ЮЖНЫЙ КАВКАЗ-2011: ПРОТЕСТЫ, ПЕРЕГОВОРЫ, КОМПРОМ�ССЫ

Сергей МАРКЕДОНОВ, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Уходящий год для Южного Кавказа нельзя назвать судьбоносным. В 2011 году здесь не было крупных противостояний, как между самими странами региона, так и с участием внешних игроков. Ничего принципиально нового не было произнесено и относительно разрешения конфликтов, делающих этот регион бывшего Советского Союза самым нестабильным в Евразии. Все та же риторика, повторяющаяся год от года. Однако было бы неверно сделать поспешный вывод о «потерянном годе». В 2011 году произошло много интересных событий, как во внутренней, так и во внешней политике закавказских стран, как признанных мировым сообществом, так и не имеющих ооновской «прописки». Чего стоит одна только избирательная кампания в Южной Осетии! Не меньший интерес представляли грузинская инициатива по признанию «геноцида черкесов», интрига вокруг переговоров Москвы и Тбилиси по поводу вступления РФ в ВТО или приступы миротворческого оптимизма вокруг Нагорного Карабаха. �, конечно же, нельзя обойти вниманием фоновые факторы, которые широко обсуждались и горячо переживались в Закавказье. В первую очередь, речь идет о так называемой «арабской весне» и ее возможных последствиях.

Особенности национального протеста
Авторитетное издание «Time» назвало человеком 2011 года не конкретную личность, а абстрактный образ «протестующего». � в самом деле, социально-политические протесты, начавшись в странах Ближнего Востока и Северной Африки, прокатились затем по миру. Затронули они и постсоветское пространство. Протестовали и на Южном Кавказе. В марте 2011 года в популярной социальной сети фейсбук прозвучали призывы организовать в Баку «Великий народный день». 2 апреля в столице Азербайджана прошла массовая акция протеста, в ходе которой были озвучены и требования честных выборов, и критика практики фальсификаций. Массовыми акциями отметилась и Армения. В уходящем году их было 22, включая митинги и шествия. Впрочем, здесь в последние годы уже сложилась своя «площадная традиция», где главным героем является бывший президент республики, а ныне лидер оппозиционного АНК (Армянского национального конгресса) Левон Тер-Петросян.

Волна протестов не оставила в стороне и Грузию. Здесь несистемная оппозиция (то есть не представленная в национальном парламенте) пыталась бросить вызов президенту Михаилу Саакашвили. При этом пик ее активности пришелся в канун Дня независимости Грузии (он отмечается 26 мая). Под занавес уходящего года в конце ноября – начале декабря 2011 года об угрозе «цветной революции» заговорили в частично признанной Южной Осетии, где оппозиция в ходе протестных акций пыталась защитить победу своего кандидата во втором туре президентских выборов. В рамках итоговой статьи вдаваться в детали всех протестных акций, имевших место в Закавказье, не будем. Отметим лишь несколько принципиально важных черт.

Во-первых, протестный опыт Армении, Азербайджана, Грузии и Южной Осетии показал, что любая генерализация по поводу «революционных предпосылок» и заимствования «арабской весны» несостоятельна. Революция (как и любое другое масштабное общественное событие) — не вирус. Она не может быть автоматически перенесена из одного социально-политического и экономического контекста в другой. Да и закавказский протест невозможно свести к некоему единому знаменателю. Сколько бы и кто не читал труды Джина Шарпа, превратившегося стараниями некоторых не в меру ретивых поклонников конспирологии едва ли не в демиурга действительности. Думается, что не «креативные идеи» Шарпа, а неготовность республиканских властей к цивилизованным методам ведения избирательной кампании вывели жителей Южной Осетии на улицы Цхинвали. Есть вообще серьезные сомнения в том, что сторонники Аллы Джиоевой читали в подлиннике или в переводе «198 методов ненасильственных действий».

Стоит заметить, что в каждом конкретном случае мотивация протеста была особой. В югоосетинском случае был актуальный выборный контекст, который отсутствовал в ситуации с Грузией, а в случае с Арменией и Азербайджаном имел место «отложенный эффект» (в Армении оппозиция говорит об узурпации власти после выборов 2008 года, в Азербайджане власть критикуют за фальсификации в ходе парламентской кампании 2010 года). � если в случае с Грузией протест «несистемной оппозиции» был чисто политическим, то в Армении и особенно в Азербайджане социальный фактор значил намного больше. При этом в Азербайджане стоит особо отметить и религиозный сюжет. «�сламская тема» становится намного более востребованной в обществе, разочарованном и Западом, и Россией, и светским правлением, которое отождествляется с коррупцией и социальным расслоением.

В этой связи показательны и действия властей. С одной стороны, 12 января 2011 года Генеральная прокуратура и МВД Азербайджана выступили с совместным сообщением в связи с арестом лидера �ПА (�сламской партии Азербайджана) Мовсума Самедова, фигуры знаковой для «политического ислама» в республике. Но с другой стороны, следует отметить активизацию внешнеполитических контактов Баку с палестинской администрацией (притом, что Азербайджан является давним и успешным партнером �зраиля). Нельзя не увидеть в этом реакции на запрос определенного сегмента азербайджанского общества на расширение ислама в общественно-политической сфере.

Во-вторых, протестный опыт показал, что там, где власть помимо административного ресурса обладает определенным запасом прочности и ресурсом популярности, «цветные революции» не проходят. Свидетельством тому — «слезоточивая демократия» по-грузински (в ночь с 25 на 26 мая), подавление массовой акции в Баку с задержанием порядка 200 человек. При этом в случае с Арменией и Южной Осетией власти (хотя бы частично) пытались пойти на диалог с оппозицией. Естественно, не на бескорыстной основе, сохраняя стратегические позиции в своих руках. Таким образом, мы увидели две возможные реакции на протестное движение. Там, где оно было немногочисленным и плохо организованным (плюс там, где была возможность представить его, как попытку вмешательства извне), движение без особого труда подавлялось. Там, где его ресурс был большим, власть не пыталась лезть на рожон.

Запрос на усложнение повестки дня
2011 год не был годом избирательных кампаний в трех странах Южного Кавказа, имеющих ооновскую прописку. В Грузии и в Армении новый избирательный цикл (парламентская и президентская кампания) стартует в 2012 году. В Азербайджане президента будут избирать в 2013 году (при этом конституционные поправки принципиального значения, снимающие ограничения на количество легислатур были приняты в 2009 году), а парламент - только в 2015 году. Но для двух де-факто образований Южного Кавказа (Абхазии и Южной Осетии) уходящий год останется в истории как важный рубеж. При этом две президентские кампании в республиках-сателлитах России сильно отличались друг от друга.

В первом случае речь шла о досрочных выборах в связи с безвременной кончиной президента Сергея Багапша, а во втором — об очередной президентской кампании, в которой действующий глава республики должен был передавать власть преемнику из-за невозможности идти на новый срок. � если первую кампанию можно было рассматривать едва ли не как образцовую, то вторая сопровождалась несколькими скандалами еще на ее стартовом этапе (интрига с третьей легислатурой, преемником, регистрацией оппозиционных кандидатов), не говоря уже о проблеме подсчета голосов и интерпретации итогов.

Однако выборы в Абхазии и в Южной Осетии объединяла одна принципиальная черта. В обеих республиках «фактор Грузии» медленно, но верно превращается в маргинальный сюжет. Вспомним, как против победителя абхазских выборов Александра Анкваба был использован «силовой прием» в виде публикации про его якобы прогрузинские взгляды. Схожие «ноу-хау» пытались задействовать и против главной сенсации 2011 года - Аллы Джиоевой. Сегодня такого рода материалы дают совсем не тот эффект, что раньше. В обоих случаях обвиняемые в «симпатиях к Грузии» выигрывали. Между тем роль России становится более важным сюжетом.

Ее геополитическая значимость и позитивный вклад в развитие двух республик не ставится под сомнение никем из участников абхазской и югоосетинской политики. Но все чаще происходит разделение между «идеальной Россией» и ее далеко не идеальными чиновниками, которые, даже не желая того, льют воду на мельницу Саакашвили. Чего стоило одно упрямое нежелание Кремля принимать в расчет югоосетинскую оппозицию! Ту самую, с которой в итоге все равно пришлось идти на переговоры и на соглашение (другой вопрос, в какой мере оно будет выполняться). Следовательно, и абхазские, и югоосетинские политики пытаются усложнить повестку дня в своих республиках, отходя от психологии «осажденной крепости» и делая заявку на повышение качества власти и управления.

Россия-Грузия: между мелкими уколами и прагматикой
Уходящий год не внес серьезных изменений в двусторонние отношения. К борьбе двух трендов - «признание» против «оккупации» - прибавился еще один. Но сначала поговорим о продолжении старой конкуренции. В 2011 году независимость Абхазии признали два экзотических государства Океании Вануату и Тувалу. При этом позиция Вануату только в течение одного месяца менялась несколько раз. Подобная экзотика заставила грузинский М�Д обратить внимание на регионы мира, которые ранее не считались приоритетами Тбилиси. В сентябре 2011 года глава М�Д Грузии Григол Вашадзе посетил Австралию, Новую Зеландию и Фиджи, а в декабре Грузия установила дипломатические отношения с Гаити. Вероятно, для упреждения возможного признания двух бывших автономий Грузинской ССР со стороны самого бедного государства западного полушария. В пользу Грузии в 2011 году были приняты резолюции Сената США и Европейского парламента, в которых Абхазия и Южная Осетия были названы «оккупированными территориями». Территориальную целостность страны признавали и все знаковые визитеры в Тбилиси (Бронислав Коморовский, Николя Саркози, Андерс Фог Расмуссен).

При этом в мае 2011 года парламент Грузии принял резолюцию, в которой признал «геноцид», совершенный Российской империей против черкесов. Таким образом, к предыдущим попыткам отыграться на северокавказском направлении (отмена виз для жителей республик Северного Кавказа, выдвижение проектов «Единого Кавказа» без российского доминирования) прибавилась еще одна. Обращена она не только и не столько к черкесскому движению (крайне разнородному и внутри Северного Кавказа, и в диаспоре), сколько как оружие в «олимпийской игре» против России. На этой площадке Грузия может собрать определенные голоса, в особенности, если внешнеполитическая линия Москвы не будет в период 2012-2014 гг. отличаться грамотностью и известной гибкостью. Не стоит сбрасывать со счетов и стремление Грузии вбить клин между Абхазией и черкесскими национальными организациями, настроенными традиционно проабхазски.

Однако в геополитическом неравнобедренном треугольнике Россия-Грузия-Запад в 2011 году (впрочем, как и ранее) было много нюансов, не позволяющих делать однозначные выводы. � если устами Европарламента и Сената ЕС и США клеймили Россию, то практикой Еврокомиссии и Администрации с Госдепом на Грузию оказывалось давление ради уступок России на переговорах по ВТО. В результате этого Грузия согласилась на международный мониторинг вместо установления национальных таможенных постов на �нгури и около Рокского тоннеля, а также «умолчание» по вопросу о воздушной и морской границе (через которую, кстати, и идет основной поток военных грузов из РФ). Москва, конечно же, поставила себя в двусмысленное положение, даже не создав хотя бы иллюзию консультаций с абхазской и югоосетинской стороной в ходе переговоров с Тбилиси. Но в итоге, долгожданное вступление в ВТО состоялось. � оно показало, что даже с таким неудобным игроком, как Тбилиси, можно искать прагматические решения, позволяющие сохранять лицо (оставим на совести привластных и провластных пиарщиков их трактовки компромисса между РФ и Грузией). Не все гладко сложилось в 2011 году у Грузии и с НАТО. Лейтмотивом визита генсека Альянса в Тбилиси стало пожелание грузинским властям поработать над демократизацией. А пока что Грузия закрепила свой статус самого ревностного союзника Вашингтона и НАТО в афганской операции.

Нагорный Карабах: компромисс почти не виден
2011 год можно было бы назвать годом разочарований для урегулирования нагорно-карабахского конфликта. Если бы не одно принципиальное «но». Все эти разочарования последовали после периода искусственно завышенных ожиданий, созданных как российскими, так и западными политиками без всякого на то основания. Определенным рубежом здесь стала казанская встреча президентов РФ, Армении и Азербайджана (25 июня 2011 года). Буквально за месяц до нее главы России, США и Франции едва ли не в ультимативной форме потребовали от Еревана и Баку согласовать все детали «Обновленных Мадридских принципов» в самые сжатые сроки. Подразумевалось, что эти сроки будут ограничены саммитом в столице Татарстана. Однако чуда не произошло, хотя дипломаты трех стран-посредников, а также многочисленные профессиональные миротворцы пытались заставить всех, включая армянских и азербайджанских политиков, поверить в его возможность.

Между тем, сама надежда на «чудо» была в значительной степени либо непониманием сути проблемы, либо введением общественности в заблуждение. Впрочем, не исключено, что оба эти мотива сработали в равной степени. Но чуда не должно было быть, поскольку после подписания «базовых принципов» пришлось бы начать новый этап детализации общих подходов. � эта детализация с большой долей вероятности могла бы отбросить мирный процесс назад. Впрочем, подобную ошибку дипломаты и профессиональные миротворцы допускали не раз. Вспомним, какие авансы выдавались Армении и Турции в 2008-2009 годах. «Футбольная дипломатия», подписание «Дорожной карты», а затем и «Протоколов» в Цюрихе, казалось бы, сняли все препятствия на пути к нормализации отношений. Однако много открытых и латентных проблем, не учтенных должным образом, сыграли роль груза, который потащил корабль нормализации если не на дно, то на мель. Думается, если бы некоторые оптимисты не раздували искусственный ажиотаж вокруг переговоров по Нагорному Карабаху, не было бы столь же сильных разочарований от сворачивания процесса урегулирования отношений.

Таким образом, говорить о том, что в Казани случилась катастрофа, нельзя. Встреча просто продемонстрировала, что завышенные ожидания не идут на пользу мирному процессу. � после июня 2011 года на этом направлении практически не было громких миротворческих спецэффектов. Ситуация при всех новых вводных остается прежней: стороны не демонстрируют воли и готовности к компромиссам, а для внешних сил, вовлеченных в мирный процесс, проблема не кажется настолько важной, чтобы ради нее бросить всё и вся. Добавим к этому, что даже при наличии такой воли она не в состоянии помирить Ереван и Баку за них самих.