КОГНИТИВНЫЙ ДИССОНАНС ПО-ФРАНЦУЗСКИ. ОТ ПЕРЕМЕНЫ МЕСТ СЛАГАЕМЫХ СУММА НЕ МЕНЯЕТСЯ
Президентская кампания во Франции служит примером характерно европейской разновидности когнитивного диссонанса. Все ведущие кандидаты сформулировали основные положения своей будущей европейской политики — пересмотреть одно, отказаться от другого — которые могут импонировать тем или иным элементам их целевой аудитории, но не будут восприняты «на ура» в Шабли, на первом саммите ЕС после выборов.
Следует ли воспринимать эти декларации как полет фантазии, разыгравшейся в пылу сражения, и не обращать на них особого внимания? Может быть, но не следует исключать вероятность того, что во время избирательной кампании политики, свободные от ограничений, налагаемых должностью, говорят то, что они действительно думают, или, более того, то, что, по их мнению, на самом деле думает народ. И, может быть, они почувствуют необходимость хотя бы попытаться сдержать обещания.
Выборы проходят в трудный момент для европейского проекта. Это должно быть выгодно Марин Ле Пен и Национальному фронту, которые хотят, чтобы вернулся французский франк. Будет ли это сильный франк или слабый — не говорится. Но, хотя беды еврозоны позволяют ей петь довольно красиво, избирателей, готовых присоединиться к хору, пока еще недостаточно.
Пожалуй, важнее та риторика, которую взял на вооружение лидер Левого фронта Жан-Люк Меланшон. На настоящий момент именно ему президентская кампания принесла больше всего политических очков, и в первом туре он угрожает отодвинуть Ле Пен на четвертое место. В таком случае Франсуа Олланду, у которого наибольшие шансы одержать победу во втором, придется заплатить за поддержку Меланшона определенную цену. Меланшон не является глубоким мыслителем в том, что касается европейской политики, но у него есть твердое мнение о Европейском центральном банке, который он хотел бы видеть под политическим контролем. Олланд вряд ли будет выступать с подобными требованиями, но поддерживает идею наделения ЕЦБ двойным мандатом по образцу Федеральной резервной системы, давая при этом приоритет полной занятости — эта идея не так абсурдна, как может показаться. Это будет частью переговоров по пересмотру межправительственного договора, убежденным сторонником которых он является.
Олланд навлек на себя немало критики за свою враждебную позицию в отношении договора, от которой, как считают многие, он в случае своего избрания по-тихому откажется. Интересно, правы ли они, считая идею новых переговоров простым позерством. Ко второму туру выборов во Франции договор будет подписан, но не ратифицирован, и вовсе не очевидно, что еврозона сможет выжить в условиях исключительно фискальных мер экономии и скромного увеличения структурных фондов.
Олланд открыто ставит под сомнение дальнейшую жизнеспособность франко-германского мотора, называемого для удобства «Меркози». Он вслух интересуется тем, действительно ли Франция еще играет в нем какую-то роль. Тем самым он выражает мнение многих во французской администрации — не только в Социалистической партии. Многие в Париже относятся с глубоким скептицизмом к условиям договора. Они опасаются дистанцироваться от немцев, но в то же время еще больше боятся последствий следования их жесткой экономической линии.
Переходим к президенту Саркози. Он заявил, что Франция сократит свой вклад в бюджет Евросоюза, что подразумевает повторение дискуссии о британском вычете. Что еще важнее, он призывает к тому, чтобы Европа «защищала» своих граждан. Подтекст ясен: реакция Европы на кризис должна отчасти заключаться в возведении барьеров — на пути как иммиграции, так и иностранной конкуренции. Теперь французы поддерживают меры по исключению зарубежных фирм из государственных контрактов в тех случаях, когда их страны не дают взаимного доступа, а Саркози заявил, что если Шенгенское соглашение не будет пересмотрено в течение года, Франция выйдет из него в одностороннем порядке.
Последнее обещание может оказаться не столь грозным, как кажется. Процесс пересмотра уже идет, и Франция фактически стоит во главе этого процесса. Но более широкая цель по повышению защищенности европейского рынка может оказаться более угрожающей, если французы будут упорно к ней стремиться — а определившись со своей европейской политикой, они обычно выражаются ясно и недвусмысленно.
Поэтому, кто бы ни победил в мае, Брюссель, Берлин и, собственно говоря, Лондон, ожидают проблемы. Европейской комиссии, за исключением разве что Мишеля Барнье (Michel Barnier), не понравится протекционистский импульс. Немцы будут категорически против пересмотра договора и любых попыток ограничить мандат ЕЦБ. И ни у одного из серьезных кандидатов нет в программе ничего, что бы порадовало британцев. Plus ça change*, как говорим мы в Англии.
The Financial Times
Говард ДЭВИС — профессор Института политических исследований в Париже
rus.ruvr.ru
* Начало французской фразы «Plus ça change, plus c'est la même chose» (можно перевести как «От перемены мест слагаемых сумма не меняется»)