ДЖ�ХАД ПРО�ГРАЛ \"АРАБСКОЙ ВЕСНЕ\"

Терроризм по-прежнему остается одной из главных угроз мировой безопасности. 2011 год в России начался с теракта в аэропорту "Домодедово", а летом мировое сообщество было шокировано поступком норвежца Брейвика, расстрелявшего несколько десятков подростков, чтобы привлечь внимание к проблемам интеграции мусульман в Европе. Но была и одна победа — в мае был уничтожен лидер "Аль-Каиды" Усама Бен Ладен. О том, что в борьбе с терроризмом нужно переходить от военных решений к борьбе за умы и сердца в интервью "Росбалту" заявил главный редактор научного журнала "Perspectives on Terrorism", директор �сследовательской инициативы по проблемам терроризма, в прошлом директор Центра изучения терроризма и политического насилия при Сент-Андрусском университете (Великобритания), автор многочисленных книг, среди которых "Советские военные интервенции с 1945 г." и "Справочник по исследованию проблем терроризма", Алекс Шмидт.

— Можно ли говорить о трендах в 2011 году применительно к терроризму? Прослеживаются ли какие-то четкие тенденции?
— Полная статистика по терактам в 2011 года будет доступна только весной 2012 года. Однако можно отменить, что за последние годы мы наблюдали примерно 10-15 тысяч террористических инцидентов в год со средним показателем в 1-2 погибших на каждый случай. Получается, что каждый год в мире от терактов погибает 14-23 тысяч людей, и еще в два или три раза больше получает ранения. Таким образом, примерно пятьдесят тысяч людей в год страдают от действий террористов. Большинство из этих инцидентов происходит в Южной Азии, за ней идут Ближний Восток и Африка, за которыми следуют Восточная Азия, тихоокеанский регион, Россия и страны СНГ. Можно сказать, что в странах Латинской Америки, Европе и Северной Америке происходит относительно мало инцидентов. Однако не надо забывать, что терроризм очень часто связан с другими формами политического насилия — повстанческими группировками, криминальными разборками огромного масштаба, как это происходит в Мексике, и т.д. Недостаточно анализировать данные по одному терроризму, его нужно всегда рассматривать в контексте вооруженных конфликтов с одной стороны и в контексте насилия, связанного с организованной преступностью, с другой стороны, не забывая про политические убийства и массовые уничтожения людей, которые бывают организованы государствами.

— Давайте возьмем терроризм с исламистским уклоном — глобальный джихад. Насколько важно было убийство Усамы Бен Ладена в данном случае?
— Бен Ладен, опасавшийся за жизнь, был пленником своих собственных мер предосторожности, а ближе к концу выполнял лишь символическую функцию. Он пытался влиять на действия ядра "Аль-Каиды" — это примерно 50-100 человек в Афганистане и 300 в Пакистане, но надо понимать, что ближе к концу он многих даже не знал лично. Я имею в виду новых командиров, которые пришли на смену тем, кто был убит беспилотниками и усилиями специальных сил в приграничной зоне. Он пытался оставаться значимым и призывал устраивать теракты на Западе, но без особого успеха. Ответные действия на убийство Бен Ладена со стороны его последователей были существенными только непосредственно в рамках региона Гиндукуш на границе Афганистана и Пакистана, а в других частях мира они были практически незаметны. Возможно, это связано с событиями "арабской весны". Мирные массовые протесты оказались гораздо более эффективными в ликвидации "ближнего врага", нежели террористическая модель "Аль-Каиды". В рамках этой модели на каждого убитого не-мусульманина приходится восемь убитых мусульман, что не могло не вызвать отторжения со стороны исламского мира.

— Какой позиции придерживаетесь вы в рамках известного спора между Марком Сейджеманом и Брюсом Хоффаном о роли центрального звена "Аль-Каиды" для глобального джихада? Есть ли у джихада центр или же он превратился в никем не контролируемое движение?
— Когда информация с компьютерных жестких дисков, флешек и рукописных записей, найденных в убежище Бен Ладена в Абботабаде, была обнародована, казалось, что были правы те, кто поддерживал идеи Хоффмана о том, что ядро "Аль-Каиды" по-прежнему руководит глобальным джихадом против "крестоносцев и сионистов". Однако недавние исследования показывают обратное, поддерживая тезисы Марка Сейджемана, что самоназначаемые джихадисты, прошедшие радикализацию в исламских кругах внутри диаспор, причем здесь существенное значение имеют джихадистские форумы, играют большую роль в продолжении "дела "Аль-Каиды". Ситуация варьируется от региона к региону, но в целом, все указывает на правоту Сейджемана, особенно в Европе и США. Сейчас, когда харизматичного Бен Ладена больше нет, и ему не удалось найти достойную замену, у "Аль-Каиды" большая проблема. У нее сегодня сильные позиции в Йемене, но даже там на нее оказывается огромное давление со стороны Саудовской Аравии и США. В том, что касается Афганистана, то было совершенно правильно подмечено, что за последние десять лет в Афганистане почти не было членов Аль-Каиды, а внутри самой Аль-Каиды почти не было афганцев.

— В каком регионе угроза джихада является наиболее высокой?
— Есть пять стран, на которые приходится большинство джихадистских терактов. В убывающем порядке это: Афганистан, �рак, Пакистан, �ндия и Сомали. Другие страны из первой десятки, согласно �ндексу террористических рисков Мейплкрофт (Maplecroft’s Terrorism Risk Index) в 2009-2010 гг. — это Палестинские территории, Колумбия, Таиланд, Филиппины и Йемен.

— Теракты в �раке, Афганистане и Пакистане — это только джихад или же что-то еще?
— Терроризм в этих трех странах в разной степени исходит от повстанческих движений, зачастую связан с криминальными разборками за территорию, соперничеством между политическими партиями, принимает формы этнических чисток и часто движим религиозным фанатизмом, который разжигают местные политики, в том числе на правительственном уровне. Это сложная, гибридная форма терроризма, у которой границы с другими формами политического насилия являются размытыми. Кроме того, в некоторых случаях секретные службы тоже участвуют в этом и играют роль, выходящую за рамки закона вообще и за рамки законов о ведении вооруженных конфликтов в частности. Некоторым странам удалось избежать этого порочного круга, но только благодаря великодушным интервенциям извне. К сожалению, внешние интервенции не всегда бывают великодушными и иногда делают все только хуже, создавая войну, которая приносит прибыль отдельным группам, и превращается в часть проблемы, а не решения.

— Что бы вы могли сказать про исламистов из Центральной Азии? Они тоже являются частью глобального джихада или же у них локальная, антиправительственная повестка?
— Я считаю, что в Центральной Азии, как и в Чечне, произошло смещение от национальной повестки в пользу Халифата, я имею в виду в первую очередь �сламское движение Узбекистана и �сламский союз джихада. Репрессии со стороны некоторых посткоммунистических правителей сделали борьбу на территории этих стран против национальных правительств слишком сложной и опасной. Поэтому повстанческие движения исламистского толка начали вести свою деятельность за пределами границ и стали помогать друг другу. Мы также наблюдаем связи между Центральной Азией и Кавказом, причем некоторые из них уходят корнями в 1940-е года прошлого века, когда чеченцы и другие народы Кавказа были депортированы в Центральную Азию Сталиным. Две вышеупомянутые организации воюют бок о бок с талибами и "Аль-Каидой" в Афганистане и Пакистане, но этих узбеков и их иностранных друзей (некоторые из них — немцы, принявшие ислам) не любит местное население, в связи с чем многие из них хотели бы вернуться домой в Ферганскую долину. Поскольку они в одиночку не могут расправиться с репрессивными местными властями, они держатся вместе, надеясь, что будут более успешными в качестве джихадистской коалиции. Однако, между террористами, заинтересованными в национальной борьбе против светских режимов и джихадистами глобального толка есть существенные разногласия, как в Центральной Азии, так и на Кавказе.

— А что насчет России?
— Проблема терроризма в России — это в основном проблема северного Кавказа, несмотря на то, что большинство крупных терактов произошло в Москве. Это теракт в аэропорту Домодедово в 2011 году, взрывы самолетов, улетевших из этого же аэропорта в 2005 году, взрыв в метро в 2011 году и в другие годы, захват театра на Дубровке в 2002 году. Несмотря на то, что российское правительство заявило о том, что контртеррористическая операция в Чечне завершилась более двух лет назад, на Кавказе по-прежнему происходит несколько сотен терактов в год. Особенно много терактов в Дагестане: из общего числа случаев терроризма на Кавказе — 1200 — половина случилась в Дагестане. Это почти в три раза больше, чем в Чечне, где все это когда-то началось. Российское правительство заявляло, что планирует бороться с терроризмом через экономическое развитие Северного Кавказа. Но такое ощущение, что этот подход отошел на второй план в последнее время, поскольку гораздо больше денег стало вкладываться в военные решения проблем терроризма и повстанческих движений, возможно для того, чтобы обезопасить регион к Олимпиаде в 2014 году. В последние годы все больше русских покидают Северный Кавказ и если эта тенденция будет продолжаться, то сами русские рано или поздно зададутся вопросом о том, за что они борются. Своего рода мир был близок в 1996 году, но жесткий ответ Владимира Путина в 1999 году, который вызвал вторую чеченскую войну и закрепил постоянное правление Путина в стране, не дал региону умиротворения. Репрессии всегда создают больше ответных актов мести, что в совокупности создает спираль насилия, которой не видно конца.

— Как вы расцениваете теракт в Норвегии, совершенный Брейвиком, который шокировал всех этим летом? Является ли это единичным случаем или, глядя на рост крайне правых настроений в Европе, можно говорить о тенденции?
— Два взрыва и стрельба, устроенные Андерсом Брейвиком в Осло и на озере Утейа 23 июля 2011 года, унесли жизни 77 норвежцев. Это был теракт, организованный волком-одиночкой, который внешне производил впечатление нормального человека, но внутри был психопатическим, склонным к нарциссизму человеком, который, однако, имел острый ум, поскольку он сумел все успешно приготовить, не привлекая внимание служб безопасности. Его насильственный протест против мультикультурного общества показывает, какие последствия может иметь небольшой демографический сдвиг. Ведь, в конце концов, всего три процента населения мира мигрирует и постоянно живет в странах, где они не были рождены. Но этого достаточно для того, чтобы вызвать резкий рост националистических и расистских настроений и даже рост насилия, с ними связанного, в Европе и в других регионах.

То, что написано в манифесте Брейвика, объясняющего его преступления, можно найти в памфлетах самых разных правых организаций. Однако он выразил озабоченность, которую разделяют не только сторонники правых идей. Миграция сама по себе не является проблемой, но если мигранты не принимают правила принимающей страны — демократию, верховенство закона, равенство мужчин и женщин, светский характер в случае с Норвегией — это становится проблемой. Странно, но факт, что, как правило, не первое, а второе поколение отвергает принимающее общество и озвучивает словами и, порой, делами отторжение всего, что имеет отношение к Западу. То, что это громогласное отторжение западных ценностей ведет к тому, что коренное население еще больше держится за эти ценности, это нормально.

Но ненормально, когда представители коренного населения отвечают на отторжение ценностей насилием, которое, как в данном случае, направлено не против иммигрантов, а против других представителей коренного населения, которые искренне верят в то, что мультикультурализм — это хорошо, а связанные с ним проблемы можно решить мирными способами. Поэтому общественной реакцией на действия Брейвика стали шок и неприятие. Тот факт, что Брейвик, скорее всего, наполовину псих, не является гарантией, что его примеру не последуют другие крайне правые экстремисты, ищущие славы в такой извращенной форме. Есть опасность, что его преступление будет скопировано и повторено, особенно, если СМ� будут уделять слишком много внимания таким трагическим событиям.

— Были ли какие-то прорывы в сфере изучения проблем терроризма в 2011 году?
— Все больше и больше людей, исследующих терроризм, понимает, что вкладывание денег в контртеррористические структуры не решит проблемы терроризма. Необходимо проведение исследований, которые бы оценили, что работает, а что нет в борьбе с терроризмом. Терроризм — это комбинация насилия и пропаганды, это военные действия с сильным психологическим уклоном. Мы слишком долго занимались только насильственной стороной, оставляя без внимания пропаганду. Некоторые правила новостной индустрии, такие как "хорошие новости — это плохие новости, а плохие новости — это хорошие новости", играют на руку террористам. Они намеренно создают "плохие новости" через акты демонстративного насилия против гражданского населения для того, чтобы бесплатно попасть в новостные ленты.

Повстанцы пытаются завоевать территорию, в то время как террористы пытаются завоевать нашими умами и в этой борьбе интернет и СМ� являются их излюбленными инструментами, через которые они влияют на наше мышление и чувства. Большинство терактов с военной точки зрения малозначительны, но с психологической точки зрения они могут быть наносить большой урон, особенно когда политики начинают флиртовать с темой терроризма, используя ее для своих целей. Контртеррористические службы также заинтересованы в том, чтобы террористическая угроза раздувалась как можно больше. Тогда формируется союз из жаждущих публичности террористов, жаждущих рейтингов СМ�, политиков, обещающих полную безопасность, и контртеррористических служб, жаждущих расширения своего влияния. Это создает динамику, которую потом сложно нарушить. Глобальная война с террором была результатом такой динамики, в рамках которой дорогостоящие войны и контртеррористические кампании длятся без конца.

Это не значит, что террористы побеждают — в конце концов, им не удалось взять под свой контроль ни одного государства за последние двадцать лет, в течение которых они вели постоянные атаки на безоружных людей. Это значит, что мы все проигрываем — кто-то больше, а кто-то меньше — потому что реагируем, не думая, на террористические провокации. Мы должны быть спокойными и размышлять над тем, чего мы достигли, чего достигла другая сторона и что нужно изменить. Перераспределение антитеррористических ресурсов с военных решений на иные (например, на борьбу за сердца и умы) нужно было сделать давным-давно. Террористический дискурс нужно разрушать более убедительным дискурсом. Только тогда их мотивация начнет исчезать.

Беседовала Юлия НЕТЕСОВА, Rosbalt