РОЖДЕСТВО ПОД СЕНЬЮ КГБ
В тот год снегопады в Москве начались 23 сентября и не прекращались до середины апреля. Серость погоды соответствовала серости последних лет брежневской эпохи.
Пришла зима и стерла все, что осталось от осени.
На город опустилась почти непроглядная тьма. За окном мерцал и кружился снег в сиянии уличных фонарей, но не было в этом радости.
Я был там — со своей героической женой и маленькими детьми — американец до мозга костей, затерянный во враждебном мире и жаждущий прикоснуться хоть к какому-нибудь подобию духовности.
Меньше всего я ожидал найти дух Рождества здесь — посреди зимы, которая выдалась столь лютой, что алкоголики гибли от холода, свалившись на улице; в стране, официально объявленной безбожной.
Но русских я любил.
Они казались мне страстными, забавными, вульгарными, остроумными, смекалистыми, симпатичными — и почти такими же мрачными, как погода. В те годы большинству тех, с кем приходилось общаться иностранцам, нельзя было доверять, но достаточно было просто помнить об этом. Время от времени и в общении с ними были приятные моменты.
Я испытывал отвращение к советской власти, тому, что называлось коммунизмом (даже русские знали, что это никакой не коммунизм) и всему, что было с ним связано. Это была постоянная, неугасимая ненависть, которая превращалась в пламя, как только я просыпался, и оставляла у меня в голове тлеющие угольки, когда я пытался заснуть.
Это чувство назревало по мере приближения Рождества.
Скажу честно: я не самый убежденный христианин. В то же время, под влиянием католичества прошли мои юные годы. Рождественское время я знал так же, как бухгалтер знает числа.
Это было подобно сладостному поцелую, когда ты больше всего в нем нуждаешься.
Для меня Адвент — подготовка к Рождеству — со своими торжественными и мощными символами был самой лучшей частью католичества. Ура, Иисус родился! Ночная месса с ее золотом и ладаном, полным хором и великолепной музыкой — самая лучшая вечеринка по случаю дня рождения.
Этот сладостный поцелуй Рождества понадобился мне в Москве. Я не мог найти и его и чувствовал в тот год, что моя душа утекает через дыру в ботинке.
У русских свое Рождество, которое Православная церковь отмечает в январе, но среди советских людей было принято праздновать Новый год со всеми рождественскими атрибутами, в том числе украшенными елками. На санях, запряженных тройкой белых лошадей, появлялись Дед Мороз и Снегурочка. Были игрушки.
Но без Младенца Иисуса все это казалось дешевой пародией.
Представьте себе мои чувства, когда в конце декабря я узнал, что в Москве есть католическая церковь, где будет служиться полуночная месса. Посещение церкви — не та тема, которая широко обсуждалась журналистами в 1970-е. Никто даже не упоминал об этой церкви.
Где же она располагалась?
Церковь св. Людовика Французского находилась по адресу: Малая Лубянка, 12. Вообще-то, Лубянка — это тюрьма, в которой в сталинскую эпоху Комитет государственной безопасности сотворил многие из своих злодеяний; там была штаб-квартира КГБ и его центр допросов.
Нет, это не было запретной зоной. Но ощущение было именно такое.
Дорога была долгой.
Каждому, кто знал эти места, было известно, как пройти к крошечной церкви св. Людовика. В те годы напротив нее был вырыт огромный котлован, на месте которого Советы намеревались что-то возвести.
Но я, проявив уникальную глупость, не смог ее найти.
За штаб-квартирой КГБ располагалось здание василькового цвета с василькового же цвета будкой, в которой стоял молодой солдат с васильковыми погонами, свидетельствовавшими о том, что он служит в КГБ. Я спросил, где находится церковь. Он показал. Позже русские друзья говорили мне, что это невероятно. По их словам, это как пойти в штаб-квартиру зла, чтобы спросить, как пройти к штаб-квартире добра.
Мне действительно было нужно найти эту церковь.
Я увидел ее на другой стороне котлована. Дорога вокруг стройплощадки оказалась довольно долгой.
Положение католической церкви в Москве было в те годы заведомо трудным, но храм св. Людовика находился под опекой французского посольства. Все полагали, что в исповедальнях установлены жучки КГБ — они же установлены повсюду. Почему бы нет? Мне рассказывают, что те, кто был в курсе, просили священников принять у них исповедь за пределами храма.
Приход был основан в 1789 году, а церковь построили в 1829 г. К моменту моего приезда она была сильно обветшалой, однако в ней ежедневно служились мессы на разных языках для дипломатического корпуса и горстки заходящих католиков, находившихся в Москве по другим делам (я, например, был корреспондентом UPI).
В Москве жило множество поляков (в те годы Польша еще была частью империи зла), а поляки — пламенные католики. Все они пришли на полуночную мессу.
Я уже подходил к церкви, когда передо мной с визгом тормозов остановилась черная «Волга». Я решил, что это КГБ и у меня по неведомым мне причинам возникли большие проблемы только из-за того, что я спросил дорогу.
«Как дурак», — подумал я.
Нет. Это был представитель Русской Православной церкви в эффектном черном облачении, великолепной шапке, большим золотым крестом на груди и посохом в руке. «Мир Божий да пребудет с тобою» — сказал он мне.
Трудно придумать что-либо более духовное.
Я зашел в ветхую церковь, набитую народом. Был хор. Они начали петь «Ангелы, к нам весть дошла» на польском.
Старушки проходили к устроенному в храме вертепу, чтобы поклониться младенцу.
Когда началось пение, я заплакал, и слезы не высыхали до конца мессы. Полагаю, в сочельник 1977 года в католической церкви в Москве плакал далеко не я один.
Я попал, что называется, в струю.
До дома, где в семейном тепле можно было предаться трезвым размышлениям, я добирался долго.
Рождество происходит не вовне — таков был мой вывод. Оно закладывается в нас в детстве и выходит наружу, когда мы больше всего в нем нуждаемся.
("CHICAGO TRIBUNE", США)
Об авторе. Чарльз Мэдиган (Charles M. Madigan) — преподаватель литературы в Университете Рузвельта, лауреат президентского гранта, в 1977-1979 гг. был корреспондентом в Москве
http://rus.ruvr.ru