ОДНАЖДЫ НА ПЕСАХ…
Петр ЛЮКИМСОН
В прошлом в канун христианского рождества в европейских СМИ было принято публиковать «рождественские истории» про всякие приятные чудеса. В еврейской прессе подобные рассказы печатали дважды в год — на Хануку и на Песах. Видимо, потому, что оба эти праздника самым непосредственным образом связаны с чудесами. Но, думается, у каждого еврея есть своя любимая пасхальная история, которая передается в семье из поколения в поколение. История эта произошла либо с самим рассказчиком, либо с кем-то из его знакомых и родных.
Вот что довелось услышать автору этих строк от совершенно незнакомых людей на иерусалимской тахане-мерказит (автостанции. — Ред.)...
Трудно было подождать?!
— Эту историю в нашей семье любят вспоминать за неделю до Песаха. Не берусь сказать, о каком-то реальном случае идет речь или просто об анекдоте. Как вы наверняка слышали, в позапрошлом веке у большинства польских и украинских помещиков были управляющие-евреи, «свои жидки», как говорили раньше. Причем многие помещики, с одной стороны, держались с такими управляющими на короткой ноге, а с другой, любили напомнить, кто здесь раб, а кто господин. И вот однажды в каком-то городке случилась большая пьянка, во время которой помещики усадили с собой за стол «своих жидков». Когда выпито было немерено, стали помещики один перед другим похваляться, чей еврей лучше да вернее. В конце концов дело дошло до того, что помещики стали заключать пари, чей управляющий готов будет выполнить любую, даже самую безумную их прихоть. И что вы думаете?! Эти евреи делали то, чего от них требовали: один спел, другой станцевал, третий облобызал сапоги своего пана...
И тут один помещик (он, кстати, был не поляк, а украинец, и это обстоятельство у нас в семье почему-то подчеркивается особо) заявил:
— Это что! Вот если я велю своему Янкелю креститься, он крестится! Правда, Янкеле?!
Янкеле попробовал было отпираться, сказал, что хочет остаться евреем, но помещик никаких возражений слушать не желал.
— Либо ты сейчас заявляешь, что переходишь в нашу веру и кладешь на себя крест, либо завтра я выгоню тебя не только из управляющих, но и из дома! — заявил он.
И Янкеле сказал, что, так и быть, придет в следующее воскресенье в церковь и примет крещение. Вернулся он домой сам не свой и рассказал обо всем жене.
— Все, Хана, — сказал он, — продал я свою душу! Мы больше не евреи и с евреями нам, как прежде, не жить. Хочешь с детьми уйти от меня — уходи!
Жена, конечно, огорчилась, но заявила, что с мужем не расстанется.
Прошел один день, второй, третий... Янкеле ходит мрачнее тучи, что совсем не устраивает помещика.
— Что с тобой, Янкеле? — интересуется он. — Где твоя улыбка, где твои еврейские шуточки?! Ходишь сам не свой…
— Да какие ж могут быть еврейские шуточки, если вы обязали меня креститься! — отвечает Янкеле.
— И все из-за этого? — спрашивает хозяин. — Было бы из-за чего горевать! Ну подумаешь, были пьяные, мало ли каких глупостей человек во хмелю наделает! Мне надо было просто покуражиться перед соседями, а принуждать я тебя ни к чему не собираюсь. Хочешь оставаться евреем — да оставайся ты себе на здоровье!
Тут же Янкеле поспешил домой и с порога крикнул:
— Радуйся, Ханеле, мы снова евреи!
Смотрит, а жена от этой вести что-то совсем не в восторге.
— Что с тобой, Ханеле? — спрашивает он.
— И о том, что мы снова евреи, ты мне сообщаешь сейчас, за неделю до Песаха?! Не мог подождать с возвращением две недели, чтобы мне не возиться с этой кошмарной уборкой?!
В заслугу «мацы из Варшавы»
— У меня нет своей пасхальной истории, зато я знаю удивительную историю Моше Меламеда. Есть такой еврей, обычно он сидит в дни праздника Песах у входа в Старый город и раздает прохожим мацу, чтобы светские евреи не покупали бублики и другое квасное у арабов. Так вот, этот рав Меламед любит рассказывать про своего деда, который был одним из чудом выживших участников восстания в Варшавском гетто... В последние дни восстания те, кто еще оставался в живых, собрались в каком-то бункере. Было это как раз накануне Песаха, и дед Моше Меламеда, рав Шмуэль-Моше Гольцберг, попросил всех собравшихся в бункере отдать ему последние драгоценности, чтобы пойти и купить мацу. Все обитатели бункера знали, что это будет последний седер в их жизни. Что, простите?! Да, это абсолютно точно и подтверждено историками: до последнего дня существования Варшавского гетто и даже в некоторых концлагерях евреи пекли мацу и соблюдали все предписания Песаха. Маца эта и в самом деле была очень дорогая.
Так вот, рав Гольцберг купил три кило мацы и поспешил с этим драгоценным грузом назад, в бункер. Но по дороге на него напал мешугене. Дело в том, что (хотя об этом почему-то писать не принято) многие жители Варшавского гетто от голода сошли с ума, стали есть крыс и вообще опустились до уровня животных. Они нападали на прохожих, вырывали у них из рук еду, порой даже убивали людей из-за куска хлеба. Так вот, один из таких сумасшедших напал на рава Гольцберга и вырвал у него из рук пакет с мацой. Рав в первый момент опешил, но затем вступил в схватку с безумцем. Между ними завязалась отчаянная борьба. В конце концов раву Гольцбергу удалось вырвать мацу из рук своего противника. Бросив ему пару ломтиков мацы (все же речь шла о еврее!), рав Гольцберг принес все остальное в бункер. Но в пакете к тому времени не осталось ни одного целого листа мацы. Так что если принято встречать седер Песах с «маца шмура» (сохраненная маца. — Ред.), то последний седер защитников Варшавского гетто проводился с «маца швура» (сломанная маца. — Ред.).
Рав Шмуэль-Моше Гольцберг верил, что остался жив именно потому, что в любой ситуации продолжал выполнять заповеди Всевышнего. Его внук Моше Меламед уверен: именно благодаря маце из Варшавского гетто ему дарована честь раздавать евреям мацу в Старом городе Иерусалима, у входа в Еврейский квартал.
Праздник свободы
— Вы спрашиваете, знаю ли я какую-нибудь историю про Песах? Наверное, хотите услышать историю про мацу или про пророка Элиягу… Знаете, многие тут увлекаются ритуальной стороной Песаха и забывают про его суть, а ведь это прежде всего праздник выхода евреев на свободу. Вот про свободу у меня как раз есть интересная история.
Должен сказать, что я не всегда выглядел так, как сегодня. Я родился и вырос в Меа-Шеарим и почти до двадцати лет ходил в лапсердаке и с пейсами. Потом вообще снял кипу, а сейчас, как видите, опять хожу в кипе, но в вязаной. Ничего не поделаешь, мы, евреи, любим шарахаться из крайности в крайность. Впрочем, я хочу рассказать вам не о себе... В начале 70-х, когда я приближался к главному перелому в моей жизни, в центре Меа-Шеарим был большой магазин по продаже пластинок. Мы, евреи, народ музыкальный, поэтому в магазине постоянно толкалось множество народу. Люди покупали старые и новые записи певцов на идише, великих хазанов и т.д. Кроме того, хозяин этого магазина тайно торговал светскими журналами и сигаретами вразнос, поэтому там всегда было много подростков — и меломанов, и хулиганов-шовавников вроде меня. Посреди магазина стоял огромный проигрыватель, на котором за 1 лиру можно было прослушать любую полюбившуюся мелодию. Время от времени кто-то из шовавников умудрялся поставить пластинку бесплатно, и тогда хозяин не отключал проигрыватель, а требовал, чтобы тот, кто поставил пластинку, сунул себе в уши вату.
Так вот, однажды я заметил в магазине паренька с длиннющими пейсами, в потрепанном лапсердаке. Паренек этот мог часами слушать музыку. Имени его я вам называть не буду, хотя если вы свой человек в еврейском мире, то в конце поймете, о ком идет речь. И вот как-то раз мы слушали новые записи, кажется, Розенблита, как вдруг в магазин врывается какой-то мужик и орет этому мальчику: «А, вот где ты пропадаешь, негодяй, вместо того, чтоб учиться!». Хватает он парня за ухо и выводит из магазина.
Спустя два дня я снова заметил в магазине этого подростка и разговорился с ним. Оказалось, ему 14 лет, отец считает его позором семьи, постоянно избивает и держит в качестве домработника… В общем, история юности царя Давида в чистом виде!
— Сейчас меня заставляют чистить кастрюли на Песах. При этом всем братьям и сестрам родители купили праздничную одежду, а мне вручили в качестве подарка старые брюки! — пожаловался он мне.
— Так в чем дело? — говорю я. — Послезавтра Песах, евреи выходят на свободу. Воспользуйся этим и тоже выйди на свободу!
Дальше, как оказалось, произошло следующее. За праздничным столом этот парнишка украл афикоман (часть средней мацы, которую съедают в конце седера) и незаметно спрятал его под рубашкой. Под конец праздничной трапезы он вышел из дома и побежал к своей тетке, жившей в Нахлаот. Когда пришла пора переходить к афикоману, в доме поднялся страшный шум.
— Где ребенок?! — кричала мать.
— Да плевать на ребенка, афикоман важнее: без него нельзя закончить седер! — отвечал отец.
Тем временем мальчик заявил тетке, что ни при каких условиях не вернется домой и вообще собирается пешком идти в Тель-Авив, чтобы поступить в светскую школу. Женщина с трудом уговорила его отказаться от этих планов, а затем договорилась с сестрой, что мальчика отдадут в такую иешиву, где дается и общее, и религиозное образование. И вот там парень расцвел. Очень скоро он стал одним из первых учеников иешивы, а затем получил стипендию на продолжение учебы в США…
К чему я все это рассказываю? Лет пять назад иду я по Манхеттену и вижу огромный, двухэтажный магазин еврейской музыки. А я, знаете ли, собираю редкие записи корифеев канторской музыки. Так вот, поднялся я на второй этаж, в отдел редких записей, и вижу — посреди зала стоит огромный проигрыватель.
— Если хотите что-то послушать, бросьте доллар в «купат-цдака»! — говорит мне хозяин магазина.
Смотрю я на него — и чудится мне в его облике что-то знакомое. В общем, не буду тянуть резину: несмотря на то, что прошло столько лет, мы друг друга узнали. Сейчас этот человек — владелец самого большого магазина еврейской музыки в Штатах и один из ведущих продюсеров, специализирующихся на организации концертов канторов и певцов на идише.
— А ведь ты сыграл в моей судьбе решающую роль, — сказал он мне. — До сих пор у меня в ушах звучат твои слова: «Послезавтра Песах, евреи выходят на свободу. Воспользуйся этим и тоже выйти на свободу!». Так я вышел на свободу из своего Египта!
Подлинная история Элиягу Твито
— Даже не знаю, что вам рассказать… Есть одна история, на основе которой уже написано несколько рассказов, но я был ее непосредственным свидетелем и потому знаю, что писатели ее несколько укорачивают.
Так вот, расскажу вам все так, как было на самом деле. В те дни, когда я работал в сортировочном отделе Центрального тель-авивского почтамта, в одном из мешков мы обнаружили письмо без марки, на котором вместо адреса было написано: «Ле-Рибоно шель-Олам» («Владыке мира»). Надо сказать, что такие письма без марки и адреса не редкость даже сейчас. Кому только не пишут таким образом! От пророка Элиягу до Мадонны (но не той, которая родила Иисуса, а певице-каббалистке). Но тут дело было перед Песахом, и наш начальник решил письмо вскрыть. Там было написано: «Владыка мира! Моя жена постоянно пилит меня за то, что скоро Песах, а у нас нет денег на праздничный стол. Между тем, как Тебе прекрасно известно, я не работаю. Не мог бы ты послать мне на праздник тысячу шекелей?
С уважением и верой в Тебя и Твои возможности — Элиягу Твито».
На конверте был и обратный адрес — отправитель письма жил в квартале а-Аргазим, а этот район считался одном из самых неблагополучных в Южном Тель-Авиве.
Словом, дальше все как в книжках… Наш начальник решил сделать доброе дело, народу на главпочтамте работает много, так что за пару часов мы собрали тысячу шекелей, обменяли их, чтобы получилось десять 100-шекелевых купюр, и отправили их этому самому Твито.
Ну а теперь расскажу то, о чем никто не написал. Прошел год. Накануне Песаха мы опять находим в неразобранной почте письмо на имя Владыки мира от того же Элиягу Твито из квартала а-Аргазим. В письме говорится следующее: «Владыка мира! Моя жена опять пилит меня за то, что скоро Песах, а у нас нет денег на праздничный стол. Между тем, как Тебе прекрасно известно, я по-прежнему не работаю. Ты мне очень помог в прошлом году. Не мог бы ты помочь мне снова и еще раз послать на праздник тысячу шекелей?
С уважением и верой в Тебя и Твои возможности — Элиягу Твито».
Наш начальник опять стал организовывать кампанию по «совершению чуда», но на этот раз люди давали деньги неохотно, некоторые вообще отказались давать что-либо, так что к концу рабочего дня собрали всего 900 шекелей. Превратили их в девять 100-шекелевых купюр и отправили этому Твито.
Проходит неделя, и мы обнаруживаем в почте новое письмо на имя Владыки мира и сразу видим, что оно все от того же Элиягу. На этот раз в письме было написано следующее: «Владыка мира! Крайне благодарен Тебе за то, что ты второй раз выручил меня в канун Песаха. Однако на израильской почте работают воры, так что из присланной Тобой тысячи шекелей до меня дошло только 900. Не мог бы Ты покрыть недостачу и прислать еще 100 шекелей?
С уважением и верой в Тебя и Твои возможности — Элиягу Твито».
Тут один из моих коллег не выдержал и написал этому попрошайке письмо следующего содержания: «Дорогой мой Элиягу! Я тут подумал: а почему бы тебе не попробовать поработать? Если ты заглянешь на тель-авивский главпочтамт, то сможешь найти там вакансии или в отделе сортировки почты, или в каком-то другом отделе. Больших заработков Я тебе не обещаю, но свои 4 тысячи шекелей в месяц ты будешь иметь, а если не поленишься, то и 6 тысяч.
С любовью и верой в тебя — Твой Бог».
Что вам сказать… Почти месяц после этого письма мы ждали, что Элиягу Твито придет к нам устраиваться на работу, но он так и не появился. Правда, и писем Богу он тоже, видимо, больше не писал…
Крысы и Галаха
— У меня нет истории про Песах, зато я знаю анекдот про этот праздник. Правда, анекдот старый, зато хороший…
Как-то приходит еврей в один из будничных дней Песаха к раввину и говорит:
— Ребе, у меня в доме завелись черти!
— С чего ты взял? — удивился раввин.
— Вы понимаете, вроде мы самым тщательным образом откошеровали дом, вдруг и вчера, и сегодня я вижу на полу в комнате крошки хлеба… Кто же это еще мог сделать, если не черти?!
— А где ты хранишь квасное, которое продал гою? — спрашивает раввин.
— В чулане.
— А в доме есть крысы?
— Ого, и еще какие — размером с кошку!
— Так это крысы и таскают у тебя из чулана квасное! При чем тут черти?! — отвечает раввин.
— Ребе, но что же делать? — спрашивает еврей. — Как мне поступить, чтобы крысы не разносили хамец по кошерному дому?
Раввин задумался, а затем сказал:
— Знаешь что, положи крысам в чулан кусочек афикомана. Так как после афикомана есть запрещается, крысы перестанут есть до конца Песаха.
Поблагодарив раввина за ценный совет, еврей ушел, но спустя несколько минут вернулся.
— Ребе, — спросил он, — а почему вы так уверены, что крысы знают, что после афикомана есть нельзя, и вообще знают Галаху?
— Еще бы им не знать! — ответил раввин. — На прошлой неделе они съели в моем книжном шкафу все тома «Шульхан арух» (кодекс практических положений Галахи)!
Песах в Синае
— Для меня самым памятным пасхальным седером в моей жизни был седер, который я праздновал в 1975 году в Синайской пустыне. В те дни я служил в ЦАХАЛе на старой границе с Египтом, проходившей по Суэцкому каналу. Общий седер проводился для всего батальона, но границу ведь тоже нельзя было оставить незащищенной. Поэтому решено было бросить жребий, кто останется в карауле. Жребий пал на меня и еще на пятерых бойцов. Причем мы должны были находиться на приличном расстоянии друг от друга, так, чтобы следить за всей доверенной нашему батальону линией границы. Перед выходом в караул нам раздали индивидуальные продуктовые пакеты, в которых было все, что нужно для седера, включая пасхальную «Агаду». А среди нас был один религиозный парень. И вот он говорит: «Раз уж мы обязаны всю ночь держать друг с другом связь по рации, то давайте вместе проведем седер!»
Так мы и сделали. Развалились на ящиках с песком и поочередно читали «Агаду». Когда кто-то из читающих решал передать право чтения другому, он сигнализировал фонариком. Тьма вокруг стояла египетская, так что этот сигнал был виден далеко, и потому читали мы «Агаду» и пили свои четыре бокала с каким-то особым чувством. Ну а когда мы запели «Эхад ми йодеа?» («Один — кто знает?!»), рация была уже не нужна: нас было слышно, наверное, за несколько километров.
Понимаю, что ничего особенного в этой истории нет, но она греет мне сердце. Мы, та шестерка «караульщиков», дружим семьями по сей день и, само собой, время от времени встречаемся у кого-то на седере. Но вот с тем надрывом «Один — кто знает?!» нам уже никогда не спеть. Нет, не спеть!
Ностальгия по-настоящему…
Монолог пожилой дамы
— Что вам сказать… Недавно вот получила сообщение, что можно продать хамец по электронной почте. Скажите, куда мы идем?! Для чего из всего делать фарс?! Я помню, как лет тридцать-сорок назад в канун Песаха по Иерусалиму ходили специальные люди, помогавшие продавать хамец. Как правило, это были ортодоксы, но настоящие, глубоко верующие ортодоксы, а не те лицемеры, что сегодня! Помню, как у нас в доме все было уже прибрано, и мать с нетерпением ждала этого гостя, который вместе с ней составлял список, где у нас лежит предназначенное для «продажи» квасное и проводил всю церемонию. Вообще раньше все было по-другому. Вы не представляете, как чувствовалась атмосфера Песаха во всех районах Иерусалима, в том числе и светских! А сегодня хамец, оказывается, продают по электронной почте. Завтра они детей по и-мейлу начнут делать, вот что я вам скажу! Господи, куда мы только катимся?!
Думается, катимся мы все-таки к Песаху. Понятно, что с прошлого года никто из нас не помолодел, а раньше и трава была зеленее, и песни задорнее, и маца кошернее. Но еврейский народ, как и три тысячи лет назад, вновь готовится сесть за стол и надломить «хлеб бедности, который ели отцы наши в Египте». Так было, так есть, и так, хочется верить, будет. И за этим пасхальным столом всегда найдется место и для анекдота, и для семейного предания, и для какой-то занятной истории, которой только предстоит стать преданием…
«Новости недели» — «Континент»