БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛОНЕЗ

А. ГЕЙН
Монолог люмпен-интеллигента

Трудно себе представить себе что-нибудь более немецкое, чем Бамберг. Город вырос в верховьях Дуная, расположившись, подобно Риму, на семи холмах. В средние века его так и называли — «немецкий Рим». Стоит отметить, что в XII веке вслед за Римом и Бамбергом моду на строительство городов на семи холмах поддержала Москва.

По бамбергским склонам стекают веселые черепичные реки городских крыш. Вершины холмов венчают покрытые благородной зеленой патиной шпили огромных средневековых соборов. Архитектурное величие города помогло ему уцелеть в конце войны. Союзники договорились сохранить «немецкий Рим», и в сорок пятом их бомбардировщики, облетая Бамберг, уходили на Мюнхен и Нюрнберг.

Как известно, ничто так не развивает аппетит, как осмотр достопримечательностей, и всякий уважающий себя турист, спускаясь с холма по выложенной желтым песчаником улице, непременно заглянет в одну из бамбергских харчевен, чтобы насладиться знаменитым Hirshbraten — олениной в вишневом соусе под кружку еще более знаменитого местного Rauchbier — единственного в мире пива, имеющего вкус копченостей.

Утолив эстетический и телесный голод, туристу остается перейти по старинному мосту через бурлящий зимой и летом Регниц и сетью кривых мощеных улиц спуститься в даунтаун (точнее, в инненштадт) к заждавшемуся на подземной парковке прокатному автомобилю.

Этим путем я шел пасмурным зимним днем. Вдали слышалась смутно знакомая мелодия. По мере приближения к реке мелодия усиливалась, и через некоторое время я различил разудало исполняемый полонез Огинского. На фоне все еще вибрировавшего во мне мощного многозвучия органа Кафедрального собора полонез звучал диковатым контрапунктом.

Вскоре обнаружился и источник звука. В портале моста через Регниц стоял невысокий человек с рыжей, как у гнома, похожей на лезвие саперной лопатки бородой, одетый в камуфляжную куртку с надписью «Селигер 2009». На плече у него висел видавший виды перламутровый «Вельтмейстер». Поросшие рыжим пухом пальцы бойко нажимали на пожелтевшие, похожие на прокуренные зубы, клавиши, крепкие руки привычно растягивали вылинявшие меха. Бородатый старательно вел мелодию, переключая регистры при каждом рефрене. Перед ним стоял раскрытый потертый футляр. Малиновое, как у калоши, плюшевое нутро футляра было усеяно разнокалиберными монетами и скомканными цветастыми банкнотами.

Огинский окончательно вытеснил из моих ушей остатки фуги Баха. Я остановился у моста, чтобы покопаться в книжном развале. За парапетом через порог небольшой плотины быстро бежала маслянистая фисташковая вода. Над ней поднимался густой пар. У берега высилось сложенное из потемневшего красного кирпича здание пивоварни. От него тянуло легким запахом солода.

Бородатый завершил полонез протяжным мажорным аккордом, скинул с плеча лямку аккордеона, поставил инструмент на скамейку и закурил. Дымя сигаретой, он маленькими свиными глазками прощупывал поток туристов. Безошибочно опознав в толпе соотечественника, одетого в кожаную куртку поверх спортивного костюма, рыжий громко крикнул:

— Товарищ! Вы давно из России?
Возглас гулко прозвучал в морозном воздухе. Турист вздрогнул и обернулся.
— Да-да, я к вам обращаюсь, товарищ! Давно вы из России? — слегка картавя, повторил гармонист. В его голосе явственно звучали модуляции, заимствованные у забравшегося на броневик �льича

Турист с удивлением посмотрел на рыжебородого и что-то неуверенно ответил. Шум воды не позволял мне различать его слова. Зато зычный голос гармониста слышался вполне отчетливо:
— Ну как там на родине? Бурлит страна перед выборами? Каковы настроения?
Я по-прежнему не слышал ответов кожаного, но, судя по его озадаченному виду, говорил, главным образом, бородатый. Очевидно, он относился к тому типу людей, для которых периодическая потребность высказаться была такой же неотменяемой, как необходимость есть или спать. По сути, разговор сводился к монологу рыжебородого.

— Это да! Тут вы правы, товарищ. В России всегда был дух бунтарский. В этом и сила ее. А здесь все не то. Что не то? Да все. Все, что сегодня делают в так называемом цивилизованном мире — типичное не то, хоть убейте. Чистое лукавство. Взять хоть «захвати Уоллл-стрит». Захватили? Победили? Да ни фига подобного. Пошумели бездельники и разошлись. А рабиновичи сидят у окошек на этой самой Уолл-стрит, смотрят на них сверху, поплевывают, посмеиваются и денежки считают. А с чего вся эта веселуха началась? Ты не думай, я чужих глупостей насчет ипотечного кризиса и финансового пузыря повторять не буду. Дело в другом. Просто ньюйоркские евреи нарушили одно из главных пацанских понятий — дела делай, но и в общак отстегивай. Ситуация классическая — жадность сгубила фраеров. А скупой, как известно, платит дважды. Хотя им по барабану — хоть дважды, хоть четырежды. Вот сейчас они типа долги списывают. Ну да, старые списывают, а новые раздают. У них ведь главный принцип какой? Человека в долг посадить и вытянуть из него по максимуму. А когда с него брать уже нечего, тогда остальное можно и простить. Вообще, единственной ценностью в мире являются деньги.

Мысль, конечно, не нова. Но важно понимать, что человеческая жизнь так же ни хрена не значит, как и правильные слова по телевизору. Все вокруг говорят исключительно о деньгах — президенты, премьеры, попы, правозащитники. Эпоха прагматизма! Матерые проститутки на фоне политиков — романтические барышни. Любая президентская речь, поповская проповедь, интервью с модным режиссером все — о деньгах. Когда-то защитники в суде взывали к вечным ценностям, к моральным принципам, к заповедям Божьим. А сейчас судья торгуется с адвокатом о сумме залога, как шлюха с клиентом. Маклеры ходят по домам и на голубом глазу предлагают застраховать жизнь. Человеческую жизнь! Это особенно смешно. �зумительная чушь. Смысл любой страховки в чем? В том, что если что-то испортится, то по страховке можно купить новую вещь взамен сломанной. Но разве можно купить за деньги жизнь? Нет. Но ее можно продать. В этом спeцифика самого ходового товара на свете под названием «жизнь» — его можно продать, но нельзя купить. � когда продавцов становится слишком много, человеческие жизненки обесцениваются. Весь мир начинает жить как на Востоке. Там ведь как?

С одной стороны — древняя культура, пирамиды, папирусы, наскальная живопись, а с другой сплошная первобытная дикость. Для них человека убить — что муху прихлопнуть. Взять хоть «арабскую весну». Ей-богу смешно. Положили тьму народа — и что? Да ничего. На Западе считают потери в долларах, а на Востоке — в трупах. У тех продают, у этих убивают, вот и вся разница. Так вот, еще раз — все это не то. По-человечески я понимаю и тех, и других. � тех, кто мочит друг друга только потому, что одни сунниты, а другие шииты. � тех — бедных и богатых, — которые сдуру, по-быстрому, объединились в Европе, как мухи на лету для случки. Но что толку? Бедные ведь, в основном, или ленивые, или дураки. Вот богатые и порешили их еще больше ободрать. Только полный идиот верит в то, что богатые — развращенные циники, а бедные — глупые, но чистые души. Эти агнцы, бля, — те еще сволочи хитрожопые. Ну и воротилы, ясный пень, — не дураки. Короче, в итоге не получилось ни у тех, ни у других. Богачи не получили ожидаемого сверхбабла, а ушлым пролетариям не прокатило на дармовщинку пристроиться у толстосумов в теплом подбрюшье. Статус-кво как был, так и остался. Кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево. Правда есть еще разновидность бедных, которые шибко умные.

Этим тяжелее всего. Но ведь они сами и виноваты. Делом надо заниматься, а не на митинги ходить. Я — бедный? Вот уж хрен. Я на одном Огинском в полном шоколаде. Кто я по жизни? Я-то, ясный перец, интеллигент. Потомственный. Мой папа на Лубянке служил. Причем тут кровавая гэбня? Он в аналитическом отделе трудился. Ты не думай, не такие уж там дуболомы сидят. � я не такой уж дурак. Я, между прочим, кандидат наук. Просто в нашем КБ временные трудности с финансированием, ну я и рванул к фрицам на заработки. А как оборонзаказ поступит, так тут же вернусь. Здесь как относятся? Уважают. Однозначно уважают. Да иначе и быть не может. У них же чувство исторической вины. А мы страна — победительница. � потому власть у нас должна быть крепкой и уверенной, как чугунный рельс. Кто когда в России по закону жил? Это не наш стиль. Только слабаки власть за просто так отдают. Мало ли что президентский срок закончился — и один, и другой, и третий. А как же историческая необходимость? Мы ж не зануды какие, чтоб все тупо по букве закона. Наши национальные традиции выше каких-то там конституционных заморочек, поскольку идут от народа. Законы должны отражать народные традиции, а не наоборот.

Народ неправ не бывает. Народ по понятиям живет, а не по методичкам из Минюста. Вот я и говорю, что все здешнее — не то. Делом никто не занимается, оттого и кризисы. Вот взять, к примеру, Америку. Обхохочешься. Там выборы каждые четыре года, и очередной президент так устает за предвыборную кампанию, что первые два года отходит от предыдущих выборов, а последующие два — готовится к новым. Хотя все эти выборы — сплошная фикция. Все куплено — что у них, что у нас. От и до. Взять хоть футбол. Смех, да и только. Договариваются за бабки, а потом мяч для отвода глаз катают перед лохами. Я-то? Смотрю, конечно. Какой интерес? Очень простой — я же не знаю, кто кого купил, поэтому интрига сохраняется. Ты же в театр ходишь? Программку читаешь, в краткое содержание вникаешь, заранее знаешь, кто кого в каком акте замочит и кому в итоге героиня даст, а все равно смотришь. Чтобы быть в курсе сюжета, необязательно Софокла в подлиннике читать. Вот и футбол — такой же спектакль. За кого голосовать? Конечно за Путина!

О чем разговор, братан! Кто еще пиндосов приведет к общему знаменателю, если не он? Они ж там в Госдепе спят и видят, чтобы Россию развалить. Опять-таки, кто евреев в узде удержит? Одного за границей — в опале, другого дома — за колючей, а третьего, хоть и на воле, но на коротком поводке. Пусть хоть на двадцати яхтах рассекает по Южной Атлантике, но помнит, гадский потрох, под кем ходит. � получается куда как наглядно! Всем все сразу понятно. Принцип прост и неизменен: бабло греби, но и в гособщак не забывай отстегивать. � главное — хлебальник на власть не разевай, это святое... А ты сам-то откуда? В Германии живешь? А-а, дриснул, значит, как крыса с корабля! Обменял родину на колбасу и пиво. Что значит, «это мое частное мнение»? Частный случай — это как раз ты. Эмигрантишко, отщепенец, человек второго сорта. Что у тебя есть за душой, кроме занюханного «собственного мнения»? А я — часть монолита, плоть от плоти великой страны! Как в песне: «За нами Россия, Москва и Арбат». Я и есть тот самый народ, который не бывает неправ, понял? Ни хрена ты не понял...

Налетевший ветер отнес слова бородатого в сторону. Он затоптал окурок и на прощание хлопнул уходящего собеседника по кожаному плечу. Оставшись один, гармонист, согреваясь, несколько раз притопнул ногами, подышал на ладони, и, взявшись за лямку, вскинул на плечо видавший виды перламутровый «Вельтмейстер». Пальцы привычно пробежали по ладам, крепкие руки энергично растянули вылинявшие меха, и над густо парящей водой снова поплыл полонез Огинского...

Март 2012.