ХАМОВНИЧЕСКИЙ СУД ЛИНЧА
Леонид НИКИТИНСКИЙ
Eсли применительно к первому делу Ходорковского и Лебедева можно было говорить об избирательном применении закона, то приговор Хамовнического суда — это уже избирательное применение беззакония
В приговоре Хамовнического суда, который весьма квалифицированный судья Данилкин почему-то читал так же, как Мутко произнес речь на английском, тем не менее, уже есть все и про всех. Оглашенный под Новый год, приговор символично отмечает переход из «нулевых» в «десятые».
Так чем отличается судья от мента? Судья не наденет маску, и под приговором будет всегда стоять его подпись. Никто не вспомнит следователя Каримова и зам генпрокурора Бирюкова, которым мы все, включая судью, обязаны абсурдностью решения, а вот Данилкина не забудут. С другой стороны, кто вспомнит фамилии трех судей Мещанского суда, по очереди зачитавших первый приговор тем же подсудимым? Спасибо Виктору Данилкину уже за то, что этот процесс он провел все же в состязательной, а не инквизиционной форме, публично и лично, не пряча лицо вплоть до самого приговора, как это и должен делать настоящий судья.
Мне кажется, что Данилкин даже получал удовлетворение от своей судейской миссии, хотя из 22 месяцев процесса в течение двадцати доказывалось вообще не то, что надо было решить в первую очередь: такова лукавая традиция, с помощью которой российские суды научились уходить от главных вопросов. Но никто не обязан бросаться на амбразуру, тем более если к этому надо готовиться долго, а в последний момент тебе говорят: а ну-ка, отложи свой подвиг еще недельки на две.
Что касается известного спора о недопустимости «давления на суд», то после выступления премьер-министра по телевизору, я думаю, к нему возвращаться уже не стоит. Я допускаю, что судья Данилкин еще когда-нибудь, с более безопасного расстояния (в пространстве или во времени) расскажет, как все было и чем был вызван перенос оглашения приговора. У него теперь тоже есть козырь в рукаве, хотя это не он его туда положил.
Только сделанного этим уже не исправишь. Проблема не только в том, что ни один независимый эксперт не назовет этот приговор законным. Но и никто из сколько-нибудь образованных и ищущих чего-то людей, на которых рассчитывает в своих планах «модернизации» не только президент Медведев, не определит для себя этот приговор как справедливый. «Вор должен сидеть в тюрьме» — это «хлеба и зрелищ», это корм для скота. Человек же спрашивает (любой): «Почему только этот «вор» должен сидеть в тюрьме? И сколько он должен сидеть в тюрьме за всех, если он и так уже отсидел черт знает сколько и где — всю жизнь?».
И не случайно одновременно с жеванием этого приговора судьей Данилкиным Владимир Путин вдруг вспомнил о суде присяжных. Ведь Генпрокуратура лукаво его обошла, не вменив Ходорковскому и Лебедеву очевидное в построенной ею конструкции «создание преступного сообщества». Что ж премьер заговорил без всякого повода о том, что суд присяжных, мол, какой-то не такой? Вот, чего он, на самом деле, боится (не считая зарубежных банков): справедливости. Той самой, под флагом которой он это дело начинал, — и где же она?
Драма в том, что словами можно приукрашивать и пытаться видоизменить любую действительность: экономическую, историческую — тут возможны всякие мнения. И только слово судьи – совсем особого рода, потому что оно сразу закон. Но нельзя и запретить думающим людям думать о том, справедливо ли оно.
Что, собственно, мы все время и делаем. Едва ли не в каждом номере «Новой» вы найдете не одну заметку о том, что такое-то решение суда несправедливо, а то и вовсе незаконно. Хотя оно — закон. Не только «просто читатели», но и лица вполне официальные, и даже сами судьи, хотя и не вслух, довольно часто говорят нам за это «спасибо». Значит, какой-то консенсус о том, что справедливо, в обществе все же существует, но он не там, где выносятся судебные приговоры. Но не надо нас упрекать, что мы двоим картину мира и «подрываем основы государственности». Это не мы, это те, кто заставляет выносить такие судебные решения, а мы только думаем, пока нам не открутили голов, что же будет дальше.
По поводу первого приговора Ходорковскому и Лебедеву могли быть разные мнения, но по поводу второго (благодаря абсурдной формуле обвинения) никаких таких разных мнений уже нет. Тут сошлось все разом: беззащитность суда, прежде всего, перед «силовиками», совершенно обнаглевшее в силу этого и потерявшее от этого всякую квалификацию обвинение, политический цугцванг. Но лопнул нарыв, в котором за годы, прошедшие с первого «дела ЮКОСа», накопилось много гноя: ведь такие же, по сути, рейдерские дела мультиплицированы по тому же лекалу и на всех более низких уровнях вплоть до ларьков, а приговоров в пользу грабежа ментов многие сотни, и все они «имеют силу закона».
Справедливость и законность — всегда не одно и то же, но есть все же мера, до которой они могут расходиться в государстве, чтобы образовать сплав собственно права. Дальше уже шизофрения. И ни один человек ни с какими деньгами, связями или должностью так жить не сможет, не ответив хотя бы себе на вопрос, где все же правда. В том, что считается законом, или в том, что есть совесть и здравый смысл?
Приговор Хамовнического суда пока что как бы упраздняет правовое измерение в российском государстве, и никакие рассуждения в терминах права уже не имеют смысла. Если говорить в терминах политических (скорее в византийских, принятых в России), то создается впечатление, что рациональный Путин, двинув Медведева вперед, пытался выскочить из-под этих обломков. Но так, чтобы с почетом, живым и с деньгами, а это уж ему не даст сделать собственное «силовое» окружение. Он такой же его заложник, как и Ходорковский, но как и мы все, а нас-то за что?
Без правового измерения никаких шансов сохраниться у России, конечно, нет. Какую-то надежду можно искать в истории права, свидетельствующей о том, что здесь мы ничуть не уникальны и не «суверенны»: «схлопывание» права и суда в средние века, например, происходило едва ли не во всех государствах, где брали на время верх тогдашние «силовики». Выход это находило в каких-то иных формах правосудия, ни в коем случае не доверяемого профессиональным юристам. Потому что в такой ситуации выбор уже очень невелик: или извратившая самое себя через «юриспруденцию» законность, или справедливость.
В России как таковых правоведов сейчас и нет, великий однофамилец собачки премьера их бы так не назвал. Все наши юристы за редчайшим исключением — «силовики», а дух права вытравлен даже из университетов. И последний выбор — между государством без права или правом без тупой «государственности».
Справедливость, понимаемая везде слишком по-разному, не может обеспечить вертикального единства страны, которого так пыжился добиться «юрист» Путин, но и «законность», лишенная справедливости, «Единую Россию» не подопрет, вся эта хрупкая конструкция рухнет. Так что напрасно премьер так недоверчив к суду присяжных: если это не будут суды присяжных, то будут суды Линча.
«Новая газета» — «Континент»
Фото: http://khodorkovsky.ru