ЛИТЕРАТУРНАЯ СТРАНИЦА
Елена Елагина — петербургский поэт, литературный и арт-критик, теле- и радиожурналист. Автор шести поэтических книг. Лауреат поэтической премии им.А.Ахматовой, а также премий журналов «Звезда» и «Нева». Как поэт и литературный критик публиковалась в журналах «Дружба народов», «Звезда», «Знамя», «Нева», «Новый мир», «Новая Юность», «Литературная учеба», «День и ночь», «Сибирские огни» и многих других. Отдельные стихи переводились на английский, немецкий, итальянский, румынский, чешский языки. С 2004 года ведет в прямом эфире на «Радио России — Санкт-Петербург» популярную еженедельную пятидесятиминутную публицистическую дискуссионную программу «Радиоклуб на Карповке». Живет в Санкт-Петербурге.
Елена Елагина
БЛАГОСЛОВЕННО ВСЁ, ЧТО ЖИТЬ ПЫТАЕТСЯ
Избранные стихотворения
***
Жизнь — это сумма движений. Всего лишь. Сумма.
Череда глаголов, на первый взгляд, совершенного вида:
Встал, умылся, оделся, исчез без особого шума,
Пусть цветёт душистой геранью ничья обида.
Пусть витает, словно панночка над Хомою,
Неизбежность ряда, сцепленье отлаженных действий.
Вышел в жаркое лето — и не вернулся зимою.
Где оставил память — не вспомнить. И не надейся.
О МИСТЕРЕ ДЖЕКИЛЕ И МИСТЕРЕ ХАЙДЕ
Вот и смыты поцелуи —
Лето, лето, Вероника!
Снова лето наступило,
Пляшут блики на воде.
Заговоры и заклятья —
Всё бессильно, Вероника,
Я погибла, Вероника,
Знаю — быть большой беде.
Чёрный ворон к утру снится —
Что мне делать, Вероника?
Белым голубем влетает
И пшено из рук клюет.
Только чёрным опереньем
Так блеснёт вдруг, Вероника,
Даже ветер замирает,
Отражённый в ряби вод.
Только дьявольской повадкой,
Ослепительной свободой,
Только знанием порочным
Так меня заворожит —
Одному ему внимаю,
Обессилев, Вероника,
И бесстрастною рукою —
Даже локоть не дрожит! —
Отвожу другие руки
И черчу иные знаки,
Мне не страшно, Вероника,
Хоть и знаю наперёд
Всю чудовищность расплаты,
Всю неистовость проклятья.
Джекил, Хайд ли,
Джекил, Хайд ли —
Смертный вряд ли разберёт...
***
Сочась сквозь дырявое лето,
Пульсирует свет без границ,
Целуя волосы цвета
Перепелиных яиц.
И снова мостов и арок
Тягуче-ленивая прыть,
И вечный город в подарок,
Коль нечего больше дарить.
В дешёвом кафе за стаканом
Незнамо какого вина,
Как Гёте сидим с Эккерманом,
Повинность у коих одна,
Невидящим взором друг друга
Удерживая на оси
Земного непрочного круга,
А большего и не проси
В краю, где, глядишь, сегидилья,
Глядишь, irish-step к русским щам...
Где сохнут намокшие крылья,
Приросшие к нашим плащам.
***
В том краю, где нету зубной боли,
Где ладонь гладка — ни одной мозоли,
И безгрешны помыслы, либо их
Вовсе нет, где соблазном не искалечен
Ни один, где каждый любим и замечен,
Никогда — представь! — не родится стих...
ВЕТЕР С ЗАЛИВА
Этот ветер с залива, сминающий грудью кварталы,
На толпу налегающий, будто пьяный в трамвае,
Выдувающий лужи и снег вздымающий талый,
Колокольчик рвущий на лоджии... Что там Гавайи
С их скольженьем с кручи морской! Здесь покруче будет!
Против ветра попробуй вдохнуть — паралич дыханья!
Если невской воды прибудет, какой же воды убудет?
И кому поклониться за все эти сверхстаранья?
Зонт трепещет в руках, как журавль,
что должен быть в небе,
Заместитель синицы со спицами дыбом — что там
Мудрый Оле-Лукойе припас нам, подобно Гебе,
И какая сказка сыграется, как по нотам?
Поднимайся, лифт, на этаж пятнадцатый, либо,
Пробивая крышу, пари над последним домом.
Всё сегодня возможно, поскольку ветер с залива,
И событья с горы покатились растущим комом.
Замирай от страха, в удаль впадай — неважно:
Зонт раскручен, и лёгкие санки бегут по снегу,
И парит над миром змей, то живой, то бумажный,
И, как водится, всё на свете готово к побегу.
Но, нащупав Божию длань в этой тьме кромешной,
Примирившись с участью и с судьбою не споря,
Вновь прильнёшь к груди Его горько,
светло, безутешно,
Потому что счастье невыносимее горя.
Два стоп-кадра мелькают, разреженных спорой ездою:
То ли прядка рыжая, то ли седая щетина.
О, как счастье пылает! Яркой двойной звездою.
И попробуй, выбери между Отцом и Сыном...
***
На поводке любви, безжалостном, саднящем,
Коротком и немом, как первое кино,
На поводке любви, едино настоящем,
Где каждому в свой час удушье суждено,
Где добровольный плен не мыслится сначала
Ни рабством, ни тоской, ни — Боже мой! — грехом,
Где сколько ни гляди — не наглядеться! Мало!
Где только о своём — ни слова о плохом!
Где что ни говори — всё перл, и всё прелестно,
Где как ни поступай — всё будешь лучше всех,
Где будущего нет, где прошлое безвестно,
А в настоящем рай бесхитростных утех.
На поводке любви, с которым нету сладу,
Где страшно одному и сладостно вдвоём,
Где маятник скользит бесстрастно: к раю — к аду,
На поводке любви, который сами рвём.
***
Знаешь прекрасно, как это всё происходит:
Поначалу сходишь с ума, а потом всё бесследно проходит,
Будто и не было. Сам удивишься— куда
Всё подевалось? А так. Рассосалось со временем.
Чушь это всё, ерунда...
Что, полегчало? Как будто. А, впрочем, как знать,
как знать...
Спит, захмелев, вповалку вся королевская рать.
Тебе одному не спится. Ломтик луны горчит.
Над овдовевшей страницей ослепшая муза парит...
***
В. Лорченкову
Благословенна почта электронная,
Благословенна морось заоконная
И влаге соприродная душа.
Благословенно всё, что жить пытается,
Что за последний камушек цепляется,
Над пропастью скользя и не дыша.
Благословенно вечное усилие,
Благословенно пишущих обилие
И вовремя пришедшее письмо,
Благословенно нежное участие,
По сути, заменяющее счастие,
А, может быть, и счастие само.
***
to Blake Rabodzeenko
За щечки теребят и к сердцу норовят
Прижать чужого малыша, покуда
Родители не выхватят. Стократ
К основам жизни ближе это чудо.
Другого нет. А значит — жизнь проста,
Чумаза, кашей вымазана, соком,
В штанишках мокрых… Досчитай до ста,
Сомкнув досель болтливые уста,
И помолчи — коль сможешь — о высоком…
***
Спать бы, спать на скамейке в саду,
В пиджачишке, укрывшись газетой.
Не в раю, а у всех на виду,
В городском населённом саду,
Спать, как бомж, как дурная примета,
Как бревно, что в глазу не видать
У себя по евангельской притче.
Непристойно и сладко так спать —
Дай вам бог разобраться в сем китче.
Спать бы, спать… Но, увы, не заснуть —
Что в саду! — даже в мягкой постели.
Бесприютна душа.
Ни обуть,
Ни обнять,
Ни зазвать
В самом деле.
***
И мыло смылится, и испарится спирт,
И медленной реки изменится теченье,
И выветрится соль, и выдохнется мирт,
И всех небесных числ изменятся значенья,
Но в вечность, как в себя, нетленная душа,
Глядится, не боясь ни порчи, ни забвенья,
Поёт без слов, рисует без карандаша,
И, как молитвы, всласть твердит стихотворенья.
***
На подошвах своих землю свою не унесёшь,
Как и язык свой на кончике своего языка.
Оттого никуда не едешь, мучаешься, но живёшь,
Под живым движеньем лингвистического сквозняка.
Никому не нужный производитель печали, тревоги, тоски
В мире, где главный товар — оптимизм, удача, успех,
Всё чирикаешь в рифму, несвежую, как заношенные носки,
Как полковая девка, которой хватило на всех.
Если смысл и бывает в нетвёрдом земном пути,
То никак не в скоморошьем приплясыванье за сохой.
За рукой следи, за перстом, теплотою Божьей горсти,
Чтоб порхнуть оттуда, а не просыпаться
пылью,
сором,
трухой.
***
Ездовая собака обожает свою упряжку,
А ещё обожает свою блестящую бляшку,
Ту, что выдали на последних соревнованьях —
Будет чем красоваться в северных полыханьях.
И хозяина любит, и всю собачью бригаду,
И ни пяди своей победы врагу не уступит, гаду!
И клыки у неё сильны, и лоснится шкура,
И глаза у неё востры, и губа не дура.
Хорошо ей, собаке, в езде познающей Бога,
У неё молитвой ложится наезженная дорога,
И духовный путь согласован с путём хозяйским,
И вовек она не соблазнится яблочком райским.
Ездовая собака радуется езде.
И бежит себе, улыбаясь, к заветной звезде.
***
Болезнь заменила ей семью.
Эрве Базен
Женщина семью свивает
Из всего, что овевает:
Из соседей и коллег,
Из друзей любого пола,
Из заветного глагола,
Из того, что шепчет снег.
Где тут муж и где тут тётка,
Где разлучница-красотка -
Враз никак не разобрать.
Поменяемся ролями,
Словно фрики в новой драме:
Дочь сегодня, завтра — мать.
Ну, а коль болезнь случится,
То и с ней она смирится,
И опять прилежно вить
Примется чужое действо,
Принимая за семейство
Парки рвущуюся нить.
ПРАВИЛО ВЫЖИВАНИЯ № 1
Главное — не встречаться глазами:
Ни с нищими, ни с бомжами,
Ни с бездомными псами,
Ни с окрестными стариками,
Ни с назойливыми продавцами,
Ни с подвыпившими качками,
Ни с омоновскими главарями.
Ни со светлыми — ох! — образами…
ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ
1.
И жить ленюсь, и умирать боюсь,
И никому уже давно не снюсь,
И ни о ком ночами не мечтаю,
И с Господом по-прежнему на «вы».
И дремлют все сторожевые львы
Цепочкою — от Рима до Китая.
2.
Не в том беда, что голова седа,
Не в том беда, что полночь на пороге,
Что мёртвая замшелая вода
В который раз обнюхивает ноги.
А в том беда, что голова седа,
А в том беда, что полночь на пороге,
Что чёрная нездешняя вода
Несёт, как дикаря в его пироге.
***
То слёзы на глазах, то в горле острый ком,
То на ладони лист лодкообразный,
Засохший не к добру, а к осени, притом
Прибившийся мотивчик неотвязный.
Что это? Всюду жизнь? И счастье? И судьба?
И грозный древний рок, сулящий гибель складно?
По капельке, давай, выдавливай раба,
Всё Божией рабой останешься — и ладно.
Публикация подготовлена Семёном Каминским, newproza@gmail.com