ТОЛЬКО НЕ РУГАЙ!

От автора:
Вятский уроженец. В 80-е годы, во время учёбы (сначала очной, потом заочной) в Ленинградском институте культуры, работал преподавателем гитары в детской музыкальной школе. В 90-м, после окончания института (первый джазовый факультет) сразу же, вместе со страной, ушёл в бизнес — надолго. Девяностые, двухтысячные…
Начал писать в 2009 году. Вернее, вновь окунулся в позабытое, затуманенное ворохом разочарований творческое далёко, которое будто бы только того и ждало, терпеливо, безотказно, преданно. Поднимал архивы, вспоминал падежи, глаголы, да и просто слова, человеческие, разумные, русские.
За это время стал редактором журнала «Русская жизнь» (проект «Хронос»), редактором изд-ва «Аэлита» («Уральский Следопыт»). Публикации: Журнальный зал «Знамя» («Новый Берег», «Крещатик»), портал «Хронос» — Всемирная история в интернете («Русская жизнь», «Молоко», «Румянцевский музей» и др.), журналы: «Семь искусств» Е. Берковича, «Вестник Европы», «Уральский Следопыт». Являюсь постоянным автором сетевого журнала «Зарубежные Задворки» (Германия), еженедельника «Обзор» и газеты «Русский калейдоскоп» издательства «Континент» (США) и др. Творческая жизнь моя только-только потихоньку начинается.
Работаю в мелком бизнесе, связанным с продажей сотовых телефонов.
________________________________

�горь ФУНТ

— Никогда не делай так больше! — отец, ладонью, легонько приложил Ваську пониже спины.
Парк развлечений зазывающе гудел низкими частотами бесчисленных динамиков.
— Хорошо, папа.
Показалось, отец успокоился. Васька отряхнулся от песка, почесал ушибленное колено, приободрился — можно и посильней отхватить родительского тумака — дёрнул его леший, забрался без билета в лодку, да не пристегнулся толком; в последний момент контролёр заметил неладное: лишний пассажир!
Отец, смакуя пиво за стойкой бара, увидел свинтившего из тира Ваську, когда того не особо вежливо выпроводили-вышвырнули с аттракциона коленями в песок. Оставалось лишь недоумевать — как пацан успел быстренько так отложить винтовку в стрелковом павильоне и очутиться вдруг в «летающей» лодочке-тарелке — предостережение «Запрещено до 14 лет!» манило к аттракциону малышню, гурьбой обступившую ограждение с опасным развлечением.
— Будешь ещё палить? — снизошёл отец, отхлебнув пивка, отправляя сына обратно в тир.
— Да, — десятилетний Васька, вслушиваясь в истеричные крики пассажиров «лодочки», виновато наклонил голову в страхе вообще лишиться выходного. «Только бы не ругал», — испуганно думал Васька. Но отец не стал нагнетать, не желая выплывать из благостного настроения.
Васька прицелился.
— Стреляй! — скомандовал отец.

— Стреляй!
— Подожди…
— Стреляй, уйдёт!
— Подожди, братан, хочу сразу двух уложить.
Боевики, пригнувшись, перебежками, скрылись в зарослях.
— Ну вот… — выдохнул Серёга укоризненно.
Васька нажал на курок бесшумного винтореза, потом ещё раз. Раздались беспорядочные ответные выстрелы в никуда, в воздух, потом всё стихло. Бандгруппа растворилась в зелёнке.
— Ну что, пойдём взглянем? — саркастически.
— Двое, — сказал Васька, не выказав желания идти с проверкой, закуривая.
Серёга, замкомвзвода, ухмыльнулся, сплюнул, выражая неверие недавно прибывшему в роту стрелку, взял двух пацанов и побрёл, бочком, чуть пригнувшись, проверять. Через минуту-другую по радиосвязи восторженно раздалось:
— Вась, как ты их?..
— Я же сказал — возьму двоих, — ответил Васька.
— Смотри, это ж командир ихний — у «духов» даже не было возможности забрать его — потеряли бы всю группу. Ну, Васька, молодца! Докладывай в штаб, — приказал Серёга радисту.
— А ты говорил, — снайпер блаженно растянулся на травке, выпуская кольца терпкого дыма.
— Дай цигарку, — попросил подошедший миномётчик, «старик», рукопожатием, жестами, взглядом проявляя одобрение ювелирной работе стрелка. — Молодец, — закурив, выдал «старик».

— Мо-ло-деееец… — эхом разносился снизу крик бригадира.
Стоя на краю верховой платформы пятидесятиметровой буровой вышки, сдуваемый арктическим пронизывающим ветром, Васька махнул рукой в знак того, что лопнувшая канатная оттяжка (вторая за день!) заменена — можно включать двигатель, натягивающий трос, — опасность миновала, иначе вышка могла и не устоять под усиливающимся нашествием жестокой северной непогоды.
— Молодца, — бригадир тяжело хлопанул-приобнял Ваську за плечи, за ужином поднимая гранёный стакан в честь героя дня. — Чёрт бы их побрал! — заключил он торжественную речь, предваряющую небольшой фуршет, имея в виду то ли поставщиков бурового оборудования, то ли изготовителей некачественных тросов-канатов, то ли все печали-неудачи вместе взятые…
— Ну вот, а вы говорили, «не удержит», — Васька с достоинством победителя чокнулся с друзьями-нефтяниками, обступившими его весёлым полукругом.

— Молодец, — похвалил ректор.
Перед трибуной стоял свежеиспечённый выпускник политеха Василий Кононов, неловко переминающийся с ноги на ногу.
— Ваш красный диплом дорогого стоит. В век позабытой, утерянной инженерной школы вы, Василий Петрович, и ваше поколение являетесь надеждой на будущее великое возрождение нашего государства, страны, и именно за счёт грамотной технической, инженерной мысли. Вот ведь посмотрите, — он обратился ко всем присутствующим в большом колонном зале института: — Посмотрите. За плечами Василия Петровича — доблестная служба в зоне военного конфликта, две медали за боевые заслуги; далее — непростая, напряжённая работа в тяжелейших условиях крайнего Севера — и вновь отличился Вася! — его направили к нам на обучение. Но он не перевёлся на дневное, а остался работать, учась на заочном — и как учась! — золотая медаль, диплом с отличием… но и это не главное. Во время учёбы Вася запатентовал четыре изобретения, разработал и внедрил в производство такой нужный для нефтедобывающей промышленности агрегат! А далее решил поступать в аспирантуру и продолжать заниматься научной деятельностью, не отрываясь от производства, господа.
— Молодец, Василий Петрович, вы — настоящий продолжатель российской научной инженерной мысли, и дай вам Бог удачи, везения и процветания! — пафосно закончил ректор, перекрикивая взорвавшийся аплодисментами зал.
Смущённый Васька спускался со сцены, повторяя про себя: «А ты говорил, не сдашь», — по привычке споря сам с собой.

— Вась, — окликнула жена.
Он уже вышел из прихожей в подъезд. За мёрзлыми стёклами бушевала непрекращающаяся вьюга.
— Да-да, милая, — остановился.
Она знала, что он не любит про это разговаривать, но её душа разрывалась на части, заставляя хотя бы так, урывками напоминать о своём, несбывшемся:
— Я хочу в Москву…
— Знаю.
— Вась, не могу здесь больше…
— Оль, надо потерпеть чуток.
— Пять лет уже…
В подъезд кто-то ввалился, отдуваясь от мороза, впустив за собой студёное облако.
Он поставил сумку, обнял жену, поцеловал:
— Ещё чуть-чуть.
Укутавшись с головой в тяжёлый ворот от насквозь, ледяными пулями пробивающего тулуп ветра, он прорывался сквозь пургу и представлял, как жена сейчас бросится лицом в подушку — оплакивать неудавшуюся столичную жизнь, оплакивать себя, такую красивую, умную, перспективную, но перспективную для большой, яркой и сложной жизни, а не для этой, простой — где изящная норковая шубка вызывает лишь усмешку суровых людей, словно сошедших со страниц советских производственных романов бунтарей-мечтателей шестидесятых.
Тем более что в Москве их ждали, Академия наук обещала должность, квартиру — Васькины идеи высоко оценены в кремлёвских кабинетах, а нефтяники-олигархи заваливали предложениями что-то возглавить, войти в состав учредителей, стать партнёром. Но Вася стоял на своём — ещё немного, и кто-то, где-то станет лучше жить, потому что именно Васькина установка сэкономит столько, что целые города выйдут победителями в извечной борьбе со стужей, холодом и неустроенностью. «Ничего, — думал про себя Василий Кононов, — а кто говорил, что будет легко?»

Прошло пять лет.
— Заходите, профессор.
— Здравствуйте, чем могу? — Василий Петрович присел неуверенно на край большого, обитого бархатом, кресла.
— Область выдвинула вас, Василий Петрович, в Совет Федерации. Президент не против, так что остальное — формальности и дело техники. Тем более в Комитете по науке вы себя очень положительно зарекомендовали. Так что примите мои поздравления, и милости просим, так сказать, в Москву.
— У меня там… совсем немного осталось…
— Знаю-знаю. Учитывая важность научной разработки, Президент дал указание выделить вам всё необходимое для создания собственного отдела, лаборатории и всего, что потребуется для дальнейших изысканий, в общем, карт-бланш, Василий Петрович. Ещё раз поздравляю. Переезжайте в ближайшее время — с семьёй, детьми.
— Спасибо.
— Всего доброго, уважаемый профессор.
Он, в невесомости от услышанного, выплыл на улицу, вдохнул весенний московский воздух; и, раскланявшись с бесчисленной охраной, набрал номер жены:
— Оль, собирайтесь, переезжаем.
Ответа не последовало — Вася знал, чувствовал, что она сейчас переживает, просто повторил:
— Ну вот, а ты говорила… Едем в Москву, милая.

— Фантастика, Василий Петрович, это фантастика! — помощница Катенька радостно, возбуждённо аплодировала взлетевшей вверх диаграмме голосов, отданных за кандидата Кононова.
Предвыборный штаб замер перед огромным монитором. До окончания голосования — час, соперники потихоньку сваливались вниз таблицы, освобождая верхний уровень двум конкурентам-однопартийцам. «Стар и млад» — шутили в думских кулуарах-коридорах острословы — восьмидесятилетний Зюганов и тридцатилетний учёный-производственник Кононов, придавивший массивностью своей незаурядной, творческой личности безуспешно воюющих с ним либералов с демократами.
Василий Петрович не верил своим глазам — диаграмма Зюганова, вслед за предыдущими отстающими поползла вниз, оставляя Кононова далеко впереди. Геннадий Андреевич, сделавший всё возможное для поддержки большого, талантливого учёного, сердцем болящего за реальную модернизацию России, почтительно уходил в сторону, склонив седую голову, выполнив свою миссию — «отдать» страну в руки человека, видящего и знающего созидательный путь к возрождению социальной справедливости.
— Поздравляю, товарищ Президент! — протянула ладошку вдруг посерьёзневшая Катенька с повлажневшими от счастья глазами.
«Ну вот, а вы говорили…» — про себя.

— Вась, тебя к телефону, — Ольга вставала рано, она сама любила разбираться с домашними делами, несмотря на высокий статус первой леди, а по весне так и вовсе целыми днями пропадала в прекрасном, обухоженном ею саду в Горках.
Василий Петрович взглянул на часы — полшестого утра.
— Хм, — присел, потягиваясь, на кровати, взял трубку.
— Hello Mr. President, — раздалось на том конце провода. — We would like to see you at the ceremony of awarding the Nobel Peace Prize next month. We have already sent you an official invitation. Congratulations on your award!*
Василий Петрович недоумённо держал пиликающую трубку, пережёвывая сказанное — гром среди ясного неба! — хоть и не ради наград и премий прожил он жизнь — но, как ни крути, приятно, чёрт возьми, приятно!
— Оля! — позвал жену.
— Я знаю, Вась, — она стояла, подбоченясь, у выхода в солнечный сад, — они вчера звонили, когда тебя не было, просили не говорить, хотели лично…
— Ну что ты, перестань, — он подошёл к жене, вытер слёзки, предательски текшие из её глаз.
— Это от счастья…
— Ну вот, а ты говорила...

— Стреляй! — повторил отец.
— Спасибо, пап, — ни с того ни с сего вдруг произнёс Васька, целясь «под яблочко».
Выстрел. Звон грохнувшейся мишени.
— Ну вот, а ты говорил, — отец просто погладил сына по голове, глядя куда-то вдаль, думая о чём-то своём, нам неведомом, прихлёбывая очередную порцию свежего пивка.
----------------------------------
* Здравствуйте, господин Президент. Мы хотели бы видеть Вас на церемонии присуждения Нобелевской премии в следующем месяце. Вам уже выслано официальное приглашение. Поздравляем с наградой!

Публикация подготовлена Семёном Каминским, newproza@gmail.com