РУССКИЙ СЕПАРАТИЗМ
Сергей МАРКЕДОНОВ — приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра стратегических и международных исследований, Вашингтон, США
Последние события в российской столице и других частях нашей необъятной Родины вызвали шквал эмоций и комментариев. Однако сегодня, как никогда важно проанализировать «феномен Манежной», что называется, на «холодную голову». Для этого нам следует рассмотреть несколько принципиальных тезисов. Во-первых, главной угрозой территориальной целостности страны сегодня стали не сепаратистские и партикуляристские настроения «окраин», а движение этнического большинства. Во-вторых, массовые погромные действия (и даже не столько они сами, сколько реакция определенной части российских экспертов и политиков на «подъем русского духа») продемонстрировали, что в России формируется новая общественно-политическая сила. Эту силу можно определить как «русский сепаратизм». Сегодня эта сила еще не стала институциональной. У нее нет своих партий (хотя есть сочувствующие в разных политических объединениях, включая и респектабельные парламентские фракции). Симпатии к русскому сепаратизму есть и в рядах правоохранительных структур, спецслужб, администраций разного уровня.
Но насколько вообще приемлем и корректен сам термин «русский сепаратизм»? Ведь обычно это понятие ассоциируется с этническими меньшинствами, ведущими борьбу за отделение от государства, ассоциирующегося с этническим большинством. Здесь можно вспомнить и абхазский, и осетинский, и чеченский, и ирландский, и тамильский, и кашмирский казусы. В этих случаях борьба за отделение рассматривается, как стремление покинуть государство, по разным причинам считающееся нелегитимным в глазах поборников сепарации. Но от кого отделяться русским, которые являются этническим большинством. И не просто большинством, а большинством подавляющим. Русские в нынешней России в отличие от времен Российской империи и Советского Союза составляют более 80 % от общего количества населения РФ. По результатам Первой Всероссийской (она же последняя) переписи населения 1897 года удельный вес великороссов составлял чуть более 44 %. Однако это количество «распределялось» и на Великое княжество Финляндское, и на Царство Польское. В Советском Союзе (уже без Польши и Финляндии, но с Галицией и Закарпатьем) количество русских увеличилось до 55 % от общего числа советских граждан. После распада Союза ССР и превращения одной шестой части суши в одну восьмую количество русских выросло до таких показателей, что многие аналитики пришли к выводу об этнической гомогенности РФ. При этом несмотря на все алармистские заявления о «деславянизации» нового пограничья (Юг России), русское население Кубани, Дона, Ставрополья все еще составляет порядка 80-85 %. Самой «нерусской» из новых пограничных областей России является Астраханская область, где удельный вес русских составляет 72 %. Следовательно, делается, вывод, Россия превращается в русское государство, а этнический элемент должен стать важным элементом государственного строительства (равно как и нациестроительства). Какой уж здесь русский сепаратизм. В самом крайнем случае экстремизм или ксенофобия!
Подобный вывод можно было бы признать безупречным, поскольку статистика и формальная логика говорят в пользу данной гипотезы. Однако же нациестроительство не всегда подвластно логике цифр и простой арифметике. Действительно, в постсоветский период Россия впервые в истории оказалась государством со значительно преобладающим по численности русским населением. Тем не менее, рассматривать "русскую идею" в ее различных этнонационалистических вариантах как объединительную идею для новой России представляется нам неперспективным в силу целого ряда причин: — «русская идея» является этнонационалистической по своей природе. В этом плане она ничем не отличается от сепаратисткой чеченской идеи (в ее ичкерийском варианте) Следовательно, ее практическая реализация не будет способствовать задаче разделения политики и этничности; — нерусские этносы имеют различный исторический опыт вхождения в состав России (в том числе и резко негативный) и по-разному интегрированы в российский социум. И речь здесь идет не только о российском Северном Кавказе. Можно привести в пример ту же Туву, соседствующую с Красноярским краем. Превращение представителей "плохо вписавшихся" этносов в лояльных российских граждан не может быть успешно проведено через простое игнорирование их этнической принадлежности; — принимая во внимание современные этнодемографические тенденции, необходимо быть готовыми к снижению доли русского населения в составе Российской Федерации. Даже в Москве и Московской области удельный вес русских с 1989 по 2010 гг. (только по официальной статистике) сократился с 95 до 93 %.
Очевидно, что этот факт не должен привести к тому, чтобы Россия перестала быть Россией и превратилась в образование с иной судьбой и иными ценностями. Принципиально важно, чтобы изменение этнической структуры Российской Федерации не затронуло бы фундаментальные основы российской культуры (в самом широком смысле), а также статус России как единого демократического государства, имеющего серьезные внешнеполитические амбиции. А потому для государства, желающего сохранить себя в нынешних границах (в свое время еще будучи в статусе президентского преемника Дмитрий Медведев обозначил это едва ли не как главную государственную задачу) абсолютным приоритетом является интеграция, а не ассимиляция и насильственная русификация. А значит оптимальная российская национальная политика — это не строительство «русского государства», а формирование политической нации (определяемой как гражданское сообщество, а не биологическое явление). По справедливому замечанию социолога Эмиля Паина, сам по себе факт этнического самосознания этнического большинства мог бы быть оценен как позитивное явление. В том смысле, что самобичевание конца 80-х — начала 90-х сменилось восстановлением самоуважения людей. Если бы этот процесс не сопровождался бы эскалацией страхов, фобий и не послужил поводом для реставрации традиционалистских концепций. В этом смысле политически «русский проект» в его этнонационалистической форме не может и не должен быть востребован. В сегодняшних условиях политическая и экономическая автаркия означают отказ от участия России в модернизации, а значит, консервируют ее отставание. В XXI веке с помощью «железного занавеса» Россия не сможет стать сверхдержавой. Тем паче что, провозгласив русских венцом мироздания, она обречет себя на перманентный сепаратизм и сегментацию.
Интеграция же наших сограждан под лозунгом «Россия для русских» представляется просто невозможной. Ее не примут даже массы татар или башкир, не говоря уже о тувинцах и чеченцах. «Ну и пусть не принимают», — скажут поборники «русского проекта». Возможно, но в этом случае говорить о Кавказе, Поволжье, части Сибири как о «наших территориях» будет затруднительно. То есть, отделяя от себя своеобразное «внутреннее зарубежье», мы, таким образом, отделяем от России и многие территории, предмет законной гордости державников. В этой связи те, кто выступает за государство, построенное по принципу «Россия для русских» автоматически вычеркивает из списка россиян представителей иных этнических общностей, многие из которых расселены компактно и тем самым провоцируют их на ответную русофобию и сепаратистские настроения.
Ставшая популярной в блогосфере идея «отделить Кавказ» при ближайшем знакомстве с конкретным материалом не выдерживает критики. Во-первых, такое отделение не остановит этнической миграции (главная фобия москвичей и жителей крупных центральных городов России). Просто потому, что на «отделенном Кавказе» не будет сильной государственности, а будет «война всех против всех». Наш Кавказ — не Алжир начала 1960-х. Здесь Российскому государству просто не с кем будет договариваться. Или придется вести переговоры с каждым мало-мальски значимым полевым командиром. В итоге отъезд за пределы этого региона станет единственной возможной альтернативой для его жителей. И не надо тешить себя иллюзиями про «границы на замке»! Даже такие государства, как Израиль, имеющие на порядок ниже, чем у нас уровень коррупции, не решили проблем безопасности посредством размежевания.
Во-вторых, встает вопрос о русских же, проживающих еще в большом количестве в Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Адыгее и в небольшом — в Дагестане, Чечне и Ингушетии. С ними что будем делать? Бросим, как в 1991 году или после Хасавюрта? Что будем делать с военной инфраструктурой (части Каспийской флотилии, пограничные заставы, подразделения министерства обороны). Также оставим «друзьям», как это уже было ранее? Или начнем выводить внутрь России? А кто-нибудь из русских сепаратистов считал, во что обойдется такой вывод? Сколько стоят казармы для солдат, квартиры для военнослужащих и их семей? И самое главное, а что будем делать с людьми, которые готовы воевать за Россию, как дагестанцы в 1999 году, осетины (наиболее последовательные сторонники российского выбора). Не стал бы сбрасывать с этого счета и чеченцев с ингушами. Разве нынешний президент Ингушетиии Юнус-бек Евкуров не воевал с сепаратистами в горах Кавказа и не совершал знаменитый бросок десантников на Приштину?
Но проблема не только в территориях и пространствах. Пытаясь отделиться от всего кавказского или же азиатского, русские этнонационалисты фактически отделяются от России. И не просто отделяются. Учитывая дисперсный характер проживания представителей многих этнических групп, можно прогнозировать, что реализация на практике «русского политического проекта» станет серией этноконфликтов не только на окраинах, но и в центре страны. Собственно говоря, сам центр отделит себя от окраин. «Россия для русских», таким образом, становится инструментом разрушения государства. Становится в той же степени, как в начале 1990-х гг. инструментом разрушения Грузии стал лозунг «Грузия для грузин». Азербайджан же, пытаясь построить «азербайджанское государство» потерял в борьбе с карабахскими армянами 13% своей территории. «Великая Сербия» на практике стала не только серией провалов на Балканах, но и привела к утрате 10% территории собственно Сербского государства. Хорошо бы и нам чему-нибудь научиться на ошибках других. В этой связи следует отметить также, что логическим продолжением «русского проекта» станет «московский проект» (Москва для москвичей). Иногда русские сепаратисты озвучивают одновременно эти два лозунга, не понимая (или недопонимая), что в Москве есть немало «понаехавших» представителей русского народа из других регионов страны (сам автор — один их «приезжих великороссов»), для которых при таком подходе российская столица «никогда не станет родной».
Самоопределение русских и «русский сепаратизм» — явления не сегодняшнего дня. При желании мы можем обнаружить предшественников этого течения и в Российской империи, и в СССР. Не зря ведь русские славянофилы опубликовали свои первые труды не в России, а за рубежом. Николаевский режим, построенный на имперских (то есть надэтнических и интерэтнических) принципах не допускал разговоров о «русской особости» как проекте для госстроительства. Как образно выразился Николай I, «нет хороших русских и плохих немцев, а есть хорошие и плохие подданные». В СССР требование о выходе России из Союза озвучили также не демократы из «Межрегиональной группы», а писатель-почвенник, русский традиционалист Валентин Распутин, для которого Центральная Азия и Кавказ были чуждыми территориями, не подвластными «особому русскому духу». Однако именно отказ от надэтнических принципов государственности в правление Александра III и Николая II (тут и русификация в Русской Польше и на Украине, и многое другое), во многом привел к крушению империи. Во многом самоопределение России (создание параллельных структур власти и параллельной компартии) спровоцировало и распад СССР. Государства, которое стало сегодня едва ли не объектом поклонения современной российской элиты, включая и президента РФ. При этом лидеры нынешней России не часто вспоминают о том, что в любимом ими СССР в семье ингуша Султана Аушева трое сыновей выбрали в качестве дела жизни военную службу. Генерал Джохар Дудаев с успехом бомбил афганских моджахедов, а уроженцы Кавказа с гораздо большей охотой служили в армии, чем призывники из центральной полосы России. Даже в поездках по Северному Кавказу в середине 90-х автору настоящей статьи бывшие военнослужащие Советской армии и Внутренних войск МВД СССР /став чиновниками или видными представителями региональных масс-медиа/ с гордостью демонстрировали грамоты за отличия в «боевой и политической подготовке».
Сегодня реализация проекта «Россия для русских» станет печальным финалом для новой России. В недавней беседе с одним словенским дипломатом автор статьи услышал чрезвычайно полезное суждение. Оно сводилось к тому, что если бы представители Сербии взялись собирать окраины СФРЮ под лозунгами «югославянского единства», а не под знаменами «великосербской идеи», то возможно результаты балканской эпопеи были бы совсем иными. Удивительным образом это мнение совпало с мнением достаточно влиятельного сербского политолога, заявившего, что Белграду, претендовавшему на Косово, неплохо было бы понять, как интегрировать албанское население.
Построить государство с территориями, но без чуждого населения поборникам чистоты русской крови никто не даст. Можно сколько угодно и по большей части справедливо говорить о дискриминации русского населения в республиках в составе РФ (чего стоит только ичкерийский эксперимент 1990-х гг.). Можно и нужно требовать равных гражданских прав для представителей всех этнических общностей и ликвидации принципа этнической собственности на землю. Необходимо прекратить приватизацию власти региональными коррумпированными кланами. Однако бороться с одной политизированной этничностью с помощью другой, с одним этнонационализмом с помощью другого — значит разрушать страну, тушить пожар с помощью керосина. В этом смысле русский сепаратизм вещь столь же опасная, как и дудаевский эксперимент начала 1990-х гг.