НКР: 20 ЛЕТ БЕЗ ПР�ЗНАН�Я

Сергей МАРКЕДОНОВ — приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

2 сентября 2011 года непризнанная Нагорно-Карабахская Республика (НКР) отметила свой двадцатилетний юбилей. В этот день 20 лет назад совместная сессия Нагорно-Карабахского областного Совета и Совета народных депутатов Шаумяновского района провозгласила Нагорно-Карабахскую Республику (НКР). Тогда же была принята «Декларация о провозглашении НКР». В отличие от Абхазии и Южной Осетии в случае с Нагорным Карабахом провозглашение независимости произошло на начальном этапе, а не на завершающем этапе военного противоборства самоопределяющейся территории и «материнского государства»…

О Нагорном Карабахе написаны без всякого преувеличения тома литературы. Однако, как правило, в фокусе внимания исследователей и практикующих политиков, дипломатов попадает армяно-азербайджанский конфликт в его различных аспектах. Нагорно-Карабахская Республика (НКР) рассматривается, по большей части, как несамостоятельная подчиненная «большой Армении» субстанция. �ли, как конъюнктурное порождение застарелого этнополитического конфликта. Спору нет, история НКР немыслима и без конъюнктуры, и без фактора Армении. Однако было бы не слишком дальновидно игнорировать эту политическую субстанцию. Тем паче, что в ходе самого вооруженного конфликта (1991-1994) с субъектностью НКР был вынужден считаться и официальный Баку. Как справедливо полагает российский дипломат Владимир Казимиров, мнение НКР тем или иным образом должно быть учтено в переговорной конфигурации хотя бы потому, что при определении статуса Нагорного Карабаха затрагиваются интересы армян (как, впрочем, и азербайджанцев) именно этой территории, а не жителей Еревана, Дилижана, Мегри или Абовяна.
Пересказывать историю армяно-азербайджанского конфликта в рамках одной статьи невозможно и непродуктивно. Отметим лишь, что его искусственное продление, распространение в те времена, когда националистический дискурс не был доминирующим ни среди армян, ни среди азербайджанцев Кавказа, лишь мешает адекватному пониманию сложнейшей этнополитической проблемы. Зафиксируем лишь, что генезис конфликта — это не происки той или иной стороны, а утверждение националистического взгляда в армянской и азербайджанской интеллектуальной и политической среде в конце XIX — начале ХХ века. С этим взглядом в регион пришли представление о «своей территории» и противоречивые описания ее «истории». �менно они стали причиной первого издания армяно-азербайджанского конфликта, достигшего пика в 1918-1920 гг., когда противостояние приняло межгосударственные формы. С советизацией Кавказа национализм принял латентные формы и по мере ослабления коммунистической идеологии и интеграционного потенциала СССР стал постепенно выходить на публичный уровень.

В период «перестройки» армянское движение Карабаха пережило сложную трансформацию. Впрочем, как и «карабахский дискурс» «большой Армении». На первом этапе и в Степанакерте, и в Ереване доминировали советские иллюзии, надежды на обретение союзника в лице Кремля. Отсюда и кажущиеся сегодня наивными лозунги «Ленин-партия-Горбачев» на первых митингах в Нагорно-Карабахской автономной области в составе Азербайджанской ССР. Никто тогда не думал ни о какой непризнанной государственности. Доминирующим лозунгом был «миацум» (объединение) автономии с армянским большинством с Армянской ССР. По мере того, как иллюзии относительно союзного центра рассеивались, движение в самом Нагорном Карабахе, и в Армении приобретало антисоветский и антикоммунистический характер. Сегодня Ереван рассматривается, как форпост российского влияния на Кавказе. Между тем, в 1989-1990 гг. именно армянское движение было одним из лидеров в процессе «бегства от СССР». Тогда оно немногим уступало Грузии. Так Верховный Совет Грузии признал незаконными все советские акты, заключенные после 1921 года, 20 июня 1990 года, а Верховный Совет Армении упразднил Армянскую ССР «Декларацией о независимости» 23 августа 1990 года. Но за несколько месяцев до этого 1 декабря 1989 года вопреки мнению союзного центра Верховный Совет Армянской ССР и Областной совет НКАО приняли совместную резолюцию «О воссоединении Нагорного Карабаха с Арменией». Впрочем, «антисоветизм» Армении и, напротив «просоветские взгляды» Азербайджана (который вплоть до путча ГКЧП поддерживал единое союзное государство) диктовались не столько отношением к КПСС, сколько ситуативной реакцией на позицию Кремля к двум национальным движениям.

Провал ГКЧП существенно изменил прежние подходы. После того, как попытка спасти СССР с помощью чрезвычайных мер провалилась, стало ясно: союзное государство в прежнем виде уже не будет существовать. Это подстегнуло процесс этнополитического самоопределения не только на уровне национальных республик, но и автономий. � если Азербайджан «восстановил» свою государственность 30 августа 1991 года, то армянская община Нагорного Карабаха заявила о своем особом статусе 2 сентября. В чем причина того, что на место «миацума» вышла идея самоопределения двух армянских государств? Во-первых, в 1991 году Армения стремилась к выходу из состава союзного государства в соответствие с советским же законодательством. Ереван, таким образом, пытался минимизировать издержки в ходе интеграции в международное сообщество. В этом плане «карабахское бремя» (то есть признание независимости НКАО или официальное присоединение спорной автономии) могло стать препоной на пути к признанию самой Армении. Поэтому постсоветское руководство республики выбрало путь поддержки самоопределения армян Нагорного Карабаха без каких-либо юридически обязывающих процедур в его отношении. Во-вторых, в то время были надежды на возможное признание субъектности автономных образований СССР. Движение карабахских армян развивалось в общем контексте повышения статуса автономных республик и областей. Союзное законодательство (апрель 1990 года) позволяло учитывать мнение этих субъектов единого советского государства. Следовательно, расчет был на реализацию этой правовой нормы в условиях распада СССР. Впрочем, юридические аргументы создателей непризнанного государства НКР были не безупречны и небесспорны. Лидеры армянской общины Нагорного Карабаха апеллировали к положениям закона «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР», которые позволяли в случае сецессии союзной республики автономиям решать вопрос о своем государственно-правовом статусе. Все верно, статьи упомянутого закона позволяли НКАО осуществлять свое этнополитическое самоопределение. Но они не распространялись на Шаумяновский район, который в административном плане не был частью нагорно-карабахской автономии (а потому его статус статьями закона не регулировался). Между тем, следующий шаг Баку - отмена автономии НКАО (ноябрь 1991 года) дал новые козыри в руки лидеров НКР. Этот шаг Азербайджана был признан противоречащим советскому законодательству Государственным Советом СССР, хотя такое заключение агонизирующего союзного центра уже не могло ни на что реально повлиять. Как бы то ни было, а он дал новые козыри в руки лидеров НКР.

Буквально через 2 дня после подписания Беловежских соглашений 10 декабря 1991 года был проведен референдум о независимости НКР. В нем приняли участие армянские избиратели, азербайджанцы данное волеизъявление проигнорировали, что фактически предопределило моноэтническое будущее непризнанной республики. Согласно данным переписи (2005), армяне составляют 99,74% от числа жителей НКР, а азербайджанцы (всего 6 человек) — 0,05%! Далее состоялись выборы парламента непризнанной республики, формирование органов ее власти. Все это происходило в условиях эскалации вооруженного конфликта с Азербайджаном, когда перспективы будущего казались весьма неопределенными.

За годы своего существования НКР пережила несколько форм управления. В 1992-1994 годах вся власть была сконцентрирована в руках ГКО (Государственного комитета обороны), который осуществлял мобилизационную модель власти и экономики. Затем был введен институт президентства, и взятая изначально за образец парламентская модель (которую пришлось «заморозить» в ходе военных действий), была заменена президентской республикой. За это время в НКР сменилось 3 президента (Роберт Кочарян, Аркадий Гукасян, Бако Саакян), прошло несколько парламентских избирательных кампаний, референдум по Конституции (2006), всенародные выборы мэра столичного города (2004, 2007). В 2000-х годах, хотя и не без труда, гражданские власти НКР смогли покончить с произволом «полевых командиров», включая даже амбиции известных военных вождей (Самвел Бабаян). Были созданы прецеденты цивилизованной передачи власти от одного первого лица другому, а также прекращения полномочий после двух легислатур (казус Аркадия Гукасяна, сделавшего этот шаг даже при отсутствии письменной Конституции). К конституционному сюжету мы вернемся чуть позже. Пока же остановимся на таком вопросе, как взаимоотношения Армении и НКР.

Отрицать военно-политическое и социально-экономическое влияние Еревана в Карабахе глупо и бессмысленно. Армения принимала участие и в военных действиях в 1990-е гг. (хотя до операции в марте 1993 года на кельбаджарском направлении оно было крайне дозированным). Сегодня военнослужащие этой страны участвуют в обеспечении обороны и безопасности НКР, на ее территории ходит армянская национальная валюта (драма), а бюджет Армении оказывает помощь Карабаху. Но не правы те, кто рассматривает НКР исключительно, как «марионетку» Еревана. Так, в начале 1990-х годов в политической жизни НКР значительную роль играли представители старейшей армянской политической партией «Дашнакцутюн», к которой в Ереване первое постсоветское правительство (состоявшее из представителей Армянского общенационального движения (АОД)) относилось с ревностью и подозрительностью. Между тем, дашнаки была первой политической силой в Нагорном Карабахе, которая заявила о невозможности размежевания с Азербайджаном исключительно мирном путем. Они также были партией большинства в Верховном Совете 1991 года (то есть рассматривались, как «отцы-основатели» НКР) и поддерживали создание ГКО. В 1994 году указом президента Армении Левона Тер-Петросяна деятельность партии на территории страны была запрещена, а ряд членов «Дашнакцутюна» даже были арестованы. Только в 1998 году этот указ был отменен новоизбранным президентом Робертом Кочаряном (выходцем из Карабаха, первым президентом НКР). Однако в 1994-1998 году на территории непризнанной республики дашнаки не подвергались репрессиям. В 2000-х гг. влияние «Дашнакцутюна» на внутриполитические процессы в Карабахе было выше, чем в Армении (где партия превратилась подобно КПРФ в России в «хранителя брэнда»), свидетельством чему - итоги парламентских выборов 2010 года. У Степанакерта есть свое, несовпадающее с Ереваном, видение проблем урегулирования армяно-азербайджанского конфликта.

В отличие от Южной Осетии, Абхазии и Приднестровья в НКР Основной закон появился намного позже. Он увидел свет только через 15 лет после провозглашения непризнанной республики. Это отнюдь неслучайно, так как в отличие от других образований де-факто НКР контролирует (оккупирует) территории, которые не были частью советской автономии (НКАО), а также не были заявлены, как территория Нагорно-Карабахской Республики в момент ее провозглашения. А это почти 8% собственно азербайджанской территории. При этом власти НКР контролируют не всю, а только 92,5% территории бывшей НКАО, утратив к тому же в 1992 году Шаумяновский район. Между тем, любая Конституция начинается с описания, своеобразной инвентаризации своих территорий. После многолетних дискуссий была найдена компромиссная формула: «До восстановления целостности государственной территории Нагорно-Карабахской Республики и уточнения границ публичная власть осуществляется на территории, фактически находящейся под юрисдикцией Нагорно-Карабахской Республики».

Впрочем, этим отличия НКР от других непризнанных и частично признанных образований на территории бывшего СССР не ограничиваются. У Карабаха гораздо больший выход на западную аудиторию. Ни одно другое образование де-факто не получает финансирования от Конгресса США. В данном случае его скромные объемы (порядка 10 млн. долларов США в год на социальные проекты) не должны уводить нас от самого принципа. Представить такое применительно к Абхазии, Южной Осетии или Приднестровью невозможно. Как проблематично увидеть депутатов европейских парламентов и американских конгрессменов в качестве гостей в Сухуми, Тирасполе или в Цхинвали. Ни одно непризнанное постсоветское образование не имеет такого количества зарубежных диппредставительств, как НКР (включая США, Австралию, Францию, Ближний Восток, Германию). � сам Карабах не проявляет огромного интереса к «великой дружбе» с собратьями по непризнанной государственности. Его руководство стремится позиционировать свое самоопределение в контексте европейских казусов (Косово, Кипр). Однако факт оккупации земель, не входивших в состав НКАО (и даже НКР при ее провозглашении) делают международную легитимацию республики крайне проблематичной. Как и признание НКР Арменией, которая держит этот аргумент как «последний довод» на случай возможной «разморозки» конфликта.