ЛИТЕРАТУРНАЯ СТРАНИЦА
Марина Саввиных — известный писатель, поэт, литературовед, главный редактор литературного журнала “День и Ночь”, создатель и директор Красноярского литературного лицея, автор шести книг и множества журнальных публикаций.
Сегодня мы хотим предложить нашему вдумчивому читателю фрагменты из сделанного Мариной Саввиных вольного перевода в стихах “Книги Иова” (“Ветхий Завет”). Эту работу сама автор считает “сугубо религиозной, очень спорной, лежащей где-то вне современной эстетики”…
Семён Каминский, newproza@gmail.com
Марина САВВИНЫХ
<…>
Невыносима близость Бога!
Помилосердствуй! Удались,
Чтобы, покорствуя глубоко,
Я мог свидетельствовать высь!
Тогда зови – и я отвечу.
Или внимай – я позову.
Укажешь грех – не поперечу.
Что ты преследуешь? Траву,
Сухую, вьющуюся в поле?
Ошибки юности моей?
Дохни – и нет… В людской ли воле
Ошибки юношеских лет?
Из нас в грехе родится каждый!
Всем дням Ты знаешь общий счёт –
Так удались! Пускай однажды
Род человеков отдохнёт!
Всё в мире полнится надеждой:
Срубите дерево – оно
Из пня восстанет силой прежней,
Добром земли оживлено.
А человеку нет возврата.
Угас – распался. Где же он?
Всей властью злата и булата
Он не бывает возрождён!
О! если б Ты в Своих пределах,
Сокрыл от времени меня,
Пока иссякнет яд Твой в стрелах,
И не насытишься, дразня!
Я ждал бы под надёжным кровом,
Покуда мой окрепнет кров…
Я ко всему бы был готовым
В ответ на Отчую любовь.
Воззвал бы Ты – и я б ответил.
Сказал бы Ты – и я бы внял.
Тебя б мой долг повсюду встретил, -
И никогда б не возроптал
Твой раб ни в радости, ни в горе,
Когда бы волю знал Твою…
Так что ж один в Господнем хоре
Я песню гибели пою?
Меня терзает беззаконник.
Меня чурается родня.
Лишь хвощ степной да дикий донник
Врачуют в бедствии меня.
Земля! Сокрой моё страданье!
Нет места воплю моему…
Я стражду – грешным в назиданье.
За что же, грешный, не пойму!
<…>
Друзья, друзья! Зачем терзанья
Вы умножаете мои?
В моих глазах иссякло знанье
Души, закона и любви…
Смотрите: грешник веселится.
Спокоен дом его и стан.
Безмерно скот его плодится,
И полон снеди медный чан;
В его дворе смеются чада,
Вся плоть вкушает естество,
И Богу ран его не надо,
Как и служения его.
Что ж на него не бросит небо
Ни справедливости, ни мзды?
Что же не сожжёт в амбарах хлеба,
Не взыщет похотям узды?
Лежат и праведник, и грешник
Пред Богом в наготе одной;
И ненавистник, и приспешник
Равно виновны пред Тобой!
Одним и тем же чернозёмом
И пахарь кроется, и вор!
Одним и тем же окоёмом –
И Божий храм, и скотный двор!
<…>
Я счастье близко видел. Звёзды
Звенели над моим шатром.
И человеческие гнёзда
К нему со всем своим добром
Лепились, чувствуя ограду
От зол, пугающих извне.
И двор мой цвёл, подобно саду,
И небо улыбалось мне…
Когда я речь держал в совете,
Молчали старцы, а князья
Стояли предо мной, как дети,
Поскольку правду ведал я:
Спасал попавшего в немилость,
Беспомощному сироте
Давал покров – и власть вершилась,
Моей подвластна правоте!
<…>
Как дуб, окутанный листвою,
В земле я чуял корень свой,
А в небе – крону… и живою
Я был продолжен родовой:
Семь сыновей, как семь созвездий,
Сияли семьями вокруг,
И ни один творец бесчестий
Не ускользал от наших рук!
Я назначал пути владыкам.
Я избирал вождей войскам.
Я в милосердии великом
Внушал надежду беднякам.
Я жил – как царь. И свято верил,
Что так продлятся дни мои,
Пока мой путь, что Ты измерил,
Во чреве матери-земли
Не оборвётся… что же ныне
Я, будто шелудивый пёс,
Из дома изгнанный, в пустыне
Блуждаю, голоден и бос?!
Ты отнял у меня надежду.
Ты истребил моих детей.
Меня Ты бросил – худшим между
Людьми презреннейших людей…
<…>
Тот, кто в ущелье и овраге,
Гоним из населённых мест,
Как зверь, скитается во мраке
И падаль брошенную ест…
Тот, кто запятнан преступленьем,
Разбоем у больших дорог,
Кого со всем моим терпеньем
Я не пустил бы на порог…
Тот, кто бредёт, ума лишённый,
В степи, не ведая пути, -
И те кричат мне: «Прокажённый!
Не приближайся! Уходи!
Что – наградил тебя Всевышний
За службу? Видишь светлый Рай?
Нет для тебя и корки лишней
У человека! Умирай!»
Так пьёт отребие людское
Мои страданья, словно мёд,
Плюёт в лицо мне… и покоя
Мне поношеньем не даёт!
Так ищет адово исчадье
Глумиться над моей бедой –
Чтоб исторгал Тебе проклятья
Неистощимой чередой
Мой сокрушённый дух… Не слышишь
Ты, Господи, предсмертный зов!
Лишь тень разъятую колышешь
Среди иссохших тростников…
Я сеял жизнь – а снял отраву.
Я ждал добра – а встретил зло.
Ответь мне – ПО КАКОМУ ПРАВУ?!!!
Своё справляют ремесло
И кисть художника, и числа
Жреца, познавшего пути…
Лишь праведник не знает смысла,
Поскольку вынужден идти
По безднам собственных страданий –
Терпя и бедствуя, - затем,
Чтоб в час последних испытаний
Сказать: я слеп… и глух… и нем…
И мне, глухому и слепому,
Господь во тьме противостал,
Чтоб я забыл дорогу к дому
И псом безродным в мире стал!..
<…>
Они молчали, не имея,
Что возразить… и тут восстал
Подросток, что в тени, робея,
Никем не видимый лежал.
Он крикнул: «Я скажу за Бога!
Пусть я – всего лишь Божья тварь,
Но благодатна и жестока
Любая истина. Фонарь
Её мерцает и над зыбкой!
Я младше всех, но, ради дня
С его прощальною улыбкой,
Прошу вас выслушать меня!
Мой голос – голос человека.
Рука моя – не Божья длань,
Однако, праведник от века,
Теперь пред человеком - встань!
Ты говорил: «Я без порока,
В моих словах неправды нет!
А Он преследует жестоко,
И, словно хищник, держит след
Мой по земле…». Но вразумляет
Господь не словом! Много раз
Он правду в душу нам влагает
И совестью врачует нас.
А нет – так проявляет твёрдость,
Пытая и врачуя дух,
Пока не станет наша гордость
Неощутима, словно пух!
Могучий – стань среди согбенных!
Великий – стань сред малых сих!
Ты думал, что среди Вселенных
Один пасёшь ты всех живых?!
Теперь у сильного защиты
Нет, кроме Господа. Теперь
Пути тщеславия закрыты,
Но истины зияет дверь –
До Преисподней… Кроме Бога,
Кто подаёт нам правды соль?
Люби Его за боль урока!
Хвали Его за эту боль!
Но не хвались, что сам собою
Достиг ты места высших благ –
Кто возвеличен был судьбою
Сверх силы – голоден и наг
Закончит дни. За мглой могильной
Начало нового пути.
И каждый, сильный и бессильный,
Обязан как-нибудь идти…
Мы в Нём – горошины в сосуде,
Колеблемся, чего-то ждём,
Друг друга мучаем и судим,
Скользя, как листья под дождём,
А между тем лишь Он решает,
Кому – терпеть, кому – царить.
Лишь Он прядёт и обрывает
Судьбы ветвящуюся нить…
Что польза мира в Божьем свете?
Что сделал Богу ты – греша
И не греша? В людском совете
Твоя заслуга хороша –
Не перед Ним. Любовь и милость
Не продаются! Заслужить
Их невозможно. Что случилось –
Лишь Он позволил совершить…
Так чем же, грешник, ты гордился,
Ума поддерживая жар,
Что сам от Бога отвратился
И отвергаешь Божий дар?!
Смотри: грозою степь набухла…
Там, в почерневшей синеве,
Сверкнуло что-то и потухло
Змеёю, свившейся в траве…
Дохнуло небо хладом влажным –
И потянулась к небу степь
Одним стремлением отважным…
И сотряслась земная крепь!»
<…>
И точно – как тирренский парус,
Клубами небеса взялись,
И молний сноп, в зенит ударяясь,
Разбил дымящуюся высь…
Шипя, в песок вонзился ливень
Большими каплями – и вот
В поток, прохладный и бурливый,
Преобразился небосвод.
Запела степь огромным гулом,
Невыносимым, но благим,
И Божий взор разящим дулом
На них наставился – таким,
Что только смерть была б добрее
И вместе с тем страшней… без слов
Прижался мученик скорее
К земле… и трое мудрецов,
Как овцы, сбились в кучу… только
Мальчишка прыгал под дождём
И всё кричал: «Всевышний! Сколько
Любви в деянии Твоём!
Какая мощь! Какие тучи!
Какие воды, в длань собрав,
Ты в небе двигаешь могуче,
Как мулов по волненью трав!
Нет мудреца, чтоб ведал в мире
Бессчётные пути Твои,
И нет певца, чтобы на лире
Воспел величие любви
Твоей, не умалив предмета!
Великолепие окрест
Разлито страшное… Всё это –
Господь! От недр – до самых звезд
И бесконечно! Так расчисли,
Мудрец, творения пути!
Дерзни великой силой мысли
Его деянья превзойти!
Не можешь? Что ж! Лежи смиренный,
Будь царь ты, гений или раб
Во прахе доли неизменной,
Греховен, вынужден и слаб!»
<…>
Меж тем подвинулась к востоку
Гроза… и вдруг оторвалась
От тучи туча, и потоку
Такая сила придалась,
Как будто пальцы световые
Примяли мокрую траву,
И волны тёплые, живые
Перемешали синеву
С пространным золотом заката…
И тени вздыбились вокруг,
Как бы монаршая палата
Над ними очертилась вдруг.
Взметнулся вихрь – и лёг у входа,
Как чуткий пёс сторожевой,
И чистый угол небосвода
Мигнул нечаянной звездой.
Дождь прекратился. Рокотала
И трепетала, как слеза
В упругих складках покрывала
Изнеможённая гроза.
Летали сполохи по краю
Кипящей движущейся мглы,
И лёгкий гром, подобный граю
Далёких птиц…как от иглы,
Стежками быстрыми покрылось
Всё небо тайнописью звезд,
И степь безмолвно осветилась
Сплошным сиянием окрест.
И встала Ночь. Она стояла,
Как дева пред зерцалом вод…
Душа её принадлежала
Тому, кто верует и ждёт.
И, угасив, как свечку, слово,
Источник разума и зла,
На ложе бедного Иова
Она торжественно взошла.
Прохладной змейкой изумрудной
Проникла в тёмные уста,
Мечтою, горестной и чудной,
Замкнула зрения врата,
Сама – слепая и глухая.
И под худым своим рядном
Заснул Иов… и, отдыхая,
Забылся мир счастливым сном…