БЛАГОДАРЮ ПОКОРНО

Edward TESLER, Ph. D.

Статья А. Эскина "Язык лжи и законы в Кнессете" (Обзор от 22 июля) — о "мягком и вполне гуманном" законе, запрещающем участие в бойкотах и прочей антисове... прошу прощения, антиизраильской деятельности. Гуманность состоит, очевидно, в том, что Гулаг нарушителям не грозит, но суть очень уж похожа. Женщина не может быть слегка беременной, и государство не может быть частично демократическим. �ли-или. Нет, я вовсе не поборник демократии. Дрянь система. Но что поделаешь, если человечество ничего лучшего пока не изобрело. Различие во мнениях — право граждан любой демократической страны, а уж об �зраиле, где у каждых двух евреев три разных мнения, и говорить нечего. "Все как один" — это совсем из другой оперы. Я не согласен с мнением А. Эскина по поводу нового закона, но не с его правом иметь такое мнение. Надеюсь, что и он не будет возражать против моего права иметь иное.

Впрочем, закон этот — не более чем повод. Отталкиваясь от него, А. Эскин выступает не против каких-то конкретных проявлений демократии, а против самой её основы — свободы слова в принципе. Но единственная альтернатива демократии, то есть тирании большинства — это тирания меньшинства. Человечество её тоже попробовало, и она имеет свои плюсы. Сталин с его номенклатурой был не в пример эффективнее болотного трепыхания, которое сходит здесь за управление страной. За двадцать лет поднял Россию, по выражению Черчилля, от сохи до ядерной бомбы. Но даже сам А. Эскин, который Сталина превозносит за исполнение библейских пророчеств, вряд ли согласился бы стать его подданным. Так что выхода нет. Придется в обозримом будущем соглашаться на демократию, какая уж есть. Пользоваться её благами и терпеть её пороки.

Кстати, то и другое — это зачастую одно и то же. Свобода слова — самый яркий тому пример. Самиздат, за который многие поплатились головой — это свобода слова. Папарацци с носами, намертво уткнутыми в чужие постели — тоже. Вывод очевиден. Свобода слова, как и любой иной инструмент демократии — да и инструмент вообще — это именно не более чем инструмент. Пользу или вред не он приносит, а те, кто им пользуются. Папарацци не потому существуют, что таков уж их генотип, а потому, что тиражи индустрии сплетен — а значит, и количество людей, которые без этих сплетен жить не могут и хорошо платят за них — неизмеримо выше, чем тиражи серьезных изданий. Никакие запреты не помогут, как не помогают они в безнадежно проигранной войне с наркобизнесом. Правильный ответ очевиден: провести четкую, не допускающую разночтений, границу, за которой слово превращается в уголовно наказуемое деяние. Скажем, критика блокады — в попытку её прорыва. � предоставить неограниченную свободу всему, что не за чертой. Тоже не панацея. Умение и возможности пользоваться свободой не одинаковы. Как сказал, кажется, Вуди Аллен — конечно, богатые люди не такие, как мы. У них денег больше. Но хоть в теории все будут на равных. �, кроме того, свобода слова — это и свобода выбора, чьи слова слушать. Народ, который избирает демагогов и обожает сплетни, ничего лучшего, вероятно, и не заслуживает.

Провести границу нелегко. Первая поправка это очень наглядно демонстрирует. Принята она против установления религии государственной, за которой неизбежно следуют инквизиция, шариат и незаслуженные льготы ешиботникам. А используют её против религии проповедуемой, которую она как раз и призвана защищать. � поскольку место для свободной проповеди — именно общественный форум, а не церковный амвон, перед которым все и так верующие, рождественская елка и менора на площади вполне конституционны. Как и кресты в память жертв терроризма. �ли слова "In God we trust" на купюрах, коль скоро финансовая политика всё-таки регулируется законами гражданскими, а не библейскими. А вот поди ж ты, крючкотворство не прекращается.

Четкая граница позволила бы отделить, если уж пользоваться любезным А. Эскину библейским лексиконом, агнцев от козлищ: решения, пресекающие преступную деятельность, от решений, подавляющих демократию. Я в израильской юриспруденции не сведущ, но А. Эскин, конечно, ею владеет в совершенстве. Его суждение — что именно подавляет новый закон или, скажем, комиссия по расследованию антиизраильской деятельности, и что именно они охраняют — не было бы поэтому лишено интереса. Ссылка на комиссию Маккарти — в защиту ли израильской комиссии или в укор ей — к делу не относится. Она не тем была плоха, что расследовала действительных или мнимых сторонников коммунистической партии: Маркс и сам писал, что коммунисты считают позорным скрывать свои взгляды. А тем, что автоматически считала их всех подрывными элементами и врагами народа. Приговаривала к "социальному расстрелу". Это ли было целью израильской комиссии? Если нет, она могла бы стать полезной. Если да, туда ей и дорога.

Формальная аналогия — вообще несостоятельная база для серьезного анализа. А. Эскин сравнивает количество погибших у Берлинской стены и на границе Америки и Мексики. Да, именно так. Вот до чего может довести отказ от анализа по сути, если он мешает желанию доказать недоказуемое. А суть эта такова. Мексиканцы стремятся не из Мексики вообще, а конкретно в Америку — страну, открытую для всех. Против чего никто не вправе возражать. Пусть приезжают и преуспевают. По закону. �ди в консульство, подай документы и жди своей очереди. Некоторых — беженцев, скажем, или специалистов — примут и вне очереди. Так и мы сюда попали. � арабы, которых, кажется, в Америке больше, чем в иных ближневосточных странах. Но те, кто закон нарушают и лезут через забор — преступники. Знают, с какой стороны у бутерброда масло; за ним и лезут. Многие из них — преступники вдвойне: занимаются контрабандой наркотиков и оружия. А то и втройне: убивают американских пограничников. Конечно, семьи убитых от А. Эскина сочувствия не дождутся. Сами виноваты. Такие же убийцы, как те, восточно-германские.

Не такие. Те не Германию защищали от вторжения извне, а охраняли тюремную "большую зону", чтобы не лишились тамошние рабовладельцы даровых рабочих рук. � кстати, ни одного пограничника там не убили. Гибли люди, рвавшиеся на свободу. Явления по виду схожие, а по сути противоположные. Каждый вправе защищать свой дом от непрошенных гостей, и никто не вправе превращать людей в рабов. �стина, как ей и положено быть, относительна. Даже бюрократы из Госдепартамента, на что уж закостенелый народ, это понимали. �звестна оценка, данная какому-то южноамериканскому диктатору: "Конечно, он сукин сын, но он НАШ сукин сын".

Но А. Эскину не пристало соглашаться с какими-то там профанными истинами, с "облыгом", с "языком подонков". Ему-то открыта �стина с большой буквы, абсолютная и неоспоримая. Желаете приобщиться? �звольте: "�стина противоположна всем идолам современного общества. Мир и благо не со свободы слова начинаются, а с самоконтроля и самообуздания. Не ближнему рот заткнуть, а самому познать смысл и значимость слова через молчание и созерцание. Отторгнуть язык лжи и уцелеть в эти дни потопа в Ноевом ковчеге из Книги Книг".

�так, свободу слова не подавлять ("не ближнему рот заткнуть"), но и не пользоваться ею. Она — для языка лжи. Укрыться от реальности в ковчеге, молчать и созерцать. Не знаю, являет ли собою статья А. Эскина пример молчания, но она убедительно доказывает, что можно созерцать — и не видеть. А вот насчет Книги Книг он прав. Её не дураки писали, и многое в ней может помочь понять, что к чему. Нужно только её правильно прочесть, чему в ешиботах, скорее всего, не учат.

Начнем, раз уж к слову пришлось, с ковчега. Зачем там семь пар нечистых? Мир существует только благодаря различиям — уровней, потенциалов энергии, свойств мутантов, характеров, мнений, кошельков и всего прочего. �наче конец движению. Тепловая — или просто — смерть. Мир из одних "чистых" так же невозможен, как однополюсный магнит. Но движение — это непременно
столкновения, конфликты, катастрофы. "� вечный бой, покой нам только снится". Это называется — прогресс. От созерцателей нет пользы. Не нравится ложь — дерись. Не молчи, а открой правду.

�ли возьмем Генезис. Когда Адам и Ева не поверили лжи ("не трогайте яблоко, а то умрете"), они не в ковчеге спрятались, а смело нарушили запрет — и из райских кукол стали Людьми. Получили мандат на преобразование мира "в поте лица своего". Стали смертными — и, следовательно, способными ошибаться и совершенствоваться. Да и вся легенда об искушении — это, опять же, картина конфликтного, двухполюсного мира.

А �сход? Я уже имел случай обратить внимание читателя на полную реалистичность легенды. � казни египетские вполне природны, и море отступило именно в полнолуние, когда самый сильный отлив. Но ведь авторы — те же самые, что и в Генезисе; мировоззрение наверняка то же самое. Почему же там центральные идеи о единстве мира, о движении от простого к сложному, о свободе воли выражены в подчеркнуто иносказательной форме, а �сход предельно натурален? Потому, мне кажется, что исход из рабства по велению свыше невозможен. Человек останется рабом, разве что более высокопоставленного властителя. Свободу каждый должен выбрать для себя сам. Да, в том числе и "свободу изрекать что придет на ум". Право на ошибку — почетный знак отличия человека. Раб или робот не ошибается. Делает что велят. Что написано в программе. �ли в Книге Книг. "Мир и благо не со свободы слова начинаются", считает А. Эскин. Нет, именно с неё. С права свободно критиковать советских правителей, которые имели атомный арсенал, способный четыреста раз убить Землю, но называли себя борцами за мир, а Запад - поджигателями войны (почему бы и нет? Западный арсенал мог убить Землю пятьсот раз). � так же свободно критиковать западных либералов, поспешивших вручить Обаме Нобелевскую премию мира (за что бы это?).

Кстати о либералах, к которым А. Эскин причисляет антиизраильских правозащитников. Элементарный здравый смысл говорит: блокада в ответ на ракетный терроризм - это самозащита, неотъемлемое право любой страны. Тем самым законно и пресечение попыток эту блокаду прорвать флотилиями или иными способами. Но сама по себе правозащитная (и всякая иная) критика �зраиля, справедливая или нет, вполне правомерна. �наче придется осудить и Золя - за правозащиту в деле Дрейфуса. � поправку Джексона-Венника — правозащиту, без которой сидеть бы нам в отказе. Во избежание "облыга" и "языка лжи", свободу слова должны иметь все - или никто.

Есть, правда, и такой вариант. Вернуть человека в рабство (ра этот раз интеллектуальное), и пусть �збранные, которым открыта абсолютная �стина, решают, какому слову дать свободу, а какому пока не стоит, потому что мы его "смысл и значение" ещё недопоняли и недосозерцали. Это нам хорошо знакомо. Еле вырвались. Но ох как сдается мне (рад буду, если это не так), что А. Эскин ратует именно за этот вариант. � лично своё место видит среди тех, кому �стина таки да открыта.

Те, кого бы это вполне устроило, встречаются среди выходцев из Союза. Были они и среди ушедших из Египта. Недаром пришлось их сорок лет водить по пустыне, чтобы выветрить дух рабства. Но тех, кто предпочитает проверять смысл и значение слова не созерцанием, а делом - больше (и в Генезисе, кстати, за словом последовало дело). К ним, в меру сил, пытаюсь принадлежать. Cogito ergo sum, сказал Декарт. Мышление — это способ существования человека, и слово — это форма, в которой мысль становится достоянием мира. Чтобы кто-то решал за меня, какие слова дозволены? Как мне мыслить и, тем самым, как существовать? Нет уж, благодарю покорно.