НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ

НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ

Edward TESLER, Ph. D.

— А что, больной перед смертью потел?
— О, сильно потел, доктор.
— Это хорошо.
(из медицинских анекдотов).
Статья С. Маркедонова «Август-1991: был ли шанс на спасение Союза?» (Обзор, 18 августа) посвящена детальному анализу событий, завершившихся формальной ликвидацией СССР. Вернее всего, факты, в ней приведенные, представляют немалый интерес для специалиста; судить не могу. Но мне, как очевидцу (и в какой-то мере участнику) событий, происходивших задолго до августа 91-го, всё это представляется не более чем ответом всё на тот же вопрос: потел ли больной перед смертью. Или даже после смерти. Потому что скончался он куда раньше.

Да, безусловно, СССР как географическое понятие или даже как геополитический фактор существовал вплоть до августа 91-го года. Но определял ли он лицо мира? В битве с гитлеризмом — несомненно. В создании "империи зла" — тоже. А в последующие годы? Если не считать региональных конфликтов, был он скорее противовесом, олицетворением "вероятного противника", пользуясь терминологией военных стратегов. Тоже немало: Америка, оставшись единственной сверхдержавой, перестала и сама быть ею.

Но если СССР из активно функционирующей машины стал всего лишь противовесом, то почему и когда? Мне кажется, ответа следует искать не в августе 91-го, а в марте 53-го. СССР как машина деспотии, и внутренней — "большая зона" — и глобальной, был создан Сталиным. Есть в английском языке выражение "dead weight". Уходит машинист — и всякая машина становится не более чем мертвым грузом. Ад и дьявол могут существовать только вместе, никак не по отдельности. Август 91-го — это всего лишь дата, когда машину официально пустили на слом. Спасать там давно уже было нечего и незачем.

Действительно: вспомним, как это было. Не помню уж, кто из западных специалистов бросил фразу: "Со смертью Сталина кончилась эра". Верно. Преемнички у диктатора были никудышные. Грызня за власть началась прямо над не остывшим ещё трупом. Берия был объявлен предателем и расстрелян. Булганина заставили расписаться в неспособности руководить страной. Хрущев, совсем под стать нынешнему американскому президенту Обаме, начал всё менять. Как говорили в народе, успел совместить унитаз с ванной, но не успел совместить потолок с полом. Посеял пшеницу на целине, а урожай собрал в Канаде. Вырвал министерских бюрократов с насиженных московских мест и погнал их "в деревню, в глушь, в Саратов". Невелика беда, но дефицитные ресурсы были брошены на строительство для них жилья и служебных помещений. Региональные комиссии (одной из них мне довелось руководить) обязаны были следить на местах за ходом этих "великих строек коммунизма" и докладывать наверх. Сталин хоть каналы и электростанции строил, а этот на что страну разменял?
Культ личности осудил, но не прочь был ввести свой собственный. Не вышло: труба пониже и дым пожиже. Пытался по примеру диктатора, истребившего ленинскую гвардию, покончить со сталинцами, но и это сделал на уровне мелкого пакостника: Молотова назначил послом в какую-то дыру, Маленкова — директором электростанции... Так что тирания продолжалась больше по инерции. На реального водителя машины подавления царь Никита явно не тянул. И во внешней политике куролесил: Берлинская стена, ботинок в ООН, "кузькина мать" Кубинской авантюрой до смерти напугал — но не Кеннеди, а номенклатуру — правящую партийно-правительственную
верхушку, генералитет и КГБ. И она его быстренько обвинила в "волюнтаризме" и сбросила. Только и осталась от него частушка:

Удивили всю Европу,
Показали простоту.
Десять лет лизали,
Оказалось, что не ту.

Номенклатура урок усвоила и решила подыскать кого-то посмирнее. Подвернулся стагнант Брежнев. При нем страна превратилась в одну большую потемкинскую деревню. Правило было: не умей работать, умей отчитываться. В качестве члена технико-экономических советов двух министерств и участника "теневого Госплана" я к этой показухе тоже руку приложил. Мы выискивали пути превращения идиотских "контрольных цифр Центрального Комитета" — увеличить валовой продукт на 50 процентов, поднять производительность труда на 45 процентов — во что-то хоть отдаленно выполнимое, а потом слегка подправляли отчеты, и все были довольны.
Впрочем, я напрасно обидел Потемкина. Светлейший князь был не идиот. Процветающие деревни рисовал на полотне, но Черноморский флот построил всерьез. Советские правители даже армию развалили: с Афганистаном справиться не могла. Но Ильичу Второму было не до того. Он был занят делом: коллекционировал автомобили лучших иномарок и набрал их штук с полсотни. А в свободное время навешивал на себя ордена; говорили, что имел даже два ордена "Мать-героиня". Не только за страной — за детскими шалостями родной дочери Галины уследить не мог: совместно с подельником, каким-то генералом КГБ, она спекулировала бриллиантами. Недаром некий блюдолиз сделал ему заслуженный комплимент: вы, Леонид Ильич, в свои семьдесят выглядите гораздо лучше, чем советская власть в свои шестьдесят.
Хоть и нехорошо так о покойниках, но поспешный ряд смертей — самого Брежнева и двух его преемников, Андропова и Черненко — стал почти символом мертвого советского режима. Рейган жаловался: как же с ними иметь дело, когда они умирают один за другим? А его вице-президент Буш летел на все похороны и получил прозвище "You die, I fly". Оживить труп машины подавления было бы не под силу ни Горбачеву, ни кому бы то ни было другому. А в каком ином качестве мог СССР продолжать существовать — как воплощение марксовой утопии? Маяк светлого будущего? Или трогательное национальное и религиозное единение православной Руси, протестантской Латвии, католической Литвы и мусульманской Средней Азии?
Единственное нерушимое, что осталось в "союзе нерушимом республик свободных" — это была власть номенклатуры. Но и в ней не было единства. Была геронтократия, власть полу — или уже — покойников. И были властолюбцы помоложе. Они-то, набрав силу, и поставили у руля одного из своих: Горбачева. И потому задача его была — спасти не СССР, а именно номенклатуру. Угроза её власти могла исходить извне и изнутри. С первой он покончил договором о ядерном разоружении. Это давно можно было сделать, но геронтократы противились. Возможно, впали в детство и не хотели расстаться со своей любимой погремушкой.

С угрозой внутренней было сложнее. Политический аппарат, конечно, функционировал как всегда. Во всех национальных регионах "первый", наделенный всеми атрибутами власти, был непременно из местных, а "второй", обладавший реальной властью — коренной русский. КГБ и генералитет были откровенно русскими. Конституционное право на "самоопределение вплоть до отделения" не стоило поэтому типографской краски, истраченной на эти слова. Но циничная фраза "неважно, кто стоит у государственного кормила, лишь бы это кормило хорошо кормило" не так уж далека от истины. Кстати, Наполеон, тоже не дурак, сказал: "Путь к сердцу солдата лежит через его желудок". Ключ к спасению номенклатуры лежал в экономике. Образец — прямо перед глазами: в Америке две трети экономики работают на потребителя. Так родилась перестройка.

Автором идеи, задолго до Горбачева, был академик Абель Гезевич Аганбегян, к новой экономической школе которого я имел честь принадлежать. Работал он в СОАНе, в Сибирском отделении Академии Наук — пожалуй, единственном полезном наследии "творчества" царя Никиты. Слетелись туда, под эгидой академика Лаврентьева, ученые неортодоксального толка. Идею Аганбегяна я бы охарактеризовал как "рынок минус капитализм". Действительно, так ли уж важно, кто владеет заводом — капиталист или общество? Ли Якокка тоже компанией "Крайслер" не владел, был только её президентом, то есть наемным работником (с годовым окладом в один доллар), и это ему не помешало поднять её от банкротства до успеха. Почему директор МАЗа или там Братской ГЭС не может? Всё, что для этого нужно — производить не то, что мудрая партия велела, а то, чего требует презренный рынок. И производить с прибылью (это тоже из лексикона акул капитализма). Уплатил налог — и трать, что останется, хоть на новые станки, хоть на жильё рабочим. Твое дело.

При Хозяине не сносить бы Аганбегяну головы за этакую ересь. Он в речи Победы поднял тост за народ — за "винтики". А винтику на рыночный спрос и, следовательно, на производство влиять не положено. Сиди, где ввинчен. Да и при Ильиче Втором таким идеям ходу не было. Но Горбачеву для перестройки они были в самый раз. С одной, правда, неувязкой. Западный акционер может ничего не смыслить в производстве или в рынке, но в цене акции и в дивидендах он разбирается очень хорошо. И "уволить" неугодного ему президента компании может легко: продал акции и вложил деньги, где прибыльнее. Наберется достаточно много таких недовольных, и компания пошла на дно. Именно так рынок себя очищает от накипи.

Но перестройка такого инструмента иметь не могла, и Горбачев заменил приговор рынка приговором общественного мнения. Критикуйте негодного директора. Можете даже уволить его и избрать своего Якокку. Вы — хозяева. Так родилась гласность.
Я в то время уже получил гражданство, а вскорости — и предложение от федеральной администрации подготовить монографию о советской экономической системе. Сразу выявилось расхождение, даже два. Первое — как эту систему классифицировать. Западные советологи судили прямолинейно: капиталист владеет средствами производства, в Союзе ими владеет государство — значит, это государственный капитализм. В действительности, конечно, важно не кто владеет предприятием, а на кого оно работает. Капиталист своим товаром не пользуется, а продает его на рынке. Должен угодить покупателю. Феодалу до рынка дела нет, он просто велит делать, что ему требуется. Это называется — натуральное хозяйство. Именно так и хозяйствовала номенклатура. Это был не госкапитализм, а госфеодализм с номенклатурой в роли коллективного феодала.

Второе расхождение непосредственно касалось Горбачева. Президент Рейган увидел в нем первого советского лидера, с которым можно было договориться. А когда Горбачев по призыву Рейгана ещё и Берлинскую стену снес, Америка вообще в него влюбилась. Лозунг был: что хорошо для Горбачева, то хорошо для Америки. В перестройке видели поворот к капитализму, в гласности — демократическую реформу. Мои возражения, что Горбачев — не демократ и не реформист, а убежденный и высокопоставленный функционер номенклатуры, во внимание не приняли. Позиция американского, как и любого иного, бюрократа стопроцентно определяется вышестоящими указаниями и обсуждению, тем более изменению, не подлежит. Монографию напечатали и благополучно забыли.

Что же произошло? Если принять для доказательства от противного, что Горбачев действительно хотел спасти ССР — не как машину подавления, конечно, но хоть как добровольное содружество "республик свободных", то ему бы начать с реальной экономической — не реформы даже, а революции. Вроде ленинского НЭПа, только помасштабнее. Всю "группу Б" — производство предметов потребления, индустрию услуг, и всё остальное, от чего зависит повседневная жизнь рядового обывателя — передать в частные руки. Вернуть к жизни лозунг ленинского экономиста Бухарина: "Обогащайтесь!". Разрешить впоследствии и акционерное владение "группой А" — производством средств производства. То есть перейти постепенно и подконтрольно от госфеодализма к магистрали социоэкономического прогресса, к капитализму. Зачем бы, скажем, Литве отделяться, заводить свою армию, энергетическую базу, тяжелую промышленность, если ей и в Союзе хорошо? Фламандцы и валлоны в Бельгии друг друга терпеть не могут — а живут же вместе.

Что же, Горбачев не читал Ленина? Или повернуть курс внешней политики настолько, что Америку привел в восторг — решился, а даже на мини-реформу на уровне НЭПа — не решился? Не вяжется. Остается один ответ. Такой поворот его не устраивал. Потому что это значило бы — ввести не только капитализм, но и его неизбежного спутника, реальную демократию. Рынок и тирания несовместимы. То есть ликвидировать номенклатуру как правящий класс. А Горбачев именно о её спасении и заботился. Взглянем детальнее на реформу. Да, предприятия должны были работать по договору с заказчиками. Семья, которой нужно жилье — заказчик. Государство, то есть номенклатура — тоже. Но чуточку не такой. Его заказам должен даваться приоритет, даже с патриотической подкладкой: заказ Родины. Или: да, директора можно критиковать, даже уволить (кстати, избранный рабочими директор подлежал утверждению "наверху". Опять же, вся власть номенклатуре). А министра? В результате между номенклатурой и народом получилась прослойка "мальчиков для битья". Японцы придумали держать на предприятиях манекены боссов: недоволен — иди и избивай. Но пожертвовать живым директором куда интереснее. С одним условием: как Пушкин сказал, суди, дружок, не свыше сапога. Тут, правда, неувязочка получилась. Языкатые критиканы, почуяв свободу, нашли себе мишени и повыше. Включая и самого Горбачева.

Вывод очевиден. Восхищаться Горбачевым не за что. Осуждать за неудачу — тоже нет оснований. Поздно пытаться слегка стравить пар, когда котел уже лопнул по всем швам. Мог ли лучше действовать, чтобы предотвратить последующую сумятицу? Это скорее гаданье на кофейной гуще; но мне кажется, что не мог. И не потому только, что не имел способностей или ресурсов. Просто в планы его не входила не только реанимация сталинской машины подавления, но и куда более скромная задача — сохранение СССР как политико-экономической общности. Горбачев, верный солдат партии и функционер номенклатуры, только их феодальную власть и пытался спасти. Для того ими и был поставлен. Эта задача была явно невыполнимой. Им — а тем самым и ему — свой приговор история уже вынесла. Потел ли больной перед смертью, не имеет значения.