«ОХ, УЖ ЭТИ ЕВРЕИ, КОТОРЫЕ...»
Зиси ВЕЙЦМАН, Беэр-Шева
«Звучало у нас Кагановича слово,
Он в Гомеле партию нашу растил.
Рабочие Витебска помнят Ежова,
Отдавшего много для партии сил...»
Из поэтического послания белорусского народа товарищу Сталину, (написано в 1936 - 1938 гг.), автор неизвестен.
Признаюсь, что партийный и государственный деятель Лазарь Моисеевич Каганович, проживший весьма долгую жизнь (1893-1991 г.г.), никогда меня особо не интересовал: ни как политическая фигура, ни как человек, ни тем более как еврей. Как говорится, были у меня другие интересы. Когда тогдашний руководитель страны Никита Хрущев прилюдно разоблачил антипартийную группу в составе Молотова, Маленкова, Кагановича и иже к ним примкнувших, мне было чуть больше десяти лет, и эти хитромудрые политические игры наверняка обсуждали на кухнях те, кто постарше. Благо усатого диктатора уже в аду поджаривали на сковородке черти, и за досужие разговоры уже ничего не полагалось, потому как наступила «оттепель». Если честно, то об этих бывших соратниках вождя я и позже редко вспоминал, в том числе о знаменитом соплеменнике, хотя иной раз, размышляя о сталинских сатрапах, родившихся евреями и количество которых было, к счастью, гораздо меньше, чем кому-то казалось, подходил к этим фактам, не копаясь в причинах и следствиях, по-простецки и в то же время по-философски: что было, то было.
Но прошлое страны, в которой я тогда жил, внезапно само напомнило о себе. Было это в середине девяностых, когда в самарскую еврейскую газету «Тарбут», возникшую еще на волнах демократизации и в которой я состоял на должности заместителя редактора, пришло письмо из уральского города Асбест, что в Свердловской области от пенсионера Анатолия Залмановича Кравцова, всю жизнь проработавшего после окончания столичного горного института ведущим инженером на самом крупном, градообразующем предприятии этого уральского городка. Родился он в 1926 году в белорусском Витебске, в котором «где б ни лузгал семечки, попадешь в еврея» (по образному выражению самого Кравцова) и, несмотря на свою фамилию, тоже был еврей (смотри отчество), а именем Анатолий родители его нарекли в честь наркома просвещения Луначарского, отдавая дань политической моде того времени. Однажды в письме, помимо своих четверостиший, прозванных им «азохунвэйсами» и сильно смахивающих на гарики Игоря Губермана, которыми он засыпал редакцию, Кравцов как бы вскользь сообщил, что в 1957-1958 годах он «имел честь» работать на одном предприятии с бывшим сталинским наркомом, ставшем в одночасье управляющим трестом «Союзасбест», Лазарем Моисеевичем Кагановичем, единственным из евреев — членов сталинского политбюро, сумевшем пережить своего хозяина и умереть собственной смертью, в глубокой старости. Как я уже заметил, подобные фигуры меня не очень интересовали, но это еще не значит, что такой материал не будет интересен читателям еврейской газеты, и я ухватился за информацию нашего автора. В следующем письме Кравцов более подробно рассказал о своих встречах с Кагановичем во время политической ссылки последнего.
После смерти вождя Каганович, видимо, потерял политический нюх — вместо безоговорочного поддакивания новому хозяину, то бишь Хрущеву, посмел ему перечить. Разумеется, экспансивный Никита Сергеевич отправил Лазаря Моисеевича куда подальше — в заштатный уральский город на должность управляющего трестом. Через две недели после назначения новый управляющий предложил инженеру Кравцову занять должность начальника планового отдела. Кравцов заколебался. Через неделю вызов повторился. Каганович был сама любезность: «Мы здесь посоветовались и решили, что поскольку вы беспартийный, то будете состоять на должности заместителя планового отдела треста. Кравцов снова отказался. И тогда Лазарь Моисеевич сухо произнес: "Надеюсь, вы не станете на меня жаловаться, если я назначу вас на эту должность без вашего согласия?". Правда, потом в одной из приватных бесед с Кравцовым он искренне сокрушался: "Ну почему вы не в партии?"»
Приезд Кагановича в Асбест разнообразил жизнь провинциального города. Их немного, но еще живы те люди, которые помнят «красного директора», его природный ум и деловые качества. Как наглядный пример сталинских рецидивов Кравцов приводит его привычку устраивать частые «разносы» подчиненным. В то же время, страхуясь от обвинений в присущей жестокости, он потом нередко перед ними извинялся. Иногда Каганович забывал о своем новом статусе и, не сумев совладать с метастазами сталинского воспитания, угрожающе цедил несговорчивому сотруднику: «А по этому поводу с вами поговорят в другом месте!» А потом сам же удивлялся, вновь увидев этого человека у себя в кабинете. Другие примеры. Он удивлялся невозможности круглосуточного дежурства своей служебной машины возле дома, мог лихо начертать на заявлении просителя следующее: «Срочно выделите квартиру!» Еще Каганович любил на партхозактивах и прочих собраниях подавлять своими ораторскими способностями остальных выступающих. Известно, что Каганович не протестовал против развернувшейся в конце сороковых кампании борьбы с «безродными космополитами», носившей ярко выраженный антисемитский характер, раздражался при виде евреев в своем московском аппарате и обслуге. Как- то уже в Асбесте, во внеслужебной обстановке, Кагановичу задали вопрос о его национальной принадлежности, на который, разгорячившись, ответил так: «Я — коммунист!»
В летние выходные дни за ним часто заезжала машина, он брал с собой увесистый том сочинений Ленина, складной стул и уезжал в лес читать. Возвратившись, зачастую восхищался прочитанным, причем вслух. О Сталине разговоров избегал. В частных разговорах назначение Хрущева считал большой ошибкой. Находясь в Асбесте, как подметили горожане, Каганович не знал цену деньгам. Этим пользовались торговцы на местном рынке, сдирая с него втридорога за покупки. В Асбесте у Кагановича появилось достаточно много времени для проявления стариковских слабостей. Он явно огорчался, когда проигрывал соседям по дому в шахматы, а выиграв, (иногда ему нарочно поддавались), приходил в хорошее настроение и хвалил противника за «сильную» игру. Рассказывают, что уже потом, в Москве, пенсионер Каганович увлекся игрой в домино и стал даже чемпионом своего квартала на Фрунзенской набережной. В Асбесте же однажды он побывал на спектакле заезжего театра оперетты и, возвращаясь к себе с Кравцовым, соседом по дому, Лазарь Моисеевич заметил, что впервые посетил оперетту. На вопрос спутника, почему он не ходил на оперетту в Москве, бывший соратник вождя удивился: «Как можно? Товарищ Сталин несерьезные театры не жаловал, и мы, его ближайшие помощники, не могли туда ходить». Однажды соседи пригласили Кагановича сыграть в преферанс. «А что это такое?» — спросил он. «А разве в политбюро в преферанс не играли?» — пошутил один из не очень трезвых соседей. При оформлении пенсии в Асбесте у Кагановича попросили его трудовую книжку, которой он, естественно, никогда не имел. «Возьмите нужные сведения в Большой советской энциклопедии», — ответил Лазарь Моисеевич...
Размышляя о судьбах некоторых знаменитых евреев, немало наследивших в истории, невольно приходишь к мысли, насколько больше пользы принесли бы их ум и энергия, будь они не «комиссарами в пыльных шлемах» и не соратниками вождей-кровопийц. И здесь к месту будет вспомнить одно из четверостиший — так называемых «азохунвэйсов» Анатолия Кравцова, присланных когда- то мне в Самару, внимательного свидетеля уральского периода жизни опального Кагановича:
Ох уж эти евреи, которые
Попадают все время в истории!
Ну зачем же наш Лейзерл влез
В историю КПСС?
Еженедельник «Секрет» (velelens.livejournal.com)
НА ФОТО
Лазарь Каганович с супругой — Марией Марковной Приворотской