ТИМОША, БУДЬ ЧЕЛОВЕКОМ ИЛИ ЖИЗНЬ С БАРАБАШКОЙ

ТИМОША, БУДЬ ЧЕЛОВЕКОМ ИЛИ ЖИЗНЬ С БАРАБАШКОЙ

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ:
Автор сегодняшней литстраницы Михаил Корешковский родом из Молдавии, по образованию инженер-радиотехник. Живет в Германии. Публиковался в периодической печати. Мы предлагаем вниманию читателей забавную историю, жанр которой автор определил как “полусказку”.
Семен КАМИНСКИЙ, newproza@gmail.com

___________________________________________

Mихаил КОРЕШКОВСКИЙ

— Вы, в самом деле, хотите снять эту квартиру? — с некоторым удивлением спросила красавица-француженка с двумя маленькими детьми и русским именем Катя, и облегченно добавила: — перекресток, правда, шумноват, но если закрывать окна, то очень даже ничего...
Забирать она ничего не стала, а вручив мне 900 долларов на это самое Clearing Out, отбыла во Францию. Соседи, я понял, француженку недолюбливали — она не мыла лестницу и дети сильно шумели.

Первые после переезда дни мы с женой спали от усталости, как убитые, а потом в спящее сознание начали входить какие-то звуки, похожие на потрескивания. Подумалось, скрипит разболтанная после переезда наша мебель. Из кухни доносились легкие металлические постукивания с электронным оттенком.

— Это холодильник переключается, — сказала жена, повернувшись на бок.
Однажды ночью меня разбудило нечеткое бормотание за стеной из двух тонов — низкого, глуховатого и высокого, сильного. Сначала показалось, я схожу с ума — это напоминало мою сегодняшнюю перепалку с женой из-за случайно купленного адски дорогого торшера.
Я прошел в соседнюю комнатку — пусто, приложил ухо к стене — может, радио у соседа — любил он в 6 утра вставать под новости. Стена молчала.
Следующей ночью в сознание вошло назойливое, долгое, на все лады, урчание воды в туалете. Жена спала. Я прошел к туалету, чертыхаясь и думая о неисправном спусковом кране, и, ожидая увидеть потоп, с некоторой опаской открыл дверь.
Кран замолчал сразу. Последние струйки воды с журчанием ушли в никуда. “Управляющего вызвать?” — мелькнула мысль. Попутно справил малую нужду, нажал кран, он работал четко, не заедал.

Соседка, встретив меня на лестнице, спросила:
— Вы ходите в туалет по ночам?
— Да, а что? — ответил я, настораживаясь.
— А почему вы так долго сливаете воду?
— Н-ну, так получается, — промямлил я, подозревая неладное.
— А, может, вы в туалет мусор спускаете, — сказала соседка, намекая, очевидно, на мое русское происхождение, — так для этого есть контейнеры во дворе...
С отвалившейся челюстью я стал расшаркиваться, что прекрасно разбираюсь в Single Sort Recycling, а с водой случайно получилось из-за неисправности.
— I`m not sure. — Она мне не верила.

Сантехник сказал — кран в порядке, но я сделаю потише.
Следующей ночью в туалете снова играли турецкий марш. Я побежал, чтобы застать кого-то (что-то?). Музыка оборвалась на басовой ноте. Вода отбулькала. Никого не было.
Вспомнился Стивен Кинг с его лифтом, который ходил сам по себе, и полтергейст. Подумалось — а вдруг ба-ра-баш-ка?!..

Знакомые посоветовали поорать в квартире, и, накручивая себя, я метался по комнатам, используя все возможные матосочетания на буквы Ё, П, Ж, Х и Б. Действительно, на пару дней стало тихо. Затем стала постукивать дверь шкафа, как от сквозняка.
Утром, придя на кухню, я увидел валяющиеся на полу все три разномастные
пластмассовые мисочки, имеющиеся у жены. Почему-то подумалось, что ЭТО пожалело фарфоровую посуду.

Миссис Вилсон, Building Manager, посоветовала мне наладить отношения с женой и смотрела на меня с мягким сочувствием.

Интернет периодически зависал. Я шел к модему, который находился над креслом перед телевизором, и, чертыхаясь, нажимал кнопку сброса. После этого можно был перезагрузиться. Без чертыханья почему-то не получалось. Я догадывался, что там сидит ОНО.

Ночью, ходя в туалет для себя и для контроля, я услышал в маленькой комнатке, служащей одновременно мастерской, кабинетом и складом, мягкое жужжание компьютера. Он был в режиме Standby. Я выключил, полагая, что забыл накануне. Утром стал просматривать электронную почту и, подчиняясь неясному импульсу, нажал на History — между 3 и 4 часами ночи кто-то смотрел эротические сайты. Я понял что это — ОН. Я назвал его Тимоша.

Кроме кресла у него было еще местечко на шкафу. Там он шуршал рисунками дочери, после поступления в университет живущей отдельно.

Если я приходил усталым с ночной смены и говорил: “Тимоша, дружок, дай поспать!”, он умолкал и действительно старался не шуметь — не шуршал, не скрипел, не брякал.
Как-то утром пошел я на кухню и у раковины едва не поскользнулся. Там оказалась лужица — я разозлился и прошипел: “Чебурашка мокрожо...я!”
Интонации он понимал очень тонко и замолк. Повисла тишина, но это была тяжелая, давящая тишина. И это продолжалось и день, и два, и неделю, и две...
Жена не могла спать: “Как ты мог?..”

Грызясь, я ныл — канючил во всех комнатах и писал на бумажках: “Тимоша, прости, меня занесло...”
И потихоньку снова зашумело, задвигалось, зажило.
Однажды я решил доказать дочери, что стихи писать может каждый, и нацарапал на листке:

Пало на землю мерцание ночи.
Все я приемлю холодным умом...


Из-за слова „приемлю“ показалось, что это чистой воды подражание прошедшим векам, бросил и пошел спать. Утром под моими словами кривыми печатными буквами стояло продолжение:

ВСОЖЕ КАК СОЗДАЛ НИВЕДАМЫ ЗОДЧИ
ГАРМОНИЮ МИРА ВОГНЕ ГАЛУБОМ


Я едва не подавился — это был вызов... Написал на листке: “Как меня зовут?”— и ушел на работу.
Вечером прочел: “Мишэль”. Несколько фамильярно, но он делал успехи.
— Как зовут мою жену?
Её он, видимо, больше уважал: “Тетя Лариса”.

Когда жена звонила в дверь, под потолком радостно взвизгивало. Если я приносил ей цветы, что-то мелькало и плясало вокруг них. Если жена ложилась отдохнуть, он стихал и, по-моему, лежал рядом на полу, потому что его нигде не ощущалось. Если жена находила мои очки в бельевой корзине, то говорила:
— Тимоша, дам по попе.
Тимоша счастливо смеялся, и очки больше не пропадали. Буянил он только, когда я был в доме. В мое отсутствие, говорила жена, в квартире тишь да гладь.
Будучи как-то в недонастроении я искал свои носки, подозревая по дури Тимошу, и бурчал. Он сбросил мне на голову рисунки дочери. Я вскипел, но сдержался: “Да пошел ты!..”
— Михаил коров доил! — завопил он и битый час скрежетал, как железом по стеклу, давя, видимо, на нервы, пока с улицы не пришла жена и не сказала: “Мол-чать!” И он заткнулся.
Он почему-то не любил канал “Евроньюс” и, когда показывали насилие и кровь, все норовил вырубить декодер. Зато обожал “Ералаш” и американские комедийные и семейные сериалы, и с удовольствием подхихикивал, точнее — сохихикивал, а расчувствовавшись, бормотал над ухом: “Farewell... reason... broken heart… love you... lovely…”
По-моему, он шарил по всему компьютеру, некоторые документы я находил в других местах. Но ничего не пропало. Я открыл ему раздел “Тимоша” и написал: “Тимоша, руки прочь от моих документов!”

Утром я посмотрел его раздел — он нарисовал рожицу типа колобка. Колобок вдруг подмигнул, расплылся в улыбке и заржал по-лошадиному. Этот тип добрался уже до программирования…
— Нет, не возьмешь! — желание реванша томило меня, и я решил сыграть с ним в буриме: я пишу начало чего-то, он продолжает, потом — я и т.д. Я начал так — под Маяковского:

— Ученье — свет, неученье — тьма.

Он подхватил:
— Учили меня уму-разуму.

Я (не найдя ничего лучшего про “ум”):
— Тут ненароком сойдешь с ума

Он:
— Со всеми Тимошами разными.

М-да... Что-то найти, что ему не по зубам… Взгляд упал на газетный заголовок — ну, гад, держись!:
— “Свобода каждого человека ограничивается...”

Заметано! Бросил клавиатуру, пошел на кухню напиться, вернулся и…
— “...только свободой другого человека.”

Все — надо завязывать. Я сдался.

Подрабатывал я развозкой пиццы, выжатым приходил домой. Жена пилила: не ложись в постель грязным. Не было ни сил, ни желания, хотелось только есть, тупо смотря телевизор с выключенным звуком, и спать. К тому же я помнил, как во время ночного душа дед снизу стучал палкой в потолок, и это охлаждало желание мыться до минимума и до утра.
Ночью я услышал звук душа. Пошел было спросонья выключать воду, потом с полпути вернулся в спальню — жена спала. Я вернулся к закрытой двери ванной, она у нас не запирается, хотел зажечь там свет, но передумал — вдруг испугается. Согнул палец и хотел даже постучать, но не решился — может у него интимная гигиена, а тут я... Потоптался и пошел спать. Сосед не стучал. Вода скоро прекратилась.
Утром я набрал в компьютере:
— Тимоша, будь человеком! Нас же отсюда выгонят.
Он ответил: “Yes, sir”.
Теперь вода лилась коротко между 6-ю и 7-ю утра. Но пол всегда был сухой.
С женой он любил смотреть телевизор, но читать — со мной. Для разгрузки на ночь я перечитывал “Двенадцать стульев”. Он прыскал по-девчоночьи и загодя приподнимал страницу, чтобы перевернуть.
— Тимоша, не мешай.
"Одесcкие рассказы" Бабеля мы читали уже раздельно, я — по диагонали, потому что уже читал, а он порассказно — я видел это утром по раскрытым страницам.
Когда мне хочется проверить его на одесский фольклор, я пишу:
— Тимоша, как на улице атмосфэра?
Он отвечает:
— Грязь как с дождь, но дождь лично не идет.
Так и живем. Вряд ли я отсюда перееду.
Куда от него денешься?..