ВОРОВАТЫЕ И ТАРОВАТЫЕ
Михаил ПЛАСТОВ, Москва
Тезис об уникальности русского языка давно уже стал аксиомой. Русский язык в отличие от господина Медынского, гораздо чётче и яснее реагирует на истинное, а не парламентско-сусальное положение дел. К чему это вы? А к тому, что русский язык единственный, где есть слово «подворовывать».
То есть как бы не воровать, а взять своё.
В десяти заповедях, переданных Моисею на Синае, ничего про загадочное «подворовывать» не сказано. Сказано просто: «Не укради».
Когда какое-то явление в нравах этноса становится уж очень распространенным и имеющим массу нюансов, язык вырабатывает столь же изощренную систему обозначений процесса. Присмотритесь, сколько в русском языке синонимов слова «украсть». Уму непостижимо! «Стибрить», « приделать ноги», «слямзить», «прихватизировать», «умыкнуть», «обчистить», « обобрать» «хапануть», «увести», «откатить», «отпилить» и так далее. Для кражи невесты отдельное слово «выкрасть», для воровства книг тоже особое слово «заныкать».
Как бы между прочим, вспомним русскую пословицу возникшую задолго до прихода советской власти: «Красть жену, казну и книгу — не воровство, а баловство». Во!
О чём всё это говорит? О том, что не нынешние нравы, а давнишние возвели воровство в доблесть? Нет? Или о том, что не подворовывает только ленивый? Человеку никогда не сталкивавшемуся с особенностями российской жизни почти невозможно понять, что такое «брать по чину» или «зарваться и брать не по чину». И что это за слово «брать»? Видимо оно свидетельствует о неком подзаконном или почти законном действии. Итак, что? Все воруют? Позволю себе неожиданный ответ: « Нет». Вообще, за исключением профессиональных воров, никто не ворует. Иначе и особых слов не надо бы было придумывать.
Более того перед нами сложнейшее социальное явление свойственное не только России, но ей в особенности.
Я бы сформулировал так: глупо не брать то, что всё равно плохо лежит и потому пропадёт.
В России нет подлинных распродаж, когда за бесценок можно приобрести что-то ценное, а хозяевам ненужное. Так может наше умение тащить всё, что плохо лежит и есть род распродажи при нулевой цене, но с риском для свободы? Да и это верно. Но не совсем. Тут нечто особенное.
Вот ещё один феномен их этого же ряда явлений. Часто слышатся жалобы, что строительство в России жилья идёт медленно и лениво, что жилищный вопрос испортил не только москвичей, но россиян. Однако есть объект, строительство которого всегда идёт с опережением. Это — забор!!
Уверен, мы впереди планеты всей по интенсивности заборостроения.
Великая, державная идея держать и не пущать вылилась в повсеместное, лихорадочное и уникальное построение загородок всех типов. Чем выше власть, тем выше забор. Самый высокий забор — это кремлёвская стена.
Опять же кладбища. Вот уж где всё идиотство огораживания и отгораживания видно особенно ярко. Кладбищенские оградки и ограды превращают любое кладбище в лабиринт минотавра. Зачем эти горы металла воздвигнутые вокруг могил?
А затем, что всё от цветочков на могилах до самого памятника могут слямзить или просто осквернить, скажем, оторвав скульптуру от постамента.
За примерами ходить далеко не надо. На немецком кладбище в Москве, на выходе из него была похоронена женщина — хирург, спасшая многих детей.
Благодарные пациенты поставили ей удивительной красоты памятник. Красивая женщина, словно хитоном укрывает краем платья маленького ребёнка. Как только медь в стране подорожала, памятник спёрли. И ограда не помогла.
Даже после смерти все отгорожены друг от друга. Это признак чего? Соборности что ли? Или несказанной доброты и чистоты? А... Дошло. Это признак особого пути. Извилистого. От могилы до могилы не пройти!
Горевать и иронизировать можно долго, но мы действительно опять идём своим путём.
Россия — уникальная страна и разговоры о загадочности русской души — это вовсе не пустая брехня.
Мне представляются одинаково далёкими от сути вопроса как высказывание Тютчева: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить. У ней особенная стать. В Россию можно только верить», так и высказывание Губермана: «Давно пора ядрёна мать умом Россию понимать».
Чтобы разобраться с подходами к нравственности вороватых, придётся сделать небольшое лирическое отступление. Раз уж мы в своём анализе опираемся на русский язык, привлечём к нему и его самое любимое детище — русскую литературу.
Недавно группа исследователей загнала в супермощный компьютер всю русскую литературу от Гостомысла до Пелевина. И провела контент-анализ самых важных, опорных слов русской литературы и смысловых тенденций, в которые эти слова вовлечены.
Оказалось, что главные слова русской литературы — это « судьба», «тоска» и «душа». Причём, всегда в одном контексте: «Душа рвётся к Богу, судьба ей мешает и она тоскует».
Неустроенность русской души, её тяготение тварным миром, как это связано с повсеместной жаждой наживы и тотальным подворовыванием?
А очень просто. Именно презрение к собственности, которая никогда не была на Руси священной коровой, приводит к тому, что кто первый взял, тот и хозяин. Как бы ненадолго и попользоваться. Кстати, именно поэтому ваучеры стали символом обворовывания народа, а не инструментом возращения ему награбленного. Они должны были быть именные, и без права продажи, а только наследования, Этакие золотые именные акции корпорации по имени СССР. Но как только они не стали именными, сразу же они стали ничейными
И отобрать их у людей стало просто как фантик у ребёнка. На что их меняли? Правильно, на бутылку водки. Почему водки? Почему, да почему. Что без конца спрашивать, почему на Руси пьют? Ерунда какая-то. Ведь ясно же, что русский человек пьёт от безысходности,
А подворовывает, возвращая своё, то, что у него отняли, когда по государевой или государственной воле, обирать граждан до нитки бесконечными денежными реформами — это тоже национальное наше заболевание.
В Англии не было денежной реформы то ли 540, то ли 640 лет. На пенс, выпущенный при Царе-горохе, по-прежнему можно купить пирожок.
Что такое наши денежные реформы как ни тотальное обворовывание народа?
Тут уж хочешь не хочешь, а запьёшь. Опять водка — это твёрдая, то есть жидкая волюта, никаким реформам не подвластная.
И вообще пьянство есть на Руси род веселия. А подворовывание сложный механизм компенсации отсутствия социальной помощи.
Ну и кроме того понятно, что во всём виноваты жиды, которые бедную Россию споили и научили подворовывать. Можете себе представить, что гениальному русскому народу это объяснение для дебилов умело подсовывают до сих пор. Уже и евреев в России нет, а всё подсовывают.
Что? Евреи все поголовно ушли из России? Как их осталось меньше чем нанайцев и адыгейцев? Всего-то 23000 на многомиллионную Россию. Это ж прямо какой-то исход из Египта. Да хрен с ними, виноватые должны быть. Мы их виновных, то есть евреев, из своих назначим. Потому как мы в чём-либо виноватыми быть не можем. По определению.
Предлагаю очень смешную игру. Возьмите любого классика русской литературы и вместо слова русский поставьте слово « еврейский». Умрёте от смеха, читая о широкой, открытой, щедрой, честной еврейской душе.
Самое странное, что, действительно, о виноватости кого бы то ни было речи не идёт. Но и смешали вороватых с поддатыми мы не просто так. Стырил, продал, выпил, снова стырил, снова продал, снова выпил. Такой замкнутый круг имеет место. И не только для пьюх, но и ещё в большей степени для наркош. Только выпил, меняется на укололся. Так вот. Хотелось бы определиться сразу. Речь не идёт о воровстве как профессии — древней и почтенной. Не говорим мы и о тех, кто грабит банки и машины инкассаторов. Не интересуют нас в этой статье и домушники.
Мы говорим не о ворах, мы говорим о вороватых, то есть тех, кто подворовывает. Обычно подворовывают то, что плохо лежит. А плохо лежит у нас всё. Позволю себе грустно пошутить — плохо лежит — это наше всё.
Аргумент у такого подворовывальщика, как правило, убойный. Спрашиваешь его: «Ты зачем залез на соседский участок и взял там ведро гравия?». А он тебе отвечает: «Так гравий этот завезли три года как. Он уже три года под дождём мокнет и под снегом лежит. Всё равно пропадёт».
Явление подворовывания вневременное, оно было в СССР, оно осталось и в России, и главное, оно было в России до всякого СССР. Вспомните хотя бы рассказ Чехова о незадачливом рыболове, отвинтившем гайку от рельсов на грузило.
Отсюда позволю себе сделать парадоксальный вывод. Русский человек — рачительный хозяин. Ну не может он видеть, как добро пропадает. Особенно чужое, особенно, если его можно взять на халяву.
Есть и ещё один уникальный момент. Он называется: «неотвратимость наказания». В России намного меньше полицейских на душу населения, чем, скажем, в Германии. Не надо брать в расчёт Москву или Петербург. Там на селе, в глубинке. Какое ГИБДД? Какие стражи частной собственности? Не смешите меня.
И наконец, третье. Это глубокое убеждение практически всех, что честным трудом богатство не наживёшь, что не обманешь, не продашь, что подворовывают, конечно же, сворованное. То есть вор у вора дубинку украл.
А уж государственная собственность — это, ясное дело, сворованное у всех нас, пушистых, начальству в закрома.
На фоне вороватых, особенно необычно выглядят тароватые. Их девиз: всё
в дом. Если вы думаете, что тароватые на Руси перевелись, то обратитесь к глубинному смыслу этого слова, и вы поймёте, что «тароватых» на Руси всё больше и больше и что, в каком-то смысле они — одна из надежд на новую, демократическую или консервативную, но цветущую Россию, потому что они — скрытый средний класс, который, в силу ряда исторических обстоятельств, был истреблён в России, основательней, чем даже дворяне и священники.
Итак, ясно, что слово «тароватые» имеет в основе слово «тара». А тара — это такая ёмкость, которая имеет особую форму и готова к заполнению материальными предметами. Тароватые умеют собственность покупать и продавать, создавать и хранить. Конечно, ясно, что у большинства тароватых — своя рубашка ближе к телу, но рубашка это хорошая, крепкая, со всеми пуговицами. Почему-то социальная группа тароватых обзывается ещё со времен советской власти садоводами или дачниками.
Именно с ними, с тароватыми, может сказать связан и ренессанс российского села, и возрождение нашего сельского хозяйства и промышленности и ремёсел. В то время как традиционная деревня умирает,
гнездовища тароватых, а именно: садово-огородные товарищества или коттеджные посёлки, растут как грибы после дождя в тёплую погоду.
Заметим, что у большинства тароватых есть свой дом или домушка, в общем, своя крыша над головой, пусть малипусенький, но свой надел земли и пусть даже старая, раздрызганная, советская или российская, но машина.
Именно до них, до тароватых, пока впрямую не добралась ни грабительская налоговая система, ни рэкетирская полиция, ни чиновничий беспредел. Тотально не добралась. А локально? Локально по полной программе. Подсоединение к дому газа, даже если труба в метре от дома, водопровода, канализации происходит по ценам на порядки большим чем в Европе. С электричеством вообще караул. Грабёж в чистом виде.
Однако вопреки всему цветут и растут. Именно они, тароватые, составляют большую часть вороватых и тащут, и тащут стибренное за свои высокие заборы, огородившие их трогательные сотки в радиусе от пяти до пятисот километров вокруг высоток больших и малых городов. А поскольку наш рассказ о нравах, то заметим, что нравы у тароватых на сегодня скорее надо определить как протестные. Что мы имеем в виду? Ну, например, под неизбывную уже лет сто как дудку важности коллективных мнений, общественного самосознания и различной соборности, крайний, повторяю, крайний индивидуализм. За высоченными заборами процветает четкое понимание, что сам сделал, сам поломал, сам починил, а всё что не сам — от лукавого. Сто дворов садово-огородного товарищества — это сто колодцев, в каждом дворе свой, сто компрессоров, на случай, если опять без предупреждения и повода, отключат свет, сто гаражей и сто дачников, живущих на дачах круглый год по принципу: «я тебя не трогаю, и ты меня не трогай».
Каждую пятницу неимоверные стада автомобилей тароватых, маясь в пробках и на сотни километров благоухая колбасой и водкой, выстраиваются на выездах из городов на свои дачи. В субботу запах шашлыков манит всех окрестных собак из всех окрестных деревень.
А как весело жужжат машинки для стрижки газонов. Потихоньку вырастает зажиточный, тароватый пригород. Это он, на самом деле, объединяет Москву и Подмосковье в единую конгломерацию, это он голосует за то, что политики
всех мастей окрестили новым застоем, а на самом деле является нормальной жизнью без денежных реформ и демонстраций чего бы то ни было.
Именно тароватыми укрепляется и растёт становой хребет богатой, зажиточной и свободной России. Погодите. Каких-нибудь лет сто и нынешние владельцы подмосковных соток начнут подписывать письма или интернет-послания: Марат Кадырович Иванов, эсквайр.
Только бы не захлестнула страну полоумная борьба с вороватыми. Вот тогда всё по новой. Опять до основанья и затем.