КТО ДОКАЗЫВАЕТ СЛ�ШКОМ МНОГО...

Edward Tesler, Ph. D.

Статья М. Антоновой "Сто лет спустя после его смерти Толстой находится на обочине в современной России" (Обзор, №45) вызывает представление о пирамиде. Понятие это многогранно не только в геометрическом смысле. Рабы древности строили пирамиды весомые, грубые и зримые во славу своих правителей — фараонов или жрецов майя. Правители средневековые были чуть потоньше и строили пирамиды сословные: король, титулованная знать, прочее дворянство, бюргеры — купцы там да ремесленники — и крепостная чернь в самом низу. Обручение какой-нибудь Кэйт Миддлетон, хотя бы и дочери миллионера, с принцем королевской крови могло состояться разве что в сказке о Золушке, никак не в реальной жизни. Кстати, реликты этой пирамиды до сих пор существуют: в британской палате лордов бароны имеют доступ только на галерею.

Организованные религии создали свои пирамиды. Евреи — исключение. Возможно, даже единственное. Не удосужились обзавестись ни феодальной, ни религиозной иерархией. Некий католический священнослужитель, говорят, заметил своему иудейскому собрату: скучно у вас. Одни раввины. Я вот могу стать епископом, архиепископом, даже кардиналом. Собеседника это не потрясло: ну, вы — кардинал. Ну и что? "Как — что? Кардинала могут избрать папой!" "Ну, вы — папа. Ну и что?" "Но не могу же я стать богом!" "Почему нет? Наш парень стал".
Современные формы власти, от тираний до демократий, строят свои пирамиды, главным образом бюрократические. Немало в это вложил Петр Первый своей "табелью о рангах", лестницей из: четырнадцати классов — о коллежского регистратора до действительного тайного советника и сенатора. Сталин эту лестницу распространил на всё возможное и невозможное: ввел чины и полувоенную форму одежды для шахтеров, дипломатов и даже, кажется, фармацевтов. А транспорт был полностью военизирован, только погоны у нас были не золотые, а серебряные. Вот уж не думал, что в Америке увижу нечто подобное. Но пришлось поработать в федеральном агентстве — в том только и разница, что здесь не "звездочки наших погон", а коды. До сих пор не знаю, что означал мой (кажется, GS-13), но только он и определял моё место в системе.

Но будем справедливы. Бюрократическая субординация — всё же какая-то защита от двух традиционных чиновничьих пороков: коррупции и некомпетентности. Беда, если эта субординация забывает своё место и вторгается в сферы, категорически ей противопоказанные: в науку, искусство, культуру. �менно это, мне кажется, и проявляется в статье М. Антоновой. Перегибы В. Суворина ("У нас два царя: Николай Второй и Лев Толстой") и В. Ремизова ("Смерть, которая потрясла мир") она дополняет своими собственными: "колоссальная фигура", "самый знаменитый сын России". Не один из, а именно самый. Вершина пирамиды. Где-то пониже — "любимец России Александр Пушкин, известный поэт". Я не шучу. �менно этой фразой, вполне приложимой ко многим российским поэтам, М. Антонова разделалась с Пушкиным. Не помню уж, кому принадлежат слова: по форме правильно, а по существу издевательство. Действительно, с чего бы это выбрать одного из многих "известных", раздуть 150-летие со дня его рождения в "грандиозное событие" и даже установить официальный День Пушкина — а "самого" Толстого держать на обочине?

Место Льва Толстого в истории и культуре нашей цивилизации неоспоримо, и чтобы его правильно понять, вовсе незачем строить эту пирамиду "известных", "колоссальных" и "самых". Диалог между раввином и католическим священником, приведенный выше — убедительная тому иллюстрация. Одно дело — продвигаться вверх по ступенькам. Совсем другое — стать богом. �зменить в корне наш мир, или по меньшей мере наше знание о нем, да и о самих себе тоже. Попробуйте представить себе нашу цивилизацию без дедуктивных наук — логики Аристотеля и геометрии Эвклида. Попробуйте отказаться от гелиоцентризма Галилея, от физики Ньютона или от "Происхождения видов" Дарвина. Ближе к России, чем была бы физиология без Павлова или химия
без Менделеева? Разве столь уж важно, признавали их, превозносили или били? Важно, что они были богами. Создали мир, в котором мы живем.

К этой же когорте богов я осмелюсь причислить и Пушкина — не как поэта, известного или нет, а как создателя российской литературы, неоценимого вклада в культуру нашей цивилизации. Статус допушкинской литературы в ней вполне сопоставим со статусом допетровской России в Европе: физически она была — но вроде бы её и не было. Многие российские поэты и писатели продолжили его труд — и литература России стала историческим фактом. При всем уважении к Толстому, богом, то есть первопроходцем, он в этом смысле не был.

Даже и в чисто литературном аспекте они несопоставимы. Эйнштейн говорил, что нет предмета настолько сложного, что нельзя его описать простыми словами. �менно это Пушкин и делал — в отличие от Толстого, который, по словам самой М. Антоновой, "воспринимается как тяжелый, поучающий человек". Справедливо. Сравним две исторические фигуры примерно равного масштаба и направления: Петра и Наполеона. Первый сходит со страниц "Арапа Петра Великого", "Полтавы" и "Медного Всадника" как реальный человек, преобразователь и тиран, со всеми его достоинствами и пороками. Заимствуя строку у Маяковского — как живой с живыми говоря. Наполеон в "Войне и мире" — это манекен, только на то и пригодный, чтобы навешивать на него сентенции толстовской философии.

"Евгений Онегин" и "Анна Каренина" в какой-то мере схожи по сюжету. Но глубина их тоже несопоставима. Роман Пушкина — о поляризации России, о пропасти между пустотой петербургского высшего общества и цельности характера традиционной России. То и другое преувеличено, конечно. � высший свет был не совсем уж пуст, и традиционная Россия в образе Татьяны в немалой мере идеализирована, но разлом точно был, и он многое определил в последующей истории России. Трагедия Анны — личная. Важная тема, конечно. Привлекла внимание к определенным социальным проблемам. Но не уникальная. Писали об этом и до Толстого, и после.

М. Антонова не забывает напомнить нам, что Толстой — не только писатель, но и мыслитель. Его идеи "ненасилия, аскетизма и отказа от передачи наследства — были слишком опережающими свою эпоху". Прошу прощения, уважаемая М. Антонова, но хотели бы Вы жить в утопическом обществе, принявшем эти идеи к исполнению? Где каждый получает ровно столько, сколько абсолютно необходимо для удовлетворения минимальных аскетических потребностей. Да и то получает неизвестно откуда, потому что экономика без материальных стимулов невозможна. Вернуться, по Руссо, к природе и питаться её плодами? Но их хватит на прокорм примерно 150 миллионов человек, а что будут делать остальные шесть с половиной миллиардов — вымрут ненасильственно? Отказ от передачи наследства — зачем ждать, пока эти несознательные миллионеры согласятся? Правительство просто облагает наследство налогами и разбазаривает собранные деньги на "свининку" и на не очень аскетическое содержание своего аппарата: средняя оплата федерального бюрократа — 130 тысяч долларов, раза в три выше, чем в частной индустрии.
Так что не будем спешить с идеями Толстого-философа. Элементарная жадность не так красива, но в качестве двигателя социоэкономического прогресса несравненно надежнее. � долго ещё (вероятнее всего, всегда) понадобятся нам и полиция, и армия, и прочие орудия насилия. Хороша была бы �ндия, если бы в конфликте с Пакистаном опиралась не на ядерные ракеты, а на учение Ганди. � исламских террористов пока к ненасилию склонить не удается.

М. Антонова замечает, что в преддверии революции идеи Толстого были правительству неудобны, и сто лет спустя, в период алчного капитализма, остались такими. Поэтому он и воспринимается лучше за рубежом, чем в родной стране. Почему же за рубежом, где алчный капитализм посильнее российского, воспринимается, а дома нет? Не потому ли именно, что посильнее, и социалистическое "равное распределение бедности" (по определению Черчилля) ему не в диковинку? А в России они неудобны были царской власти и остались неудобны нынешнему незрелому капитализму. � православной церкви тоже. За несогласие с её догмами Толстой был отлучен от церкви, и даже крест его могилу не украшает.

Не знаю, украшает ли крест могилу Пушкина, но если да, то напрасно. Потому что Пушкин не просто отдельные догмы отвергал, а издевался над святая святых, над происхождением Христа. Как говорит дева Мария в "Гавриилиаде": "Досталась я в один и тот же день лукавому, архангелу и богу". Так что не известно, чей он сын в конце концов. � если уж его не отлучили, то Толстого и подавно не следовало. � отлучение это — просто признак косности православной церкви. На что уж католическая несдвигаема, и то признала правоту Галилея и даже памятник ему поставила в Ватикане. Теперь и с дарвинизмом пытается согласоваться. А православная упрямится. Скорее всего, и упоминать это не стоило. Не существенно. � самому Толстому, кажется, не очень мешало.
Но непосредственно от властей писатель репрессиям вообще не подвергался, хоть никогда они мягкостью не отличались и с масштабом неудобной фигуры не считались. Не постеснялся же Брежнев расправиться с "совестью России", академиком А. Д. Сахаровым. Что же, Николай Второй, тот, что устроил "кровавое воскресенье" — не решился? Слабоват был сравнительно с �льичом Вторым? Видимо, был Толстой и в этом не "самый". Неудобен, но не слишком.
В сегодняшней России, пишет М. Антонова, Толстого посчитали бы экстремистом. После теорий Ницше и Маркса, после непомерной цены, которую Россия и весь мир уплатили за попытки осуществления этих теорий на практике, трудно придумать что-либо, хоть отдаленно похожее на экстремизм. � уж меньше всего это определение применимо к Толстому. Еще раз прошу прощения, но это — преувеличение, доведенное до абсурда.

Клио, муза истории — объективна. В конечном итоге, воздаёт должное каждому, кто своими идеями и свершениями способствовал прогрессу нашей цивилизации. � Лев Толстой занимает в этой когорте достойное место. Не на вершине, но уж, безусловно, не на обочине. Наши субъективные суждения ей в этом не помогут. Особенно преувеличения. Есть в логике такое правило: кто доказывает слишком много, тот не доказывает ничего.