ИНТЕРВЬЮ С АНДРЕЕМ ЛЕОНОВЫМ
Телевизионный экран одарил этого обаятельного актера аж пятью особами женского пола! Нет-нет, речь не о личном гареме, а о пяти «лапочках-дочках», которыми героя Андрея Леонова наградили сценаристы сериала «Папины дочки». В реальной жизни Андрей растит сына Евгения и дочь Анну, воспитывает золотую дворняжку, собирает походный рюкзак и играет на сцене театра Ленком, на которую когда-то он выходил вместе с отцом — актером Евгением Павловичем Леоновым…
— Андрей, желание стать актером пришло с детства?
— Родился я в 59-м году. Из роддома меня привезли на улицу Васильевскую, в коммунальную квартиру, где тогда умещалась вся моя семья. А квартира это была как раз напротив нынешнего Дома кино, окна в окна. Вот вам и первая параллель (улыбается).
— В школе учителя пророчили вам актерскую карьеру?
— В школе я был абсолютным балбесом: до шестого класса играл под партой в машинки или солдатики (улыбается). Играл бы и дальше, но чудо произошло, когда в театре Маяковского я увидел музыкальный спектакль «Человек из Ламанчи». И, поскольку был романтически настроенным человеком, это спектакль меня просто поразил. А до этого меня фильмы советские военные поражали: после просмотра мне хотелось стать то военным, то космонавтом (улыбается). Так вот, когда я увидел мюзикл «Человек из Ламанча», я пришел в восторг. К сожалению, папа там уже не играл…
— Вы понимали тогда, что он гениальный актер?
— Он был для меня яркой личностью прежде всего как отец, а понимание того, то что он еще и гений, пришло намного позже, когда я сам стал учиться и увидел многие вещи со стороны.
— И как дальше подкреплялось ваше желание стать актером?
— Годом позже я увидел спектакль в Ленкоме, где сейчас работаю, «В списках не значился», с Проскуриным в главной роли. А еще – спектакль «Тиль», где в главной роли Караченцов. И мне захотелось сыграть эти роли (улыбается). Вот такие у меня появились мечты.
— Удалось претворить их в жизнь?
— Наполовину. Едва успев поступить в театр, я подошел к Марку Анатольевичу и неосмотрительно попросил ввести меня в спектакль во второй состав спектакля «В списках не значился». На что он ответил мне: «Не надо начинать свой путь с ролей, гениально сыгранных другими актерами». На долгие годы я умолк, ожидая своего часа. И однажды, когда Виктор Проскурин, кажется, где-то снимался и в театре требовалась замена, меня ввели в этот спектакль. Кстати, Марк Анатольевич меня тогда похвалил.
— Вы сказали, что мечтали стать то космонавтом, то военным…
— А я и сейчас мечтаю! Я бы с удовольствием в армию ушел! На командную должность!
— Вы не служили?
— Почему? Служил: полтора года после института. Отработал год в театре и потом все — таки решил, что надо пойти себя показать, людей посмотреть (улыбается). Пошел в армию, и мне там очень понравилось! Сейчас я бы мог быть уже генералом… (вздыхает, подмигивая)
— Чему вас армия научила?
— Трудно сказать, чему конкретно учит каждый виток жизни. Это для исследователей (улыбается). Учит каждый день, обстоятельства. В армии я увидел мир более развернуто — я же все таки рос домашним ребенком, и поэтому кругозор у меня был довольно узок. А, оказавшись в армии, я увидел совсем другую жизнь, сдружился с ребятами, много чего повидал.
— Профессия отца вас разве не подталкивала на театральные подмостки?
— На меня в этом смысле папа меньше всего влиял. Он для меня был важен как отец, и, наверное, уже только студентом, поступив в институт, я начал прислушиваться к его советам.
— Вам удалось сыграть вместе на одной сцене?
— Да — когда мы с ним столкнулись на одной сцене — в театре Ленком на спектакле «Вор». Кстати, это моя первая роль в театре. Меня пригласили из училища, потому что актер, играющий роль мальчика, уехал с другим спектаклем на гастроли, и меня ввели во второй состав. Так я постепенно зацепился и остался в этом театре, в котором мне нравились абсолютно все спектакли!
— Папина слава не мешала?
— Конечно, этот ужас с детства был перед глазами, его окружали, меня отталкивали. Он брал меня на концерты, мы куда-то приезжали, и народ кричал: О, доцент приехал!» Разумеется, ему всегда оказывали повышенное внимание, поэтому я ходил метрах в десяти от него: стеснялся такого пристального внимания и, кстати, стесняюсь до сих пор.
— А в школу отца вызывали?
— В школу папу вызывали постоянно! Конечно, он частенько ссылался на занятость и не так часто мог себе это позволить. И потом — он очень нервничал! Сутулился, краснел, а его отчитывали. Хотя говорили, мол, что сын у вас хороший, но… Говорю же, я рос балбесом (улыбается).
— Учителя отчитывали папу, а он вас дома ругал?
— Нет, эту тяжелую обязанность взяла на себя мама. Папа никогда не был жестким. Я уже много раз рассказывал историю, как однажды он пригрозился отдать меня в интернат, но довел только до первого этажа. Один единственный раз такая вспышка случилась. Не выдержал даже он. А так, что на экране, что в жизни он был мягким и доброжелательным человеком.
— В этом вы с ним похожи?
— Я — нет. Я в кого-то другого (улыбается). Я более жесткий, случается, что давлю в себе приступы бешенства. Могу наброситься и кусануть. Живу ведь с собакой вдвоем, вот и дичаю. А вот мой сын, его внук, его характер во многом унаследовал. Сыну Жене сейчас 20 лет, он поступил в театральный институт города Стокгольма и учится на актера.
— Почему вы решили дать ему образование заграницей?
— Как-то так сложилось: у супруги там работа, она врач, и сын поехал туда. Мы очень часто видимся, постоянно друг к другу ездим, все втроем отдыхаем. В общем, дружим. А раньше отдыхали еще и с дедушкой и бабушкой…
— Решение стать актером — его самостоятельный выбор?
— У нас у всех были самостоятельные решения. Как на меня никто не давил, так и с моей стороны на него не было никакого давления. Он часто ездил (и ездит) с нашим театром, смотрел наши спектакли, и в какой-то момент это перешло в серьезное увлечение.
— Вы вспоминаете, как воспитывал вас ваш папа, воспитывая своего сына?
— Не специально, подсознательно, я наверняка частенько повторяю сыну то же самое, что говорил мне папа. Конечно, я не стал Макаренко, и делаю ошибки, А так как мы с ним в разлуке, когда я приезжаю, мне за каких-то несколько дней хочется что-то улучшить, как мне кажется, усовершенствовать, и на этом фоне у нас иногда возникали конфликты.
— Путешествовать любите?
— Мы с сыном очень любим на машине прокатиться из Москвы до Ленинграда к друзьям, оттуда в Выборг, в Финляндию и на пароме в Стокгольм к родственникам. А вообще, мы каждый год куда-то все вместе выбираемся, отдыхаем.
— Супруга и сын живут в Стокгольме? Вы не планируете перебраться заграницу?
— Нет — а что я там буду делать? Я даже коров в Швеции не смогу пасти — нужно знание языка, а на изучение языка сил у меня уже не хватит. Да и здесь, на родине, мне хорошо.
— В Москве близкие у вас остались?
— Конечно: мама, друзья близкие. Мама живет отдельно, но на двоих у нас три собаки. У нее две, и у меня — золотая дворняжка.
— Золотая?
— Да, она у меня такая золотая (улыбается). И по характеру, и чисто внешне она золотистая. Ее привез мне один знакомый актер. «Ты не бери, — говорит, — ты просто посмотри на нее». Привез он мне ее, а она после аварии была, с раненой лапой… Себе ее тот актер оставить не мог — у него уже была собака. И вот он ее выходил и хотел пристроить. Посмотрел я в эти глаза…и взял Басю себе…
— Чем любите заниматься на досуге?
— С друзьями встречаюсь — у меня замечательные друзья. Собак воспитываю (улыбается). Люблю полежать, почитать. А еще мечтаю поехать за город, уйти в леса... У меня дома стоит огромный рюкзак, который я уже поднять не могу, но, тем не менее, постоянно добавляю туда необходимые вещички. Думаю, что это непременно пригодится мне в походе, в условиях суровой жизни. Еще немножко, и рюкзак этот станет тяжелее меня…
— А вы ходили в походы?
— Однажды, лет десять назад, друзья пригласили меня отдохнуть на озеро. Это был мой первый пробный шаг стать туристом и охотником. У меня, кстати, есть и ружье, и охотничий билет, но я так ни в кого ни разу в жизни и не выстрелил. Так вот, друзья у меня все рыбаки, поэтому они первым делом пошли рыбачить на лед. Я же заметил посередине озера островок и решил туда наведаться. Взял пешню — чтобы лед на прочность пробовать, утеплился и пошел (улыбается). Шел и даже почти дошел до острова… А там у берега все подтаяло, до самого островка никак не допрыгнуть. В общем, как только я подумал о том, что надо поворачивать обратно, на базу, я провалился. Слава богу, по грудь. Добрел я до этого острова, как и мечтал. «Сейчас, — думаю, как все настоящие охотники, костер разожгу, высушу одежду, согреюсь»… Смотрю — все во льду, стал сучья отдирать — не отдираются, а спички в рюкзаке промокли Тогда я понял, что надо срочно возвращаться. Снова вошел в воду, выбрался на льдину и, хлюпая, побрел на базу. Хорошо, там нашелся спирт и баня, но я все равно заболел. Так прошел первый день моего пребывания с друзьями на озере. На второй день я решил пойти в лес, заняться спортивным ориентированием (улыбается). Пошел в лес, через километр натер себе ноги... Решил сократить дорогу и стал проваливаться в снег… Сверху меня по башке бил рюкзак, забитый ненужными вещами, к тоже же я все время падал лицом в сугробы и расцарапал себе все лицо. Словом, не получилось из меня ни охотника, ни туриста, ни рыболова…
— Андрей, свое дальнейшее будущее вы видите скорее в кино или в театре?
— Как получится. Я не люблю планировать. Мы много о чем мечтали с папой, но мечтам не суждено было сбыться… С тех пор планировать я не люблю. Как получается в жизни — так и получается.
— Как вам работается с девчонками на съемочной площадке «Папиных дочек»?
— Замечательно! Они очень добрые, открытые, светлые . В них есть то, чего обычно не хватает взрослым. С ними комфортно. Поэтому мне с ними очень хорошо работается!
— Как «старший по званию», даете советы?
— Нет, я не перехожу границы. У меня есть твердое убеждение, что заниматься этим должен режиссер. Другое дело, если они спросят моего совета, но сам влезать не в свое дело я не буду. Мы можем только поддерживать друг друга, а наставлять и делать друг другу замечания — это, я считаю, неэтично.
— Вы вообще сериалы хоть иногда смотрите?
— Честно говоря, не смотрю — не успеваю. Разве что кусками, посмотреть на работу коллег, поучиться. Но иногда, вечером, перед сном, начинается какой-нибудь хороший фильм, и меня буквально засасывает. А в кинотеатр я в последний раз выбирался давно: на «Девятую роту». Мне очень понравилось.
— Кстати, как отец воспринял ваше решение пойти по его стопам?
— Он очень достойно перенес этот удар (улыбается). А я очень переживал: занимался с педагогом, а когда папа что-то пытался мне посоветовать, говорил: «Пап, да знаю я!» Но я до сих пор помню разбор одного стихотворения, и сейчас привожу этот пример своему сыну. Стихотворение для поступления у меня было «Крокодил» Корнея Чуковского. Папа объяснял мне: «Сынок, вот представь, это же настоящая трагедия! Жил да был человек, твой сосед, допустим, и к нему все плохо относились. В результате он, конечно, озверел и всех покусал! Что он еще делал? По улицам ходил, папиросы курил и что еще? По-турецки говорил! Ну, крокодил, сосед»… Этот разбор я помню до сих пор... И сыну говорю: «Вот как научишься рассказывать это стихотворение, станешь настоящим артистом. Это будет твое крещение».
— Отец видел вас на сцене?
— Да, он даже в Щукинское училище приходил. Но безоговорочно я ему понравился, по его словам, когда играл Керубино в «Фигаро». Он много смеялся и сказал, что это очень хороший спектакль. Я спросил: «Может, есть какие-то замечания?» А он ответил: «Нет, нет, все хорошо, очень смешно»… такой комплимент я услышал от него впервые.
— Вы сказали, что играли вместе в спектакле «Вор». Папа вас не «колол»?
— Было дело. В этом спектакле, с которого начиналась моя карьера, я, как мне казалось, очень глубокомысленно и напряженно держал паузы. И мне папа все время шептал: «Ты текст будешь говорить дальше?» Так что я все время был под контролем (улыбается).
— А случалось ли ему «расколоться» на ваших глазах?
— Я только один раз видел, как он «раскололся». Ни до, ни после такого больше не случалось! В спектакле «Оптимистическая трагедия», где он играл вожака. И там был следующий эпизод с кошельком: некая пожилая женщина говорила, что его украл матрос. Матроса казнили. Но когда выяснялось, что она ошиблась, папа говорил: «Еще брезент», и ее казнили тоже. Сцена была решена таким образом, что папа со своим секретарем вполголоса переговариваются, мол, решение принимают. «Вить, ну что с ней делать? Казнить ее надо» — тихо рассуждает папа. А тот серьезно так ему отвечает: «Евгений Палыч, нельзя!» Папу это заявление, по всей видимости, заинтересовало, и он спросил: «Почему, Вить?» На что актер на полном серьезе ответил: «Она беременна!» До папы, видимо, не сразу дошел этот казус, а потом он, видно, как представил себе это, начал краснеть, прыснул, сдавленно прошептал «Еще брезент!!!» — и вообще ушел за кулисы! Такого я никогда не видел!
— Он критически к себе относился?
— Да, это у нас семейное. Папа частенько говорил: «Вот здесь можно было бы получше сделать»… Иногда мы смотрели что-то вместе. Например, про один свой фильм, где он играл главную роль, папа сказал: «Сейчас время изменилось, другая правда, и я мог бы сыграть это интереснее». Бывало, что он советовался с друзьями, проигрывал им целые сцены. Часто уходил в себя, задумывался, анализировал …
— Чем вы с ним любили заниматься в свободное время?
— Помню, в стране наконец появились видеомагнитофоны. И один каким-то образом очутился у нас дома. Наверное, папе подарили. Помню, что мы очень долго не могли его подключить, а когда подключили, брали у приятелей кассеты и смотрели их каждый вечер. Так мы открыли для себя мир кино.
— Что это были за фильмы?
— Попадались разные. Были очень хорошие, не особенно хорошие, а еще были фильмы ужасов. Мы смотрели их, каждые пять минут останавливали и шли курить, потому что было страшно. Выходили на лестничную клетку, успокаивались, и шли смотреть дальше.
— Фильмы с его участием или мультфильмы, которые он озвучивал, пересматриваете?
— Вы знаете, когда у меня случается плохое настроение, то ко мне в гости всегда приходит Винни Пух…