Л�ТЕРАТУРНАЯ СТРАН�ЦА

ОТ СОСТАВ�ТЕЛЯ:
Ник Нейм родился на Кавказе, учился в Москве, живёт и работает в Нью-Йорке.
В круг его научных и профессиональных интересов входит медицина, а увлечений — литература, история, музыка. За последние годы им написано более пятидесяти реалистических и научно-фантастических произведений.
На нашей литературной странице мы предлагаем вниманию читателей один из первых рассказов автора, впоследствии послуживший основой для повести.
Семён Каминский, newproza@gmail.com
__________________________________________

Ник НЕЙМ
ЗАБУДЬ О БЕЛОЙ ОБЕЗЬЯНЕ!

Не думай о белой обезьяне — проживёшь тысячу лет!
Китайская поговорка.

Многие граждане России и стран «ближнего зарубежья» думают, что бывший «русский», переехав в Америку, селится в Нью-Йорке, на Брайтоне. Но если счастливчик живёт не на Брайтоне, а «на» Манхэттене, то значит, обязательно имеет квартиру в небоскрёбе, ездит в лимузине и обедает в «Плазе». Во всяком случае, многие из моих одноклассников и однокурсников, оставшихся на родине, думают так. Особенно, когда говорят: «Боря ещё в пятом классе дроби быстрее всех считал» или «Зачёт по «аналиту» первым на курсе в Политехе получил».
Хорошо бы «аналит» помогал с небоскрёбами, но, похоже, что наоборот. Что ж, я живу «в» Манхэттене. Ну, так здесь говорят, не «на», а «в», потому что не об острове думают, а о районе города. � живу я в не очень-то престижной части Манхэттена, поблизости от Чайна-тауна, в обыкновенном шестиэтажном доме для малообеспеченных семей, потому что моя мать — инвалид.

— Это вам повезло! — сказали маме в отделе социальной помощи, имея в виду право на субсидированную квартиру. А так как в сентябре тысяча девятьсот восемьдесят шестого года я ещё чуть-чуть не дотянул до совершеннолетия, то нас вдвоём поселили в «государственной» трёхкомнатной квартире. Это, конечно, было везением, так как разбогатеть я не смог, а дешёвая квартира в «даунтауне» осталась большим финансовым подспорьем на все времена.

Благодаря близости китайского квартала, я постепенно стал специалистом в азиатской еде и сходу отличаю «пожар» хунанской «перцовой» кухни от шезуанской «хреновой». Должен заметить, что большинство китайских ресторанов в Нью-Йорке угощают вас американско-китайской едой, то есть приготовленной на вкус среднеамериканского посетителя — без всяких подозрительных малопонятных и малосъедобных с виду объектов. Однако притягательность китайско-китайского ресторана заключается в оригинальности интерьера и еды, потому как рассчитан он не на забредших с голоду туристов, а на истинных знатоков прожаренных до хруста голубиных клювов.

Вот именно в такой ресторан под названием «Белая обезьяна» я и повёл моего друга Алёшу, которого не видел ровно пятнадцать лет, со времени отъезда за кордон «на постоянное место жительства». Заведение это имело клетку, в которой проживала редкая белая обезьяна, пользовавшаяся большой популярностью у местного населения. Тут же, на кассе, можно было за доллар купить горстку жареных орешков и покормить зверька. Никакой другой еды давать обезьяне не разрешалось. А ученая (или пресыщенная орехами) обезьяна, подобно белочке из «Царя Салтана», упаковывала их в ларец. Этот аттракцион, помимо рекламы, приносил ресторану дополнительный доход, так как «долларовые» кучки орехов обходились хозяевам центов по десять и, кроме того, непрерывно пополнялись из обезьяньего ларца. Не знаю, как сказать по-китайски: «Князю — прибыль, белке — честь»!

�зменились мы с другом не сильно, во всяком случае, с виду, но обоюдно признали превращение нескладных семнадцатилетних подростков в тридцатидвухлетних «мужчин в самом расцвете сил». Прошедшие годы я прожил в стабильной американской среде, а за границу, как и в Союзе, не выезжал. Алёша же, оставшись дома, поменял несколько режимов власти — от социализма до разгула демократии, бандитизма и начала стабилизации — и успел повидать десять стран на трёх континентах. Поэтому моё желание показать Алёше зарубежную экзотику оказалось несостоятельным или, по крайней мере, опоздавшим на много лет. За это время он накопил опыт гораздо больше моего, и никаким, даже китайско-китайским рестораном удивить его уже было нельзя.
То ли дело я: когда-то разевал варежку от любого названия типа «Курятина генерала Цо» — для меня эти слова были музыкой свободы!.. Кстати, после обеда мы собирались поехать к статуе Свободы, а потом на смотровую площадку Мирового торгового центра — на город сверху полюбоваться. Молодец Алёша, правильно приехал: сентябрь в Нью-Йорке — чудное время для туризма, погода просто роскошная.

А пока мы отдыхали в прохладе помещения, наслаждаясь возобновлённым общением, едой и слабенькой водкой саке. Оба были холосты: я ещё не женился, но подумывал; Алёша развёлся и «даже не думал». В отличие от меня, Алёша завершил политехническое образование, но инженером не работал — поток локальной фарцы увлёк его в широкое русло спекуляции, затем дельту торговли и, наконец, вынес в океан международного бизнеса.

«Моей первой серьёзной операцией, — рассказал он, — была поставка в Сингапур наших электронных деталей, которые там якобы произведены. Вот где я впервые и по-настоящему познакомился с азиатской кухней. Нервы у всех были напряжены: жрали, как с голодного краю, и пили тоже. Правда, саке их как называется — то и есть. Пить её, как вино: для беседы — да, а стресс снять — пустое. � вот тогда в Сингапуре произошло одно событие, которое я не могу забыть и по сей день.
Обедали мы вчетвером в недорогом ресторане. Никакого меню. По стенам развешены полоски бумаги с иероглифами — названиями блюд и ценами. Только пользы нам от этого — ноль, даже прочти мы надписи. Не в названиях же дело, а в пояснениях к ним. Ну, мы сидим себе и играем «в русскую рулетку»: тычем пальцами наугад в надписи, а нам приносят — и ничего, есть можно, то есть везёт пока.

А рядом за столиком расположились трое поляков. Точнее двое поляков и одна полька — редкой красоты девушка, с серо-стальными волосами и угольно-чёрными (откуда такие у славянки?) глазами. Они вроде нас: потыкали в полоски, и им тоже принесли еду. Но на второй заход случилась заминка. Девушка указала на красивую золотистую полоску, прицепленную в самом верхнем ряду, пониже портрета обезьяны, вроде той, что здесь в клетке. Официант в несвежей белой рубашке залопотал что-то, замотал головой, но девушка упрямо протягивала палец в направлении полоски. Тогда официант, не переставая верещать, исчез из виду и через полминуты появился снова в сопровождении жирного краснорожего гиганта, похожего на борца сумо. Тот внимательно посмотрел на девушку и, молча, кивнул головой. Вскоре ей принесли маленькую пиалу, прикрытую золотой крышкой. Красавица осторожно откинула крышку, из-под которой вырвалось облачко пряного пара: в ароматном бульоне плавал маленький кусочек мяса или гриба. Остудив блюдо, девушка залпом опорожнила пиалу. Судя по выражению лица, еда ей понравилась.

Напряжение спало. Мы, забыв на время собственные проблемы, гадали: почему официант не сразу выполнил заказ, кто был толстый человек, и что съела девушка? Но через некоторое время мне показалось, что её затошнило. Во всяком случае, она живо встала и поспешила в туалет. Мне довелось побывать там ранее: грязную и вонючую комнату, рассчитанную на одного человека, хотелось быстрее покинуть. Но девушка всё не возвращалась.

Один из её друзей, обеспокоенный отсутствием, подошёл к двери туалета и позвал: «Ванда, Ванда»! Ответа не было. Тогда он стал стучать в дверь, громко выкрикивая имя девушки. Второй товарищ присоединился к нему. Вместе они навалились на дверь и сорвали хлипкий замок. Внутри никого не было. Тогда и мы не выдержали. Здесь, в Сингапуре, вдали от дома, поляки казались нам если не родными, то двоюродными братьями, и помочь им был наш долг. Вскочив с мест, мы рванули в глубину зала, где находился туалет, а дальше — кухня и склады. Что поразило меня — туалет сиял чистотой: не только пол был вымыт, но и стены, как на рекламе моечных средств.

Что сказать? Мы обыскали кухню и склады. Всё было пусто. Никто не протестовал. Борец в подсобке ел палочками лапшу и запивал бульоном. Белая обезьяна спала рядом в клетке. Поляки были без ума! Наши тоже переживали, но когда дело дошло до вызова полиции, мы чуть поостыли и вовремя ушли, чтобы избежать ненужных приключений.

Через два дня, получив наличные за успешно проведённую операцию, мы не удержались и рассказали историю с девушкой нашим сингапурским партнёрам. Они отнеслись к ней очень серьёзно, посетовали на криминогенную атмосферу, и один из местных сказал:
— Мой брат — буддистский монах, я спрошу у него совета.
Мы переглянулись: буддистов нам только не хватало!
Наутро перед вылетом коллега позвонил в отель и, позвав к телефону Мишу — нашего толмача, передал мнение монаха:

— Девушке дали зелье и превратили в белую обезьяну. Противоядие — корень женьшеня. Принять немедленно.
Обсуждать было нечего.
— Буддист он, на букву «м», — сказал Марк, наш босс.
— Да, все они — обезьяны, — добавил наш водитель-телохранитель Колян, — и всем им корень в… жень-жень!
� мы улетели».

Я выслушал этот рассказ с большим вниманием. Разумеется, я ни на минуту не принимал всерьёз объяснение монаха, но история была трогательной.
— Знаешь, — сказал мой друг, — я теперь при виде обезьяны женьшень вспоминаю, угостить её хочу, так … для очистки совести.
— � угощал? — спросил я.
— Нет, что ты! �, вообще, белую обезьяну я встречаю второй раз в жизни.
— А хочешь, попробуем? — предложил я.
Видно, саке была не такая уж безобидная.
— А у тебя есть женьшень? — удивился Алёша.
— Нет, но мы же, в Чайна-тауне!
Я выскочил на улицу и через пару минут вернулся с куском корня, купленным в соседней лавке. Мы подошли к клетке и протянули обезьяне женьшеневый корень. Она принюхалась: бело-серая шерсть вздыбилась, чёрные глазёнки выкатились на нас.
— Ванда! — позвал я, и зверёк пронзительно закричал в ответ.
Тут официанты под командованием хозяев ресторана набросились на нас, схватили за руки, отняли женьшень и вытолкали за дверь.
— Постойте, постойте! — возражал я, собираясь заплатить за обед.
Но мои слабые протесты не произвели никакого впечатления. Ну и ладно, не хотят — не надо! Кому хуже?

Всю дорогу на статую Свободы мы ржали, вспоминая случившееся. Я теперь знаю, как бесплатно поесть: ты угощаешь в «Белой обезьяне» зверюшку женьшенем, а хозяева угощают тебя бесплатным обедом! Алкоголь выветривался, ситуация теперь казалась комической, и мы, позабыв о белой обезьяне, наслаждались свежим воздухом, голубой волной, плещущей у бортов оранжевого парома, парящими над ним чайками, видом Нью-Йорка — золотого со стороны океана — и зелёной статуей на фоне розовеющих облаков.
C рестораном мы, конечно, завозились и пока со статуи Свободы возвращались, стемнело. Когда мы подошли к «Близнецам», был настоящий летний вечер. Наверх ещё пускали, но что сейчас Алёша разглядел бы сверху, кроме моря огоньков? Я взглянул на электронное табло. Оно показывало «20:45, 10 сентября, 2001».

— Знаешь, — сказал я, — на «Близнецы» поднимемся завтра, с утра пораньше, ладно?
— Конечно! Утро вечера мудренее. Если б не белая обезьяна, то успели бы сегодня.
Верна китайская поговорка: перестань думать о необычном и тревожном, и жизнь твоя станет счастливой и долгой…