АБХАЗ�Я: ПАРЛАМЕНТ В ДВА ТУРА

Сергей МАРКЕДОНОВ — приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

На фоне повторных президентских выборов в Южной Осетии, за которыми до сих пор тянется скандальный шлейф от предыдущей избирательной кампании, парламентские выборы в Абхазии остались событием второго плана. Впрочем, дело здесь не только в резонансе, который имели аннулирование итогов прошлогодних югоосетинских президентских выборов и «дело Аллы Джиоевой». Политическое значение парламентских выборов и в Абхазии, и в Южной Осетии несоизмеримо с избранием президента. В Абхазии законодательная ветвь власти имеет намного меньше полномочий и ресурсов, чем исполнительная. Добавим к этому тот факт, что в 2011 году эта республика пережила внеочередные президентские выборы, вызванные уходом из жизни второго президента Абхазии Сергея Багапша.

Однако если отойти от стереотипного взгляда на выборы высшего представительного органа на постсоветском пространстве (в данной ситуации признание государственности — вопрос вторичный), то абхазские выборы дали богатую пищу для размышления об особенностях политического развития этого образования. Во-первых, они в еще большей степени усилили дифференциацию между Абхазией и Южной Осетией. Не стал бы повторять столь же стереотипные для многих обозревателей, как в России, так и на Западе выводы о том, что в югоосетинской кампании отсутствовала интрига. Да, в самом деле, 4 претендента на пост президента не были жесткими оппозиционерами и возмутителями спокойствия, а их программы были очень близки друг другу. Однако вся четверка пыталась в той или иной мере дистанцироваться от Эдуарда Кокойты и его команды, стремясь подчеркнуть свою готовность идти на обновление и повышение эффективности власти. Однако, тень от инцидента, случившегося с Аллой Джиоевой в феврале нынешнего года (штурм ее штаба и последующая госпитализация) висела над повторными выборами в республике подобно «совиным крыльям Победоносцева». Она мешала воспринять их, как нормальную политическую конкуренцию. В Абхазии же на всем протяжении парламентских выборов сохранялась интрига.

Начнем с того, что борьба за депутатские мандаты в частично признанной республике была, как никогда ранее, конкурентной. На выборах по мажоритарной системе 35 мест в парламенте оспаривали 148 претендентов. При этом первый тур выборов (10 марта) не дал ответа ни на один принципиальный для парламентских выборов вопрос. После голосования так и не стало ясно, кто станет возможным спикером парламента? Какой удельный вес сторонников «партии власти» и оппозиции будет представлен в новом созыве высшего представительного органа республики? Кто будет большинством, а кто меньшинством?

Сито первого тура прошло только 13 претендентов на депутатские кресла, а по 22 креслам вопрос оставался открытым вплоть до второго тура, то есть до 24 марта. С одной стороны, Абхазия и раньше была известна своим весьма критическим отношениям к «раскрученным авторитетам». Напомню, что в 2007 году сито парламентских выборов не прошли такие известные в республике политики, как Константин Озган и Беслан Бутба. У одного за плечами был большой управленческий и политический багаж, у другого немалые финансовые средства. Однако преимущества эти не помогли тогдашним соискателям депутатского статуса. Через 5 лет по итогам выборов уже в первом туре за бортом оказались Анри Джергения, бывший премьер-министр, человек близкий к первому президенту Абхазии Владиславу Ардзинбе, Батал Кобахия, известный правозащитник и действующий парламентарий. В первом туре не прошли в парламент и два руководителя предыдущего созыва высшего представительного органа Абхазии Нугзар Ашуба и �рина Агрба. Забегая вперед, скажем, что они приняли участие во втором туре, но не смогли победить.

� это притом, что Ашуба был впервые избран на пост спикера Народного собрания в 2002 году, то есть стоял у парламентского руля в течение двух легислатур. Первый тур стал тяжелым испытанием и для правящей партии «Единая Абхазия», чей лидер Даур Тарба не прошел даже во второй тур. Впрочем, и повторное голосование триумфом «партии власти» не стало. Ее «достижением» стала победа трех претендентов. Но провал «Единой Абхазии» не означает автоматически выдающегося успеха оппозиции. В первом туре стоит отметить победу лидер оппозиции Рауля Хаджимбы. В свое время этот политик имел значительный опыт работы во властных структурах. В 2004 году первый президент Абхазии Владислав Ардзинба и его окружение рассматривали Хаджимбу в качестве преемника, однако данным планам не суждено было реализоваться на практике. Как бы то ни было, в 2005-2009 гг. он занимал пост формально второго человека в республике, вице-президента. Сегодня Хаджимба, лидер оппозиционного «Форума народного единства Абхазии» критикует действующую власть за отсутствие государственных инстинктов и безоглядное следование во всем указам и советам из Москвы. Через две недели во втором туре к нему присоединились еще трое оппозиционеров. Однако 4 кресла против трех — это отнюдь не ошеломляющая победа.

Впрочем, электоральной арифметикой итоги выборов не ограничиваются. Гораздо важнее понимание политических и психологических особенностей данной кампании. � здесь надо отметить, что кампания-2012 была первой парламентской кампанией после «пятидневной войны» и признания независимости республики Россией. До 2012 года в Абхазии прошли 2 президентские кампании, а выборы в парламент стали первыми после начала международной легитимации непризнанного образования. � они показали запрос на обновление власти. В этом плане Абхазия и Южная Осетия идут схожим курсом. Однако в первом случае данный запрос получает хотя бы какое-то удовлетворение, а во втором практически не реализуется. Впрочем, подождем второго тура президентских выборов, который состоится 8 апреля. Не исключено, что победитель югоосетинской избирательной гонки учтет те протестные настроения, которые весьма осложнили жизнь республиканской власти.

Выборы в парламент Абхазии в 2012 году стали своеобразным тестом для нового президента Александра Анкваба. � мы увидели, что он отнюдь не усердствовал в поддержке «партии власти». � не пытался называть возможную кандидатуру «правильного спикера». Напротив, он старался вести себя, как цивилизованный лидер республики, не претендующий на вмешательство в ход кампании. Редкий случай для парламентских выборов на просторах бывшего Советского Союза! Ради объективности, впрочем, стоит отметить, что смена высшей исполнительной власти в Абхазии произошла только в сентябре 2011 года. Но формирование новой команды по-настоящему еще и сегодня не завершилось. В этой связи очень трудно понять, кто является представителем властной команды, а кто играет против нее. При этом стоит отметить, что собственно партийная принадлежность не играла определяющей роли. «Личностный фактор» в маленькой республике вкупе с родственными связями играет в политической жизни Абхазии намного более значимую роль. Тем паче, что и партиями в традиционном смысле политические силы республики вряд ли можно назвать. Добавим к этому и мажоритарную, а не пропорциональную систему избрания депутатов, которая продвигает личностно ориентированные модели избирательной кампании.

Но и после второго тура (который назвал имена 33 из 35 депутатов) интрига сохраняется. Пост спикера остается пока что самой главной «политической переменной», поскольку предыдущий хозяин председательского кресла расстался с ним в ходе прошедших выборов. �з политических «тяжеловесов» на пост руководителя высшей законодательной власти может претендовать Рауль Хаджимба. Для власти в таком повороте дел могут найтись свои резоны. Ведь поверстав оппозиционного лидера в спикеры, можно лишить его оппозиционного статуса, переведя из разряда критиков власти в ее соратника. Эволюция, хорошо знакомая в политике. � не только постсоветской. Впрочем, могут перевесить и другие соображения. Как бы то ни было, а абхазская исполнительная власть продемонстрировала изрядный прагматизм в ходе выборов, что также ее весьма позитивно характеризует. Пожалуй, одно остается неизменным. Вне зависимости от раскладов внутри абхазского парламента депутатский корпус вместе с исполнительной властью, скорее всего, сойдутся в том, что никакой реальной геополитической альтернативы, кроме выстраивания стратегического союза с Россией не будет. Однако при таком консенсусе возрастает себестоимость нюансов и деталей. Споры в рамках одной парадигмы бывают порой намного более ожесточенными, чем дискуссии заведомых соперников. � от Москвы будет многое зависеть, чтобы споры об акцентах не превратились бы в глубинные противоречия.