимаемой должности. Опять таки все это было известно и раньше, но нынешняя публикация подчеркивает, насколько все было плохо. Моше Даян тех дней явил собой ярчайший пример несоответствия имиджа его реальному наполнению.
"Живая легенда, величайший еврейский полководец со времен Бар-Кохбы" предстает поверхностным, некомпетентным человеком, поддающимся панике и даже не скрывающим этого. Если бы его оценки и предложения первых дней войны были приняты, ситуация, вне всяких сомнений, стала бы много опаснее. Именно Даян и глава АМАНа (армейская разведка) Эли Зеира стали проводниками пресловутой концепции, по которой "вероятность войны крайне низка" — несмотря на очевидные факты. Именно благодаря ему уже за считанные часы до войны, когда все стало ясно, не было принято предложение начальника генштаба Давида Элазара о нанесении превентивного удара. Более того, именно Даян до последнего момента сопротивлялся объявлению всеобщей мобилизации, а частичную старался сократить до минимума. Здесь надо отдать должное главе правительства Голде Меир: она настояла на больших масштабах мобилизации.
Итак, вот выступление министра обороны на заседании узкого кабинета (второй день войны) с участием Голды Меир, заместителя премьера Игаля Алона и министра Исраэля Галили: "Я был на Северном фронте, а сейчас возвращаюсь с Южного. На данный момент положение плохое. Надеюсь, что на севере ситуацию удастся стабилизировать. Есть окруженные опорные пункты, есть много пленных. Будут еще погибшие и пленные. Мы не знаем, какой окажется их судьба. На юге для стабилизации положения я предлагаю отступить до перевала Митле. То есть надо оставить линию канала и занять позиции в 30 километрах от него. Я предлагаю уже сегодня ночью отдать приказ об эвакуации опорных пунктов на линии канала, которые еще не захвачены и до которых мы не можем добраться, чтобы спасти людей. В местах, где раненых можно эвакуировать, мы сделаем это, там, где нельзя, раненых оставим. Доберется тот, кто сможет. Если люди решат, что надо сдаваться, пусть сдаются. Мы должны сообщить им, что не можем до них добраться, и пусть решают, прорываться или капитулировать". Я не случайно подчеркнул эти слова. Данным высказыванием Моше Даян, символ израильской военной мощи, генерал, полководец и наконец политический лидер, продемонстрировал полную потерю контроля как над ситуацией, так и над самим собой. Сказанное им не просто противоречит тому, на чем воспитывались бойцы и офицеры ЦАХАЛа. Генерал Даян снимает с себя ответственность за решение, как предстоит поступить простому солдату, попавшему в окружение: сдаваться или умирать. Только за подобные предложения его можно было отдать под суд. Но самое страшное даже не в этом: после войны и по завершении работы комиссии, расследовавшей ее ход, Моше Даян даже не был снят с должности...
Но вернемся к выступлению Даяна на том заседании: "Теперь о соотношении сил. Сейчас не время копаться в себе, но я неправильно оценивал силы противника, а с другой стороны — переоценил наши силы. Арабы воюют намного лучше, чем раньше. У них очень много оружия. Они успешно поражают наши танки... Их ракеты стали зонтом, который наши ВВС пробить не могут... Ночью им удается подвезти новые ракеты вместо уничтоженных. Я не знаю, изменил бы или нет ситуацию превентивный удар... На утро сегодняшнего дня мы имели на египетском фронте 800 танков против 2000 египетских. В воздухе у нас всего 250 самолетов на оба фронта, в то время как у египтян 600 самолетов, а у сирийцев 250. На сирийском фронте у нас 500 танков против 1500. Несмотря на численную разницу в танках мы сможем стабилизировать линии обороны как на севере, так и на юге. На севере можно остаться на Голанах, а на юге надо занять оборону у Митле. Проблема в том, что это может продолжаться долгое время... Арабы не прекратят эту войну, а если согласятся на временное прекращение огня, они снова ее возобновят с целью захватить все. Если мы сегодня отступим с Голан, то война не прекратится.
Вторая проблема — это дефицит вооружений и боеприпасов. Надо обратиться к американцам и срочно купить 300 танков... Нужны самолеты. У американцев есть вооружение в Европе, и его надо срочно приобретать. Но главное — надо быть готовым к долгой войне и подготовиться к защите страны. Я уверен, что иорданцы вступят в войну. Мы обязаны к этому подготовиться... Возможно, они позволят террористам действовать со своей территории. На этом участке у нас только 80 старых танков "Шерман". Нет ни ракет, ни самолетов... ".
На этом этапе в монолог Даяна вмешивается Игаль Алон и спрашивает министра обороны, смогут ли бомбардировки в глубине вражеской территории изменить ситуацию. Даян отвечает, что они не будут иметь серьезного значения и не один танк не будет отведен с Голан, если бомбардировке подвергнется Дамаск. Теперь в разговор вступает Голда Меир: "То есть ты предлагаешь просить о прекращении огня прямо в той ситуации, в которой мы сейчас находимся? Может, задействовать в этом вопросе Киссинджера?". Даян: "Я за немедленное прекращение огня".
8 октября, на третий день войны, Игаль Алон и бывший начальник генштаба Хаим Бар-Лев отправились на фронты для ознакомления с обстановкой. Вечером они доложили премьеру, что положение ЦАХАЛа улучшилось, арабы несут большие потери и не смогли полностью использовать преимущество первых дней.
На следующем заседании, 9 октября, стал приходить в себя и Моше Даян, тон выступлений которого значительно изменился: "Есть приказ: на Голанах не отступать, а стоять насмерть. Я прошу утвердить нанесение бомбовых ударов в городской черте Дамаска". Голда Меир: "Внутри городской черты?". Даян: "Внутри города и окрестностях. Надо сломить сирийцев. У Элазара нет достаточного количества сухопутных сил, чтобы достичь Дамаска. У нас сейчас столько же танков, сколько было в Шестидневную войну. Поэтому я считаю, что надо атаковать цели в Дамаске, генштаб, а также инфраструктуру, связанную с водо- и энергоснабжением. Я не могу сказать, что в ходе этих бомбардировок не пострадает население".
Далее Голда Меир предложила отправиться с тайным 24-часовым визитом в США. Его целью должна была стать попытка убедить президента Никсона срочно оказать Израилю помощь, как вооружением, так и на дипломатическом фронте. Визит, который так и не состоялся, планировалось сохранить в тайне даже от остальных членов правительства.
Это всего лишь несколько выдержек из открытых недавно протоколов. Что-то все равно осталось запрещенным к публикации, и ничего принципиально нового мы в них не увидели. Тем не менее, и этого оказалось достаточно, чтобы приоткрылись так до конца и не зажившие раны той войны, унесшей жизни более 2700 солдат ЦАХАЛа. Снова, 37 лет спустя, мы вернулись к тем тяжелым дням.
Картина же вырисовывается следующая: во главе правительства Израиля стояла премьер, ведущая себя как хорошая бабушка, которая хоть и заботится о своих детях и внуках, но имеет о происходящем вокруг весьма отдаленное представление. Голда Меир до войны почти полностью отстранилась от дел, связанных с обороной и безопасностью, полностью полагаясь на Моше Даяна. Собственно, в этом она мало чем отличалась от большинства граждан страны. Несмотря на то, что относилась к нему неприязненно, Меир в большинстве случаев шла на поводу у министра обороны, и результат этого очевиден. Кстати, бытует мнение, что проявленное ею в первые дни войны хладнокровие было следствием именно неправильного понимания обстановки.
В целом ряде решений и оценок Моше Даян потерпел полное фиаско как военный и как политический лидер. Он показал себя заносчивым хвастуном, живущим реалиями Шестидневной войны. Именно он, как министр обороны, нес ответственность за всеобъемлющую подготовку ЦАХАЛа к войне. И здесь-то на целом ряде важнейших направлений назвать ситуацию иначе чем провальной язык просто не поворачивается. И что особенно больно, уроки той войны так и не были полностью извлечены. Свидетелями знакомых симптомов мы стали совсем недавно, во время Второй ливанской. Боюсь, что если открыть протоколы заседаний, состоявшихся в ее ходе, мы увидим немало похожего на то, что было 37 лет назад.
"Новости недели" — "Континент"