\"КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ\" МОСКОВСКОГО \"ДОМА НА НАБЕРЕЖНОЙ\"
Семен КИПЕРМАН, Хайфа
ПРИЗРАКИ СЕРОГО ПАЛАЦЦО КРОВАВОГО ВРЕМЕНИ
Многим бывшим советским гражданам памятно появление в 60-х годах века минувшего повести Ю.Трифонова "Дом на набережной", сразу ставшей бестселлером. Недавно довелось перечитать эту повесть. Есть там слова:
"Еще помню, как уезжали из того дома на набережной. Дождливый октябрь, запах нафталина и пыли, коридор завален связками книг, узлами, чемоданами, мешками, свертками. Надо сносить всю эту хурду-мурду с пятого этажа вниз. Ребята пришли помогать. Какой-то человек спрашивает у лифтера: "Это чья такая хурда-мурда?" Лифтер отвечает: "Да это с пятого". Он не называет фамилии, не кивает на меня, хотя я стою рядом, он знает меня прекрасно, просто так: "С пятого". — "А куда их?" — "Да кто знает. Вроде, говорят, куда-то к заставе"... Я для него уже как бы не существую. Те, кто уезжает из этого дома, перестают существовать".
Жили в доме на Берсеневской набережной те, кто возвел в ранг государственной политики казнь и те, кого казнили в тот момент, когда они оказывались неугодными государству.
Жили здесь наркомы и академики, писатели, легендарные маршалы и сотрудники НКВД и Кремля. Соседями были жертвы и палачи, которым в скором, в свою очередь, предстояло стать жертвами. Дом этот напоминает затонувший "Титаник" на дне истории. Среди затонувших было:
членов и кандидатов в члены Политбюро — 6,
наркомов (министров) — 63,
зам. Наркомов (зам. министров) —94,
маршалов и адмиралов Флота Советского Союза — 19.
В перестроечное время авторы книги "Тайны и легенды Дома на набережной" Михаил Коршунов и Виктория Терехова стали инициаторами создания музея Дома и сбора материала по его истории. Здесь собирались дети 30-х годов, те, кому довелось жить с родителями в этом правительственном здании, которое напоминало средневековый замок, всегда наполненный тайнами, ночными беззвучными шагами по ночным лестницам, вздохами ветра в душниках, неожиданным стуком фрамуг, когда они почему-то резко и сами по себе открывались.
Здесь выбрасывались из окон, вешались, травились газом. Были на Берсеневской и счастливые дни. Но в памяти отчетливее запечатлелись мрачные, трагические для детей этого дома дни, когда то в одной, то в другой квартире глубокой ночью внезапно вспыхивали сразу все окна, опаляя двор зноем беды: значит, это жилье вскоре опустеет. К двери приварят красную сургучную печать, что означало исчезновение ее жильцов. Даже если глава семьи уходил из жизни сам, по своей воле, все равно исчезала из дома вся семья. Дом все больше становился неблагонадежным и даже враждебным государству, потом в народе названным несчастным, роковым. Как однажды заметит Юрий Трифонов:
"Наш дом был и остается центром лучшего и страшного, это было с нами, облаком на краю небосклона".
Большинство детей дома не знают, где находятся могилы родителей: как правило, в последний раз они видели отцов и матерей здесь, в доме, поэтому и приходили не только за своим детством, за своей юностью, они приходили и в память о родителях.
На одном из заседаний активистов музея собрались бывшие жильцы, уцелевшие в гулаговских лагерях, ссылках, поселениях, и решили выяснить, кто создал дом. Ответила Надежда Алексеевна Рыкова:
— Мой отец, Алексей Иванович Рыков. Крестный отец этого дома.
* * *
Отметим отдельные штрихи биографии "красного премьера" как называли Рыкова в бытность председателем СНК СССР.
Родился Алексей Иванович Рыков 13 февраля 1881 года в Саратове. Занимался в Казанском университете. Знал древнегреческий и латинский, владел немецким, английским и французским языками. С юных лет принимал участие в революционном движении. Активно участвовал в вооруженном восстании 25 октября 1917 г. Был избран делегатом Второго съезда Советов.
27 октября 1917 года Рыков стал народным комиссаром внутренних дел. 10 ноября за подписью Рыкова был издан декрет "О рабочей милиции". Впоследствии эта дата стала отмечаться как день советской милиции.
В последующий период он возглавлял ряд правительственных и общественных учреждений и организаций. В апреле 1918 стал председателем ВСНХ. Как глава ВСНХ был непосредственным проводником политики "военного коммунизма". По ряду вопросов у Рыкова были разногласия с Лениным. Например, он выступал за упразднение продразверстки, против чего возражал Ленин. Но Рыков отстаивал и монополию партии на власть и курс на подавление всякой оппозиции. Заслуги Рыкова в годы гражданской войны были высоко оценены. На IХ съезде партии весной 1920 г. он был избран членом ЦК и Оргбюро, а в мае 1921 г. стал заместителем председателя СНК, хотя в то время у него были некоторые разногласия с "вождем мировой революции". В частности, он выступал за денационализацию управления экономикой и коллегиальность руководства предприятиями.
По личному указанию Ленина Рыков курировал наркоматы финансов, торговли, труда, иностранных дел, Госплан и президиум ВЦИК.
Во внутрипартийной борьбе за власть в 1923-1924 г.г. Рыков принял сторону Сталина. Он опасался Троцкого и во многом не принимал его внутриполитический курс.
После смерти Ленина наступил самый значительный этап его жизни. В выдвижении Рыкова на пост главы правительства решающую роль сыграли Зиновьев и Сталин, ставшие вскоре его врагами. 2 февраля 1924 года Рыков возглавил Совнарком.
Находясь в Италии на лечении после перенесенного инфаркта, Рыков в Риме познакомился с архитектором Борисом Михайловичем Иофаном, обладателем французского Диплома Гран-При, почетным членом-корреспондентом Королевского общества британских архитекторов, почетным гражданином Нью-Йорка. Ему удалось сманить Иофана в новую Россию — искать гармонию будущей новой жизни, в частности, в архитектуре. В Кремле и на даче в Валуево в гостях у Рыкова вместе с Иофаном дозревал план новой современной постройки недалеко от Кремля. Были обсуждены в деталях будущее московского строительства. И дом ЦИК-СНК приобрел окончательный вид и цвет, который сохраняет и поныне.
Рыков систематически приезжал на стройку, за ним увязывалась его дочь Наташа: интересно все-таки. Наталья Алексеевна помнит, как паровые молоты с паровозным шипением вгоняли сваи под основания дома. Рыков беседовал с инженерами и прорабами, осматривал первые квартиры, беспокоился, что на самых верхних этажах слишком много стекла. Москва по климату все-таки не Италия. Но архитектор Иофан объяснял, что это помещения для детского сада и других служб, где требуются обзорные площадки, террасы, солярии.
Романтик для тех уже наступивших посуровевших лет, Рыков не мог предположить, что очень скоро в судьбу новостройки внедрится со своей спецслужбой Ягода, потом Ежов (который, между прочим, с гордостью отвечал в анкете на вопрос об образовании — "незаконченное низшее"), затем и Берия. Алексей Иванович не ведал, во что со временем превратится "Серый замок", "серое палаццо".
15 февраля 1927 г. состоялось "заседание стройдомбюро под председательством Рыкова в присутствии т.т. Енукидзе, Ягоды, Горбунова, Мирошникова, Иофана, Смольянинова. Слушали: О постройке дома для ответственных работников. Срок окончания постройки — осень 1928 г. Ответственность за постройку возложить на Стройдомбюро, на т. Ягоду. За проектирование и технический надзор на т. Иофана. Председатель комиссии А.И.Рыков".
До этого квартира Рыкова была в Кремле. Здесь же хранились запасы дров для колонки в ванной. Долго не было газа. Обед согревали на простенькой электроплитке, обложенной кирпичами. Сводчатые потолки, совершенно излишние для нормальной жизни, даже неудобные. По вечерам в коридорах — устоявшая столетиями жгучая темь и каменная тишина. И не было больше веселого, остроумного, "жившего на шутке" человека, каким был Рыков. Сам собой был, а не кремлевским застеночником. Но к концу 20-х начало все меняться. Сталин стал набирать силу и не упускал случая, чтобы рано или поздно отомстить каждому, кто пытался встать на пути утверждения его власти. Не забыл и не мог простить речи Рыкова в 1925 г. на ХIV съезде ВКП(б), на котором прозвучали знаменитые слова "Никогда и ни перед кем, ни перед Сталиным, ни перед Каменевым, ни перед кем-нибудь другим партия на коленях не стояла и не станет!"
Однажды Сталин предложил Рыкову: "Давай руководить вдвоем". Рыков отказался. С тех пор и началось. Уязвленное самолюбие горца не позволяло оставаться в долгу. Рыков не подумал об этом.
Бухарин и Рыков, хорошо зная повадки Кобы, его вероломство, не сознавали, что разгром антисталинской оппозиции несет и им верную гибель. Утверждая тоталитарный режим, Сталин изощренно истреблял ленинскую гвардию. Рыков тоже прошел все круги сталинского ада. 30 марта 1931 года он был назначен наркомом почт и телеграфов. Под его руководством шло создание телефонно-телеграфной связи в стране, радиофикации, строительство АТС, проводилась научно-исследовательская работа в области телевидения и фототелеграфа и т.д. Однако Сталин не давал Рыкову спокойно работать, требуя новых заверений в лояльности. Вождь в это время уже открыто выражал свое презрительное отношение к "наркомпочтелю".
Рыков тяжело переживал свое одиночество в среде партийной элиты. Его не приглашали на встречи, к праздничному столу, упрекали, что он подрывает единство партии. С ним перестали общаться многие приспешники Сталина. Рыков в своих выступлениях должен был признавать свои ошибки и высоко оценивать политику Сталина.
На XVII съезде ВКП(б) в 1934 г. бывшие лидеры правого уклона вновь каялись, прославляли фельдмаршала пролетарских сил. Бухарин, Рыков, Томский еще оставались кандидатами в члены ЦК. Однако после убийства Кирова в конце 1934 г. и в связи с подготовкой "московских процессов" сталинская секира нависла над их головами. Принятое вскоре после убийства Кирова постановление об усилении охраны вождей и членов правительства, также позволяло усилить контроль за деятельностью членов правительства со стороны НКВД.
В августе 1936 г. Рыков вернулся из поездки по Сибири и Дальнему Востоку. В Москве в это время на суде по делу Зиновьева, Каменева и других были названы имена Рыкова и Бухарина. И хотя следствие в отношении этих товарищей было прекращено в сентябре 1936 г., успокаиваться было рано: НКВД готовило на них новые материалы.
26 сентября Рыкова сняли с поста наркома. В октябре на кремлевскую квартиру к Рыкову позвонил начальник хозуправления СНК СССР Горбунов. К телефону подошла дочь Наташа. Ничего не объясняя, он сказал:
"В доме на улице Серафимовича для Алексея Ивановича приготовлена квартира".
В то время Рыков, будучи всего лишь наркомом почт и телеграфа, говорил про себя: "Почтмейстер!" Но теперь он даже не почтмейстер...
Никто ничего не объяснил. Его специально переселили на Берсеневку, чтобы завершить здесь расправу. К переселению в "серое палаццо" отнесся с безразличием. Понимал то, о чем однажды сказал дочери: создается государство в государстве. Они еще нам покажут...
Его давно перестали упоминать в печати, в докладах, в ответственных партийных документах, а если и упоминали, то в отрицательных красках.
Газеты, ранее писавшие: "Всю жизнь активно провел на революционной работе в России", сейчас об этом — ни строчки. Сталин, если и обращался к нему, то резко и даже не желая слышать ответ. В 1929-м на пятидесятилетие вождя Рыкова не пригласили. Единственный, кто открыто мог по-прежнему положить на плечо Рыкову крепкую безбоязненную длань, был Серго Орджоникидзе, и даже воскликнуть: "Ишак!", имея в виду Сталина. Алексея Ивановича все настоятельнее подталкивали к последней черте, к полной потере самообладания. Велась спецподготовка.
Начали поступать письма в красных и голубых конвертах: в красных — из ЦК, в голубых — из НКВД, к Рыкову поступали все новые показания против него, в том числе и показания бывшей секретарши: оказывается, ее шеф задумывал покушение на Сталина!..
Сборы Рыковых к переезду заняли немного времени. Но книг было огромное количество. Не исключено, что книги с надпечаткой "Библиотека А.И.Рыкова" попадаются и поныне в некоторых ведомственных библиотеках. Концертный рояль, взятый напрокат в консерватории, решили оставить.
Взяли большую часть ящиков, сложенных в конце общего коридора: архив СНК СССР, когда совнарком возглавлял Рыков.
Переехав из Кремля в свой новый дом, Алексей Иванович сказал, не глядя жене и дочери в глаза: надо все это кончить... Пустить пулю... Вздрогнули жена и дочь. Позже Надежда Алексеевна скажет:
— Мы с мамой виноваты перед отцом. Помешали отцу застрелиться. Считали, что этим признает себя виновным. Не облегчили его участь. Ведь он хотел этим предотвратить расправу...
Безудержно нагло вели себя Ежов, его первый заместитель Фриновский и другие. О поселившемся вскоре здесь одном из руководителей НКВД Богдане Захарьевиче Кобулове переводчик Сталина Валентин Бережков скажет, что он внушал страх и отвращение.
Обстановка в доме Рыкова была тягостной. Свет иногда не включали допоздна и в квартире затягивалась такая же темень, как и в кремлевских коридорах — настороженная, прислушивающаяся. Молчит телефон, молчит дверной звонок, молчит отец.
Алексей Иванович лежал поверх неразобранной постели. Молчал. Однажды жена предложила последовать примеру Бухарина и направить письмо партийному руководству. Письмо эмоциональное, которое должно было снять с него все обвинения. На что Рыков ответил взволнованной жене:
— Неужели ты еще не поняла, что это никому не нужно, что этого не хотят!
В квартире тишина подавляет, перехватывает горло, душит. Но не она была особо страшна. Рыков вынужден выходить из дому — вызывали на очные ставки в ЦК, куда привозили уже арестованных соратников. Когда возвращался, на вопрос: "Ну что?" — отвечал коротко:
— Все врут...
В 1937 году январский процесс над Пятаковым и другими ухудшил положение Рыкова. К февральско-мартовскому пленуму ЦК 1937 г. Рыков уже знал, что его посадят в "каталажку".
На пленуме Бухарин и Рыков пробовали защищаться. Но Сталин твердо вел дело к их уничтожению. Он сказал, что Бухарин написал, а Рыков одобрил платформу Рютина, призывающего к свержению Сталина. Пленум исключил Рыкова и Бухарина из партии и передал дело в НКВД.
— Вот мы тебя туда пошлем, ты и посмотришь! — выкрикнул Сталин.
Как отмечает Роберт Конквест в книге "Большой террор", Сталин требовал от НКВД добыть новые улики. "Если будет правда хотя бы на 5%, то и это хлеб".
Ежов, Фриновский и Паукер оказались хорошими исполнителями воли вождя и основательно потрудились над фабрикацией дела Бухарина-Рыкова. Об Ежове Р.Конквест писал как об "испытанном и безжалостном исполнителе". А один из заместителей Ежова Заковский даже заявил, что при надобности без труда добился бы от Карла Маркса признаться, что тот агент Бисмарка.
Однажды в 1937 г. Рыков вернулся с пленума подозрительно рано. В тот день заседала комиссия Пленума уже по итогам расследования. Дали читать протокол. Ежов, конечно, выступил за применение высшей меры. С ним были согласны Буденный и Мануильский. Хрущев и Литвинов рекомендовали предать суду без расстрела. Берия почему-то не выступил.
После этого Пленума Рыков был окончательно морально раздавлен.
К вечеру позвонил Поскребышев и сказал, что за Рыковым выслана машина. И она увезла Алексея Ивановича. Навсегда. Он не простился даже с семьей. А в 11 часов раздался бескомпромиссный звонок в квартиру и десять сотрудников НКВД рассыпавшись по квартире, провели повальный обыск. Это было 27 февраля 1937 г. На Берсеневке была известна шутка Сталина: НКВД такой орган, что и у меня может провести обыск. Здесь в квартирах обыск проводился по много раз. Да в одних и тех же: жильцы не по одному разу сменились.
Очередная ночь в доме "серого палаццо", когда в одной из квартир свет горел до утра. Утром дочь, которой в ту ночь не было дома, позвонила по телефону и услышала чужой голос, сообщивший, что отец арестован. На последовавший вопрос: "Что будет с нами?", ответили: это будет зависеть от вас. Один раз приняли передачу для Рыкова и указали: он так ведет себя на допросах, что лишен передач. На процессе был "мертвенно бледен", худой, плечи висят, сгорбленный, то и дело произносил "конечно", "безусловно". Абсолютно равнодушный уже ко всему, что его тогда окружало.
Еще до вынесения приговора 28 февраля 1938 г. "Правда" писала, что Рыков, Бухарин, Крестинский и другие лидеры правотроцкистского блока являются "подлейшими предателями родины, шпионами, человеческим отребьем, для которого нет места на земном шаре среди честных людей".
Существует предположение, что Сталин присутствовал на процессе, наблюдая за ходом суда через окно из помещения на хорах.
Приговор был предрешен. 15 марта 1938 г. Алексея Ивановича Рыкова, инициатора строительства Дома на набережной, его крестного отца, расстреляли. В выданной впоследствии справке пометят: "Гражданин Рыков А.И. умер в возрасте 57 лет". Убит Лубянкой. Уничтожен Сталиным.
В то время по Москве ходили слухи, что Рыков и Бухарин встретили смерть достойно, с проклятиями в адрес Сталина.
Семью Рыкова также репрессировали. Жена его после ареста в 1937 г. умерла. Родная сестра Фаина была сослана, ее муж В.Н.Николаевский был расстрелян. Дочь Рыкова Наталья Алексеевна провела долгие годы в тюрьме и ссылке.
Политическое дело второго, после Ленина, советского премьера Рыкова, было пересмотрено и прекращено "за отсутствием состава преступления" лишь в июне 1988 г. Более чем через полвека спустя после гибели одного из создателей Советского Союза. Кто-то постоянно, год за годом препятствовал. Но кто? Еще одна тайна тайн Москвы...
Еженедельник "Секрет" (velelens.livejournal.com)
На фото. Алексей Иванович Рыков