БОБ, ФОРШМАК � РОК-Н-РОЛЛ

По страницам книги рассказов Семёна Каминского «30 минут до центра Чикаго»
http://litlavka.ru/book.php?id=261

There's a lady who's sure
All that glitters is gold
And she's buying a stairway to heaven... —

Слышите? Это звучит в повествовании Каминского группа «Led Zeppelin» с нереальной гитарой Пэйджа и жесточайшими барабанами Бонэма, — причём через всю книгу! — заметьте, — прорезая гитарным «фуззом» добрую совковую юность, переплетающуюся с битлами и рок-н-роллом, ментовскими облавами, Пинк Флойдом и Джетро Талл, дисками Куин и Юрайа Хип, вмиг улетающих по восемьдесят целковых; а там, на предпоследней странице — глядь! — натужно лыбится Донни Осмонд, и виднеется из-под уценённых виниловых раритетов в магазине, торгующем пятидолларовыми рождественскими ангелами, немаленький носик Барбары Стрейзанд рядом с королевским профилем Тины Тёрнер; — знакомым беззаботным мотивом льётся исповедь нашей «непрошедшей» жизни сквозь призму… хотел сказать «эмигрантской отстранённости»… — хотя какая же это отстранённость, ежели вчера разговаривал с ним по скайпу, а за спиной у Семёна Каминского — силуэты православных церквей, аккуратно развешенные в кабинете по кругу, как по Золотому кольцу памяти.

Книга разделена на две части: «там» и «тут» — но разделение это скорей условное; — может, тогда, когда замысел был ещё в задумках весёлого прифарцовывающего героя будущих рассказов, и за селёдкой для квартирной хозяйки мчать приходилось с Украины в Москву, заодно раздобыв-надыбав в спекулянтской «Яме» десяток фирменных пластинок из сине-белой спортивной сумки с надписью USSR; — в то далёкое время жизнь завистливо разъезжалась, рвалась приталенной рубахой надвое: на «тут» и «там» — о чём молодой студент-музыкант даже и мечтать не смел, вдыхая сладкий иностранный запах с шикарных глянцевых конвертов, затянутых прозрачным пластиком, с благоговением, бережно и двумя руками укладывая диск на вертак «Эстонию», закусывая вожделенное пиво плавленым сырком; а на очереди портвейн и черниговская гитара, доставшаяся по блату от дяди �осифа и стёршая пальцы в жёсткие мозоли, — и далее шальные песни хрипловатым сорванным голосом — сами знаете, под кого, утверждает автор.

«Прошло полжизни и ещё немного», — резюмирует Семён, а за спиной уже «американские» дети, не ведающие неимоверного счастья под разопрелым днепровским воздухом на палубе «Матроса Вакуленчука»; о набитых раздражёнными людьми трамваях и о грязных сорванцах, галдящих вслед:

Жид, жид, жид
По верёвочке бежит!.. —

Дети, вряд ли бы осознавшие сейчас недоумённое шептание очереди в библиотеке, с нескрываемым удивлением услышавшей негромкую «некоренную» фамилию, произнесённую скромным учеником.

This happened once before,
When I came to your door,
No reply… —

Русско-американским отрокам, сызмальства кумекающим и щебечущим по-английски, не обращающим внимания на прозвища, кликухи (Стоцик-Поцик) и национальности, не понять воспоминаний о щенячьей радости от встреч с давним другом под звук и запах бобинной «Дайны», разогретой многочасовым проигрыванием «Beatles For Sale», и… «только саднит и саднит вросшая, назойливая заноза памяти. � уже никак эту занозу не вытащить — пока думается и помнится...» — думается и помнится об огромном царстве детства, где уже выучены пять главных аккордов-«звёздочек» в ре-миноре, — о далёкой стране, плохой и хорошей, забавной и незабываемой, страдающей и влюблённой, рычащей стареньким «Бигом» и джиммихендриксовскими риффами дефицитной «Мюзимы», в экстазе вырывающей шнур из втоптанной в пол педали-«квакушки»: «way-way-way!» — Кто играл хард-рок и выцарапывал из-под полы редкие пластинки, тот поддержит — ведь захлёбывающуюся под радийные сполохи свободы «тяжёлую музыку» слушали тогда все, это как пить дать, «…а на улице, делая поворот, визжит и грохочет трамвай. � кажется, что трамвай за окном и гитарист-виртуоз на диске пытаются заглушить друг друга»; и вот уже много лет кто-то с насмешливой грустинкой сожалеет, как по его вине Лёва Коган опрокинулся в помойное ведро.

Смешно… Но после долгих лет жизни в Америке приходится везти наличные деньги, десятки и двадцатки (крупные переводить в гривны невыгодно и неудобно), родственникам родственников и знакомым знакомых на Украину. А обратно тётя Фира пошлёт «Красную Москву», активированный уголь и… лифчики. Да, жизнь продолжается, и контраст между «там» и «тут» никуда не делся, а кое-где увеличился неимоверно — это тоже приходится испытать нашему герою — конечно же, его тянет домой. Родина встречает по-разному, оставаясь где-то по-прежнему дремучей, суровой, заскорузлой и провинциальной, заискивающей перед «загранкой», и даже «мафиозной», по старинке советующей в аэропорту засунуть кое-что кое-куда поглубже в некое незнакомое иностранцам место, недоступное простому смертному; и холодная молодая женщина за гостиничной стойкой уверенно отвечает: «Мест нет!» — стуча словами как мелкими колючими льдинками по деревянному столу, не видя пока золотисто-крылатый чужестранный паспорт.

…Видите? — в фарфоровом сервизе отражается война и несколько поколений, предварявших поколение заокеанское; отражаются бережно и с любовью, как любить может только чистый душой человек, презирающий надменность регалий и статусов, сопереживающий чаяниям людей, ушедших в историческое прошлое; — и соединяются воспоминания и поколения, люди и песни: «Роллинги», «�глз» с бесшабашной «Ягодой малиной»; ненависть и любовь и восторженные мечты о ней; не к месту «преступная» улыбка симпатичной девчонке во время похорон; взрываются эмоциями чикагский «Диван» c чикагской «Деревней» — такие разные, хоть и рядом; и как быть с желанием выжить и по возможности не нарушить закон, а если и нарушить, то не попасться, а? — так по-русски спрашивает автор и так по-американски отвечает:

Ты уверен:
Всё, что блестит, — золото.
� ты покупаешь лестницу в небо.
� даже если все магазины закрыты,
Ты, зная нужное слово,
Сможешь получить то, за чем пришёл.
Ведь ты покупаешь лестницу в небо.

«Запад» не плох и не хорош, он хитёр и коварен, скуп и щедр, милостиво благодушен к забравшимся на «небо» — впрочем, так же как и «тут»; — человеческая страсть к духовному началу не сгорает и не затухает «там», где закончились неправда, обман и дефицит, ограничивавшие творческое рвение желанием получить недоступное; наоборот, созерцание «оттуда» приводит человека домой, делает его ближе к оставшимся — живым и усопшим; …знаете, их — отплывших и уплывающих — целое море, плеяда, но все они, литераторы, творцы, чуть отставая и запаздывая тематически (и это верно — ведь за бурей не поспеть!) неизменно возвращаются в русскоязычное «домой», так и не уезжая навсегда. «Ностальгические чувства, расшевеливаемые этой книгой, — не только и не столько чувства эмигрантские. Поколение семидесятых найдёт в ней своё честное зерцало… отодвинутое в пространстве и времени. Большое, как известно, видится на расстоянии. В книге много тепла, иронии, стремления к человеческой совместности, и это делает её желанной» (Марина Саввиных, главный редактор журнала «День и ночь», Красноярск).

Семён Каминский — псевдоним русского американского писателя, биографический интерес к которому вы вполне удовлетворите, открыв Википедию (добавлю только, под стать доброй иронии книги, что девичья фамилия жены Семёна — Сметанкина — это упомянуто в рассказе «Сметана»; кстати, название данного очерка — так же заглавие одного из рассказов); простой искренний человек, уместивший в небольшой автобиографической книге двойное видение «здесь» и «там» — являющееся ценностным ориентиром в понимании значений не громких, а именно простых: гуманность, бескорыстие, доброта, детская наивность (а ведь у слона — два хобота!); душевная уверенность и покой в обстоятельствах отнюдь не тривиальных, а довольно критических, пограничных и, добавим, скептических с точки зрения умудрённого читателя, что вовсе не умаляет событийности в интриге повествования.

Заканчивается же всё «банально» — любовью к жизни и к нашей в ней несмываемой памяти в преддверии общечеловеческих духовных празднеств — я бы, наверное, так и назвал эту книгу: «В преддверии Рождества», как символа непреходящего, незабываемого, вечного, — но автор назвал её иначе: «30 минут до центра Чикаго»

�горь ФУНТ

М.: Вест-Консалтинг, 2012. — 226 с.
ISBN 978-5-91865-121-6
Автор: Смён Каминский
�ллюстрации: Андрей Рабодзеенко
Фото: Наталья Гольдштейн