ЮРИЙ ЛЮБИМОВ: Я БЫ ОТПУСТИЛ ХОДОРКОВСКОГО НА ВОЛЮ
Любимову без семи лет век, и он давно не боится говорить вслух, что думает. Не боялся никогда. В спектаклях, поступках, оценках держался правды, как сам ее понимал. Может быть, поэтому сегодня самого известного фрондера российского театра осыпать наградами не спешат. Но не это огорчает Юрия Петровича — он просто устал иметь дело со все теми же явлениями и все теми же людьми в своей стране
— Какова сегодня атмосфера в России, на ваш взгляд?
— Честно говоря, скисло наше молоко, и уже никогда не быть ему свежим. Большая проблема в том, что наши граждане какие-то полусонные. Лень у них впереди бежит... Мне представляется, что большинство наших сограждан все еще живут прошлым, и они скучают по Советскому Союзу. Тогда было лучше, они говорят.
— Почему в одном из своих спектаклей вы сами выходите на сцену и играете Сталина?
— Сталина опять превозносят. Он же кровожадный извращенец, который своего народа уничтожил больше, чем немецкие фашисты. Они что, совсем с ума посходили? Когда я играю Сталина… я заманиваю зрителя, а потом бью его по голове вот этой фразой: (Говорит с густым грузинским акцентом.) «Толпа — материя истории. Чем больше ее в одном месте убудет, тем больше в другом прибудет. Нечего ее жалеть».
— Вам сейчас легче работается, чем в советское время?
— Сейчас, конечно, лучше. Я свободен! Но финансово стало гораздо труднее. Они обещали мне построить театральный центр, даже землю выделили… но тринадцать лет прошло, и ничего не сделано. В прошлом году я попросил провести юбилей театра — 45 лет. Они сказали, что это не дата, и попросили меня подождать еще пять лет, до пятидесятилетнего юбилея. Они что, не знают, что мне уже 93?
— В вашей работе вы испытываете давление сверху, как в Советском Союзе, когда ваши постановки беспощадно кромсались цензорами и часто запрещались к показу?
— Никогда. Но вот театр часто обещают закрыть по причинам пожарной безопасности. Говорят мне исправить положение, а денег ни копейки не дают. Зато у них всегда предлог под рукой, как меня уволить. И в то же время всего за два года они построили себе Голливудского размаха театр (на Рублевском шоссе — С.Л.)… А там выступает порой какая-нибудь западная поп-звезда для ста зрителей в зале на восемьсот мест, за гонорар так в два с половиной миллиона долларов.
— В прошлом вы встречались со многими советскими руководителями. А с российскими лидерами вы встречаетесь?
— Да, припоминаю, как Андропов спросил меня: «Вы знаете, что случилось в Индонезии?» Я говорю: «Перевешали там всех коммунистов, да?» «Да, — говорит он, — вы это для нас предрекаете?»
С Медведевым ни разу не встречался. Но пару раз встречался с Путиным. Должен признать, у него есть интересные черты. Когда он был здесь, он тщательно искал место на стене, где бы расписаться (по давнишней традиции важные гости и друзья оставляют автографы на стенах кабинета), и нашел подходящее место под портретом Пушкина. Потом стал читать другие надписи и дошел до автографа Березовского. И говорит: «Как это он так высоко расписался?» Я говорю: «Он на спинку скамейки встал». Вот отгадайте, какой был следующий вопрос? Так вот, он спрашивает: «А кто ему помогал? Кто его поддерживал?» Я говорю: «Я». Он так посмотрел на меня, будто хотел спросить, зачем. Но не спросил. Может быть, меня когда-нибудь привлекут за это, кто знает. Тут я его спросил, что это за характер — Березовский. «Выскакивать любит, — говорит Путин. Потом подумал немного и добавил: — Пускай себе скачет».
— Как вы думаете, каким будет исход второго процесса заключенного нефтяного магната и противника Кремля Михаила Ходорковского?
— Хотел бы ошибиться, но думаю, приговор будет обвинительным. Это тест для наших лидеров. Когда ты так долго сидишь в тюрьме, становишься героем. Люди его сначала ненавидели как олигарха и радовались, что его посадили. Но с тех пор многие изменили свое мнение…
Я бы отпустил Ходорковского на волю. Так было бы лучше для обоих наших лидеров. Им бы это было выгодно по всем статьям. Они бы выказали милосердие. Люди устали от окриков «Ужесточить!».
— На ваш взгляд, сильно изменилась страна с советских времен?
— С 85-го года мало что изменилось. А уже четверть века прошло! И в этом настоящая проблема. Хотя какое-то шевеление вроде бы начинается. Но ничего похожего на тот подъем, который мы ощутили во время оттепели 60-х. Люди молчат. Они просто напуганы. Не хотят получать дубинкой по голове, чтобы их потом бросили в автозак да избили еще...
Мне, однако, кажется, что Они обеспокоены. Иначе зачем так жестоко разгонять марши оппозиции? 500 человек вышли (на площадь), а Они полторы тысячи карателей посылают!
— Как насчет продекларированной борьбы с коррупцией?
— Они-то с ней борются, но очень избирательно. Беда в том, что у нас так много нефти. Они нырнут туда, а отмыться ох как трудно.
— Почему в России до сих пор многие считают Америку врагом, несмотря на объявленную перезагрузку в отношениях?
— Они не могут существовать без врага! Когда есть враг, то все можно объяснить, и военный бюджет и другие вещи. И чем мощнее, чем сильнее враг, тем лучше. Все знают, что у нас есть мощное оружие, но до их (американской) военной машины нам далеко. Россия, как и ее предшественник, плетется сзади и все пытается кого-то догнать... Столько зависти и столько агрессии! И эта постоянная необходимость защищаться от кого-то! От кого? Никто на нас не собирается нападать. Сильным странам мы безразличны.
— С советскими чиновниками у вас были постоянные проблемы. С российской бюрократией полегче?
— Они иногда меня поздравляют. Вешают награды. Недавно мне позвонили из администрации президента и сказали, что пригласят в Кремль. Сразу вспомнился похожий случай с Александром Исаевичем Солженицыным. Когда он жил в изгнании, его Рейган пригласил на обед. И вот как он ответил: «С удовольствием, если это будет разговор между нами, а обедать я предпочитаю дома».
Когда я с Ними встречаюсь, Они обычно восклицают: «Вы — глоток свободы!». И сразу: «Садитесь, пожалуйста» — что уже звучит как-то мрачновато.
В конце концов, я чужой для Них. Я Им нужен как какой-нибудь элемент декорации к фасаду, который Они строят здесь. Я Им нужен в качестве афиши. А так я Им не нужен. Они предпочитают театр марионеток.
— А что произошло за это время с публикой?
— Публика больше не ищет политики в театре... Людей апатия поразила. Они приходят за развлечением. Ощущение такое, будто все разрешено. Но так только кажется. На самом деле разрешены только какие-то поверхностные вещи, как пустой треп. Люди теперь безразличны. Их надежды разрушены…
У нас нет сердца и нет души. Мы любим говорить о загадочной русской душе. Но покопаешься там, и такие вещи всплывают… Нам всегда всего не хватает.
То, чем мы занимались в предыдущие двадцать лет, больше не интересует публику. Наш театр просто превратился в один из других театров. Некоторые говорят, что я деградирую, что раньше я ставил хорошие спектакли, а теперь мои постановки скучны. Но я делаю то, что интересно мне.
В марте я подал заявление об отставке. Надоело всё. Всё, о чем мы с вами говорили сейчас. Потом мне позвонили сверху и сказали не спешить. «Не время», — сказали.
За границей, где я работал, и в Америке тоже, мне везде было гораздо легче работать. Там везде порядок и дисциплина.
Я бы не против жить в Америке, как уйду в отставку. Хорошая страна для стариков.
Сергей ЛОЙКО, Los Angeles Times
novayagazeta.ru