ЕВРЕЙСКОЕ ПОДЗАХОРОНЕНИЕ

ЕВРЕЙСКОЕ ПОДЗАХОРОНЕНИЕ

Леонид ЖИВОВ, Тель-Авив

В достославном городе Львове, до 1944 года сменившем много правителей и входившим в состав многих государств, в конце 60-х годов прошлого века прочно стояла советская власть. КГБ зорко следил за умонастроениями людей и выражением преданности "радяньской" администрации. Но сила вольнодумских традиций зачастую проявлялась в бытующем обращении друг к другу: "пан" и "пани" — не иначе. Атмосферу тех лет легко представить по кинофильмам и рассказам бывших львовян.

Коммунальная (барская в прошлом), не раз "воспетая" в литературе, квартира на восемь комнат с общей кухней, одним туалетом с заржавленной ванной и вялотекущей струйкой воды из тоже давно заржавевшего крана. В десятиметровой комнатушке (когда-то "для прислуги") перед входом в просторную кухню с двумя четырехконфорочными газовыми печками (гордость жильцов!) и восемью (!) столиками обитала баба Нура, пожилая еврейка с героическим прошлым — лихо партизанила в годы войны.
Родилась — получила имечко Хана-Лея, затем стала Ханеле, далее — Анка, Нюрка, а уж на склоне лет стала почтенной "пани" (бабой) Нурой — непререкаемым авторитетом для всех жильцов квартиры. Даже "еврейство" ей "прощалось", ибо была она мудра и добра.

Кстати о евреях. В многонациональном Львове после проклятого Холокоста их проживало немного, из общей массы трудящихся выделялись необыкновенным усердием, не показной домовитостью и готовностью помочь нуждающимся. За глаза же (редко — в глаза) оставались "жидами", читай: "отверженными".

Баба Нура соблюдала традиции всех национальностей, населяющих квартиру, о еврейских не забывала и потчевала на Пейсах мацой благодарных за внимание иноверцев. Крыла на чем свет стоит за безнравственное поведение двух перезрелых подружек — пани Зосю — польку и пани Марысю — украинку, находящихся в перманентном поиске "пана офицера" (послевоенная инерция) — кормильца и поильца. Работали сии паненки в "парном конферансе" — иногда получалось неплохо. Дамы на бабу Нуру не обижались, лишь перемигивались и хихикали. Слесарю Семенову — русскому трудяге никогда не отказывала в трешке на опохмел. Между делом стала настоящей любящей и заботливой бабушкой нашему главному герою — маленькому еврею Сенечке, на руках у нее мальчуган вырос, ибо родители в погоне за "парнусен" работали с утра до вечера в маленькой швейной мастерской. Правда, одевали единственного отпрыска как картинку — сами ребенку одежду шили. А баба Нура прививала смышленому мальцу такие моральные качества, как целеустремленность, порядочность и умение противостоять трудностям — к большой жизни любимца готовила. И у нее получалось...

Надо сказать, что Сеня — подарок судьбы — единственная отрада для родителей, прошедших через ад нацистских концлагерей, ибо поженились они, когда Розе исполнилось тридцать восемь, а Грише сорок пять, ну не чудо ли Господне — поздний ребенок, награда за все муки и страдания! И этого хватит, не стоит Бога гневить!
Однако по-настоящему родным человеком стала для Сени баба Нура. Воспитывала она его жестко, по-партизански, закаляла холодной водой, заставляла делать зарядку и в десятилетнем возрасте сама привела пацаненка в секцию бокса (как это все Сене в жизни пригодилось!).

В 68-м Сене исполнилось 19. В армию его не взяли: престарелые родители, жертвы Катастрофы; пришлось делать жизнь самостоятельно и ответственно, что юноше давалось довольно легко (чья школа?!). "Курс молодого бойца" (читай: сексуальную обкатку) получил уже в пятнадцатилетнем возрасте у паненок Марыси и Зоси — ну как упустить умелым дамам такой лакомый кусочек?

А "кусочек" действительно был лакомым! Пронзительные ярко-синие глаза, спортивная жилисто-мускулистая фигура и офицерская осанка даже при невысоком росте очень впечатляли слабый пол. Всегда подтянутый и элегантный Сеня любил красиво одеваться, в чем ему помогали родители и баба Нура по возможности — тоже.
А крутился Семен Григорьевич (уже и так величали) среди первых коммерсантов-цеховиков, зарабатывающих огромные по тем временам деньги. Вот когда первый разряд по боксу пригодился! Да и друзья Сени — молодцы как на подбор — признавали в нем лидера и подчинялись беспрекословно.

А вы говорите "крышевание" лишь с "перестройкой" появилось. Жил Сеня — не тужил, пользовался уважением в определенных кругах и о будущем особенно не задумывался. Иногда можно было наблюдать картину, характерно иллюстрирующую статус нашего героя. Солидный усатый "вуйко" (дядька) снимал при встрече гуцульскую шляпу и участливо спрашивал: "Як пан мае?", на что Сеня степенно отвечал: "Дякую за пытання, чудово!" ("Как себя чувствуете?" — "Благодарю за интерес, превосходно!"). Расходились, довольные взаимным уважением.

А в один отнюдь не прекрасный день "вечная" баба Нура не проснулась... Для Сени смерть наставницы стала страшным потрясением. Лежала баба Нура, сменив строгое выражение лица на вполне умиротворенное, казалось, рада, что смерть настигла не в горьком одиночестве, что проводят ее в последний путь не чужие люди. На похоронах рыдал всегда невозмутимый Сеня как маленький. Похоронил старуху достойно: участок под могилу отхватил нестандартный — еще на двух человек места бы хватило, тем самым вызвал недоумение и осуждение некоторых соседей. Когда же поставил красивый памятник, народ заудивлялся: с чего бы такая честь старой еврейке и на какие доходы подобные траты? Долго сплетни ходили, но постепенно стихли люди, стало быть, так надо... Однажды заседал Сеня на унитазе, обстоятельно заседал, как и всё в этой жизни делал. По ходу дела почитывал самоучитель немецкого языка — завет бабы Нуры: "Учи, сынок, языки, пригодятся!" Вдумчиво отнесся Сеня к завету: редкую свободную минуту тратил на приобретение знаний.

В это время снаружи наблюдалась живописная картина. К ванной подошла нечесаная спросонья блондинка Зося в черном с золотыми драконами кимоно. Тут же подтянулась и еще не накрашенная брюнетка Марыся в красном с цветами, таком же ветхом халате. Халаты — подарки панов офицеров — наличествовали в гардеробе одиозных красоток с начала 50-х годов, обветшали от времени, зато натурально японские — "трофейные". Подергали двери — занято, как скрасить ожидание? — конечно же, посплетничать.
Начала занудливая Зося:— А жидочек-то (обижаться не стоит, по-польски "еврей" — "жид") наш предусмотрительный, место на кладбище за счет Нуры заранее для родителей обеспечил!

Справедливая Марыся вступилась за любимца (страшно льстило ей, немолодой и потрепанной жизнью, что именно она была у маленького "разбойника" Сеньки ПЕРВОЙ ЖЕНЩИНОЙ):— Ну и правильно! Коли возможность есть, чего не использовать? Наши дураки ни в жизнь бы не догадались!
А Сеня весь разговор услышал и на ус намотал, но промолчал. Вышел со словами "Прошу пани!" и гордо удалился в свои восемнадцатиметровые "апартаменты".

А через год умерла от рака груди пани Зося. Иссохла вся, мучилась перед смертью, прощения у соседей просила. Похоронил ее Сеня рядом с бабой Нурой, по-людски похоронил, всплакнул, вспомнив совместную жизнь в квартире, а со временем поставил маленькое надгробие.

Марыся после смерти подруги сникла, резко постарела, сиднем сидела в своей комнатушке и молилась. Выходила только в магазин и в церковь. Сеня при редких с ней встречах старался утешить и угостить чем-нибудь вкусненьким.
А еще через год попала пани Марыся под трамвай — насмерть. И ее похоронил Сеня рядом с бабой Нурой, исчерпав земельные ресурсы. Надгробие же поставил точно как у Зоси. Выпил основательно, кое-что из не особо далекого прошлого вспомнив...
Долгое время жили женщины вместе в коммунальной квартире и вечный покой обрели рядом в "коммунальной" могиле...
О нелегкой, подчас героической Сениной жизни рассказывать не буду. Скажу только, что родители его прожили долгую (награда от Всевышнего!) жизнь. Дождались внуков и отошли в мир иной уже в Израиле. Сеня (адон Шимон) благоденствует в одном из южных городов. В большом авторитете мужик — спасибо бабе Нуре за достойное воспитание.

Еженедельник "Секрет" (velelens.livejournal.com)
Старое львовское кладбище. Фото: Wikipedia