АНДРЕЙ БИТОВ: ЭТО ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ НАШЕ — БЫТЬ ОГРОМНЫМИ РУССКИЙ ЯЗЫК УЖЕ СТАЛ МИРОВЫМ. НЕ БЫЛО БЫ СЧАСТЬЯ...
Почему на один день приходятся всегда четыре разные конференции, где ты должен быть, не знаю. Но так обычно и бывает. Это такая экзистенция суеты.
В общем: одновременно шли ежегодный мировой конгресс ПЕН-клуба в Белграде и фестиваль «Киношок» в Анапе. Оба события мне были важны — совпали до дня. Как я успел недобыть в Сербии и опоздать в Анапе — не знаю. Но слились они у меня в одно. Или были об одном и том же.
Основное мое детище — «Империя в четырех измерениях», ибо это была история моей жизни. Я и называю себя иногда имперологом. Учреждаю несуществующую науку имперологию.
Я много думал о постимперском пространстве и понимал, что не так все будет просто. И знал, что она падет, — просто находясь внутри империи. Шастая по ней.
Империя и СССР — не совсем синонимы. Или совсем не синонимы. Но нельзя забыть и об этом пространстве. На жизнь в нем ушли три поколения людей.
…Было ли когда-то в России общество? Было — великосветским и народом. Потом — интеллигенцией и народом. Потом оно, как ни странно, было советским. Советское общество было. Довольны мы этим или нет — но оно было.
Потом не стало никакого. Уже и не народ, и не общество — а сброд. И этот сброд торжествует. Особенно в виде разгулявшейся верхушки. Законом они не скованы — или искренне уверили себя: власть и есть закон.
Кстати: никогда ни одна партия не объявляла себя правящей. Даже коммунистическая. Но равноправность партий может обеспечить только общество. А существование общества может обеспечить только закон.
…Так что так мы и живем в постимперском — и в постсоветском, обращаю внимание, — пространстве. Мы живем в постсоветском пространстве. Очень разрушенном.
Но Империя — это долго подыхающий зверь. Потому что это огромный зверь. Страна остается огромной. И никуда не деться: это историческое предназначение наше — быть огромными. Мы его еще ни разу не поняли. И ни разу не оправдали.
Сейчас в этом пространстве остались живы два субъекта. Первый — разбредшийся народ советский, тоскующий от неравенства. А второй — русский язык.
…Это время пахнет дурно? Да: как любое разлагающееся живое. Потому что имперское пространство было живым! Оно было живым, было спаянным. Ведь империя — не очень простой организм. Империя — это большой мир после большой войны.
Сколько освободилось стран после Второй мировой войны! Образовался Третий мир, который тоже оказался одинок, — как наши бедные республики теперь. И никто не знает, что такое свобода. Расколовшаяся империя сама была кривым зеркалом, но осколки — еще кривее.
Что же все-таки их держит? Еще держит.
Я всегда считал, что советский режим существовал не на страхе. На нашей памяти Империя уже держалась на других вещах. Она существовала за счет общей водки. За счет русской бабы, которая была блондинка и пышна, — и победно дошла до всех рубежей.
И за счет русского языка. Для меня это неоспоримо.
…И вот я попал за десять дней в две структуры — одну мировую, где было восемьдесят ПЕН-центров со всего мира, — и другую, постсоветскую. «Киношок» в Анапе. И увидел работу русского языка, который продолжает жить.
А торопился я в Белград именно потому, что в третий раз вталдычивал мировому ПЕНу: русский язык должен стать четвертым рабочим языком кон-гресса. Технически это не требует особых усилий.
Три рабочих языка там — английский, французский, испанский. Я им в третий раз говорил: да, вы великие. Потому великие, что все вы — бывшие, падшие империи.
Оттого вы и успели распространить свой язык по миру.
…И не забывайте, говорю, что первая «колониальная война» за освобождение была именно между Англией и Соединенными Штатами. Оттого язык рухнувшей Британской империи и остается мировым до сих пор.
А мы — недавно падшая империя. Что же я вижу? Приезжаю на каждый конгресс ПЕН-клуба: вокруг меня сидит минимум двадцать человек, которые плохо знают английский. Зато говорят на русском языке (даже пусть на полузабытом) со мной. Это и все наши бывшие республики, и, между прочим, весь бывший Восточный блок.
Так почему бы четвертую кабинку для синхрониста на конгрессах ПЕН-центра не поставить?
В Белграде после выступления мне сказали: «Вот на этот раз вы сформулировали куда убедительнее». Хотя я все повторил слово в слово. Уже в третий раз.
Так что, может быть, на следующем конгрессе писатель из пределов бывшей «великой, малой и белой» тоже сможет всунуть себе этот сухарик в ухо и послушать, о чем говорят умные люди. Интеллектуалы… мировые.
Тут же я прилетаю в Анапу. Я люблю это место и люблю посмотреть, как оживает новое кино, которое, кстати, очень любопытно развивается. Пали те кинематографии, что были сильны, — Россия, Грузия… И вдруг оттуда, где ничего такого не было, поднимаются люди — и орут о своих проблемах. И естественно: на этом фестивале кино «стран СНГ и Балтии», общий язык, рабочий язык — русский. О проблемах, о деньгах, о смысле жизни: все на нем! Все держится на нем. Он был оружием Империи. И может быть, главным.
Так что надо язык поддерживать: программы перевода, обучение языку. У нас столько говорят об этих бедных нелегалах, что они плохо владеют русским! Так вкладывайте деньги. Учите. Иначе вы растите ненависть.
Надо думать и платить. Платить за прошлое империи в том числе.
А русский язык работает по-прежнему…
«Новая газета» — «Континент»