«ПРОБУЖДЕНИЕ» АРАБСКОГО МИРА: ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ КАВКАЗА
Сергей МАРКЕДОНОВ — приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон
После того, как волна массовых антиправительственных выступлений вслед за Тунисом накрыла Египет, политическая ситуация в странах арабского мира оказалась в центре всеобщего внимания. В самом деле, значение Египта для международной политики переоценить невозможно. В первую очередь, это самая населенная страна арабского мира. По данным на лето 2010 года численность населения Египта составила 80,5 миллиона человек (16-е место в мире). Значимость Египту придает его выгодное географическое положение. На севере он имеет выход к Средиземному морю, а на востоке к Красному. Египту также принадлежит Суэцкий канал (искусственно сооруженный канал длиной в 163 км.), открывающий возможность для кратчайшего пути из Атлантики в Индийский океан. Египет является связующим звеном между Африкой и Азией.
До сих пор эта страна была одним из локомотивов роста экономики арабского мира. Кроме того, Египет долгие годы играл роль важного стратегического партнера США. При этом официальный Каир поддерживал хорошие отношения с Москвой, видя в ней противовес американской гегемонии на Ближнем Востоке и ценя экономические связи с РФ (чего стоят одни только туристы). Долгие годы Египет был образцовым примером в процессе сложного, сопровождаемого откатами и стагнациями, ближневосточного мирного процесса. Он первым пошел на мир с Израилем, подписав 26 марта 1979 года с Еврейским государством мирный договор и пойдя на установление с ним дипломатических отношений. И он же, пойдя для этого на определенный конфликт с арабским миром, сумел разрешить эти противоречия, вернувшись в 1989 году после десятилетнего изгнания в Лигу арабских государств. И последнее (по порядку, но не по важности), Египет, по крайней мере, до последней волны антиправительственных выступлений, был светским государством, которое сдерживало радикальным исламизм, как внутри страны, так и за ее пределами (сотрудничая со спецслужбами тех государств, кто вел борьбу с этим явлением). В этой связи становится понятно, что дестабилизация или радикальные революционные изменения в этой стране могут кардинально изменить конфигурацию не только ближневосточной, но и мировой политики. По справедливому замечанию известного саудовского журналиста Джамаля Хашогги, значение массовых выступлений в Египте по своему воздействию «столь же фундаментально, как антимонархическая революция 1952 года в том же Египте, со всеми ее глобальными последствиями».
Но насколько нынешняя дестабилизация в Египте может спровоцировать политическое эхо в различных частях Большого Кавказа? Отвечая на этот вопрос, необходимо первостепенное внимание уделить двум проблемам, а именно российскому Северному Кавказу и Азербайджану.
Начнем, пожалуй, с самой крупной внутриполитической проблемы России (как определил ситуацию на Северном Кавказе в 2009 году президент Дмитрий Медведев). К оценке президента двухлетней давности стоило бы добавить и внешнеполитическое измерение данного региона. Не в смысле, конечно же, конспирологических теорий о «комбинированном подходе» Запада и Востока с целью ослабления России и «установления контроля над ее ресурсами». Сегодня мы сколь угодно можем говорить о том, что ислам (и радикальный исламизм) на Северном Кавказе существенно отличается от ближневосточных аналогов. Однако политическая либерализация начала 1990-х гг. и глобализация сделали свое дело. Северокавказский исламский мир стал намного ближе к мировому исламу (в самом широком смысле этого понятия). Отсюда и серьезное внимание российской власти к тому, как наше слово отзовется в арабском мире, странах Центральной и Южной Азии.
Напомню, что после того, как Россия в конце 1994 года начала первую военную операцию в Чечне, перед Москвой встала проблема минимизации внешнеполитических рисков. Ведь впервые после ввода войск в Афганистан в 1979 году страна-преемник Советского Союза рисковала оказаться в изоляции в исламском мире. Тем паче, что количество мусульман в РФ исчисляется не одним миллионом человек. А значит такой внешнеполитический аспект, как отношение стран Востока к северокавказской политике России приобрел тогда особое значение. Сохраняет он свое значение и сегодня. Единой линии в арабском мире по отношению к российской политике на Северном Кавказе не было, нет, и быть не может (учитывая разнонаправленные национальные интересы Сирии, Ирака, Саудовской Аравии, Ливии, Египта). Так, Сирия и Египет выступили в поддержку линии Москвы, а Саудовская Аравия и Катар с осуждением. И в этом контексте позицию Египта, крупнейшей страны арабского мира в 1994 и в 1999 годах трудно недооценивать. Официальный Каир Хосни Мубарака проводил линию на осуждение террористических акций, проводимых северокавказскими боевиками, а также не невмешательство страны во внутренние дела РФ. В случае же радикального изменения конфигурации внутри Египта отношение к северокавказской политике РФ не только в самой крупнейшей арабской стране, но и повсюду в арабском и мусульманском мире может серьезно измениться.
Понятное дело, что нынешние события в Египте дело рук не одних только исламистов. Подробно разбирать внутриполитическую ситуацию в этой стране не буду, однако нельзя не видеть, что радикальное исламистское движение в этой стране имеет серьезный ресурс и, не исключено, внешнюю поддержку (о чем мы еще скажем ниже). В этой связи здесь нельзя пропустить 2 момента. Во-первых, негативное отношение египетских исламистов и к СССР (а около 40% арабских наемников Афганистана были выходцами из Египта), и к России. Чтобы ни говорили в Москве про многополярность и многовекторность, исламисты не делают особого различия между Советским Союзом и нынешней РФ, считая это образование в разных его формах ветераном «религиозных войн». Во-вторых, прошлые и настоящие идеологи египетского радикального ислама оказывают серьезное воздействие на мысли и дела северокавказских джихадистов. Многие их памфлеты (такие как работы дагестанца Тагаева «Наша борьба») являются вольной интерпретацией сочинений египтянина Саида Кутба (1906-1966).
Впрочем, эти труды и мысли весьма популярны и среди азербайджанских исламистов. И хотя власти этой страны демонстрируют свою готовность жестко пресекать их деятельность (вспомним хотя бы недавнюю серию арестов и задержаний среди активистов Исламской партии Азербайджана), проблема позиционирования Азербайджана (светского государства) в исламском мире существует. Остроты ситуации добавляет и реакция соседнего с Азербайджанской Республикой государства Ирана на египетские события (между Каиром и Тегераном нет дипотношений). Во время пятничной молитвы (она прошла 4 февраля 2011 года) верховный лидер (рахбар) Ирана Али Хаменеи назвал многолетнего президента Египта Хосни Мубарака «Намубараком» (то есть не имеющим благословения). Незадолго до этого новый глава МИД Ирана Али Акбар Салехи (заменивший на этом посту Манучехра Моттаки) в своем выступлении в парламенте (меджлисе) страны заявил, что приоритетом Исламской Республики будет «укрепление связей с государствами Азии и создание мощного блока азиатских стран на международной арене». И эта позиция, внутри Ирана, похоже, может считаться консенсусом. Так, бывший президент Ирана Хатами (имеющий на Западе репутацию «либерала» и «иранского Горбачева»), обращаясь к студентам Тегеранского университета, заявил, что корни нынешнего «пробуждения» арабского мира надо искать в религии. При этом надо иметь в виду, что главной геополитической фобией Ирана на кавказском направлении является проникновение сюда «нерегиональных акторов». По словам профессора Сейеда Джавада Мири, «Иран абсолютно убежден, что проблемы Кавказа могут быть решены только самими странами региона, а присутствие нерегиональных игроков, таких, как Великобритания, Китай, США или Израиль только ухудшает ситуацию». В начале апреля 2009 года в парламенте Ирана был представлен специальный доклад о проникновении Израиля в страны Южного Кавказа.
Между тем, Израиль является важным стратегическим партнером Азербайджана. Более того, после того, как МИД Еврейского государства возглавил Авигдор Либерман, среднеазиатское и кавказское направления израильской политики чрезвычайно активизировались. По словам бывшего начальника военной разведки Израиля Зеэви Фаркаша, «формирование коалиции с окружающими Иран умеренно суннитскими государствами (которые также остерегаются иранской ядерной угрозы) имеет чрезвычайное значение». Именно в этом контексте и надо рассматривать визит Шимона Переса в Баку 28 июня 2009 года. Надо ли говорить, что израильско-азербайджанское партнерство является раздражающим фактором в ирано-азербайджанских отношениях. Накануне визита Переса в мае 2009 года начальник иранского генштаба Хасан Фирузабади заявил о том, что приезд главы Еврейского государства в Баку создаст проблемы во взаимоотношениях Ирана и Азербайджана, и о необходимости закрыть посольство Израиля в Баку.
Незадолго до этого значимого для двух государств события азербайджанские исламисты также проявили значительную информационную активность. За две недели до приезда израильского президента активисты Исламской партии Азербайджана провели специальную пресс-конференцию, на которой было заявлено, что после израильской операции в секторе Газа (операция «литой свинец») Еврейское государство окончательно потеряло уважением в мусульманском мире. В феврале 2008 года другая группа азербайджанских исламистов в поселке Нардаран (близ Баку) организовали акцию по сожжению израильского флага. Как бы то ни было, а у азербайджанских исламистов (а здесь есть два типа исламистов, так называемые «ваххабиты», ориентирующиеся на российский Северный Кавказ, в первую очередь Дагестан, и шиитские радикалы, видящие Иран страной своей мечты) республиканская власть ассоциируется с враждебной произраильской политикой. Очевидно, что в случае нарастания египетского кризиса и наращивания политических позиций исламистов в этой стране Азербайджан вряд ли останется в стороне от этого процесса. Тем более что важнейший стратегический партнер Баку Турция в последние годы серьезно пересмотрела свои приоритеты на Ближнем Востоке в целом, и в отношении Израиля в частности.
Впрочем, у северокавказской российской проблемы, и у проблемы азербайджанской есть еще одно «ближневосточное» измерение. А именно, преобладание силовой политики в сдерживании радикализма. Однако опыт Египта говорит о том, что такой акцент далеко не всегда приводит к нужному результату. И было бы полезно, если бы Баку и Москва извлекли определенные уроки из «пробуждения арабского мира». Понятное дело, борьба с терроризмом и экстремизмом требует силы. И не всегда в странах, вовлеченных в борьбу с этим злом, возможна европейская демократия «здесь и сейчас». Между тем, отсутствие качественной идеологической альтернативы радикальному исламизму (с которым ведется по преимуществу жесткая борьба) сплющивает выбор до следующей оппозиции: либо светский коррумпированный режим без каких-либо элементов демократии (разве что с декорациями), либо радикальный экстремизм. Согласимся, крайне непростой выбор, который уже сегодня делают люди не только в арабском мире, но и на Большом Кавказе.