ВЕЧЕН МИР ВЫСОКИХ ИСТИН
К 185-летию со дня смерти Д. Веневитинова
Игорь ФУНТ
Нет! Снов небесных кистью смелой
Одушевить я не успел…
Его имя облечено легендами…
Как, к примеру, сбылось следующее поэтическое предсказание:
Века промчатся, и, быть может,
Что кто-нибудь мой прах встревожит
И в нём тебя откроет вновь… («К моему перстню»)
В 1930 году могила Веневитинова перенесена на Новодевичье кладбище — при эксгумации праха перстень, подаренный княгиней Волконской, был снят с безымянного пальца правой руки поэта и помещён как реликвия в московский Государственный Литературный музей.
Наследие Дмитрия Владимировича невелико — около 40 лирических стихотворений, примерно столько же писем, начало ненаписанного романа, несколько статей, отрывки из переводов — при жизни опубликовано менее 10 стихотворений, 5 философских и критических текстов. Но интерес к его личности и творчеству не угасает.
«Обозрение русской словесности 1829 года» И. В. Киреевского, друга Д.В. по кружку любомудров — первая попытка нарисовать литературный портрет Веневитинова, где дана высокая оценка дарованию молодого ещё совсем поэта, и где «созвучие ума и сердца» отмечено как отличительный характер духа творчества, а самая фантазия его «была более музыкою мыслей и чувств, нежели игрою воображения. Это доказывает, что он был рождён ещё более для философии, нежели поэзии».
За разгадку творческой личности Веневитинова брались многие: М. Погодин (один из членов «общества любомудрия»), П. Полевой, Н. Котляровский (у которого В. — проводник шеллингианства на русскую почву), племянник поэта М. Веневитинов, а также Белинский, Чернышевский, Герцен (который считал, что В. полон «мечтаний и идей 1825 года»); далее — Д. Благой, Л. Гинзбург, Л. Тартаковская: обилие попыток разгадать тайну личности безвременно умершего творца объясняется также и скудностью биографического материала о жизни этого и в самом деле замечательного, дивного юноши, речи которого своей философской отвлечённостью «приводили нас в восторг» (А. Кошелев).
Природа одарила Дмитрия Владимировича Веневитинова самыми разнообразными талантами: он знал латинский, греческий, французский, немецкий и английский языки, учился живописи у художника Лаперша, музыке — у композитора Геништы; увлекался поэзией, философией, переводами, критической работой. Завершив образование в Московском университете, Веневитинов всё время стремился расширить свои познания: стал членом «Общества любомудрия», в котором его участники (В. Одоевский, И. Киреевский, А. Кошелев и другие) изучали философию Шеллинга, интересовались вопросами эстетики и искусства; переводит произведения Окена, Платона («К Платону начинаю привыкать…»), Вергилия, Гёте, Гофмана, размышляет о роли просвещения в России.
Правда, над мудрствованиями любомудров подтрунивали и издевались Пушкин с Кюхлей: «…Вырвись, ради бога, из этой гнилой, вонючей Москвы, где ты душою и телом раскиснешь! — Твоё ли дело служить предметом удивления современным невеждам — Полевому и подобным филинам?» (Кюхельбекер — Одоевскому). «Издевательства» над любомудрами, думаю, суть другой статьи — в основе же их находится, конечно, вечная пушкинская погоня за недостижимым совершенством собственным и друзей, его окружавших… В век гениев, трагический и великий, которого даже и лёгкие упрёки звучат неестественно глупо, все они, творцы, поэты, будучи необычайными самородками, тянулись за Пушкиным, подражая либо противопоставляя себя ему.
К тому же Пушкин с Веневитиновым были в родстве, а это играло большую роль в отношениях, сближая поэтов по-человечески (родственные связи в светском обществе играли большую роль) и творчески:
Но когда коварны очи
Очаруют вдруг тебя,
Иль уста во мраке ночи
Поцелуют не любя —
Милый друг! от преступленья,
От сердечных новых ран,
От измены, от забвенья
Сохранит мой талисман!
Пушкин. «Талисман»
…Но не любовь теперь тобой
Благословила пламень вечный
И над тобой, в тоске сердечной,
Святой обет произнесла...
Нет! дружба в горький час прощанья
Любви рыдающей дала
Тебя залогом состраданья.
О, будь мой верный талисман!
Веневитинов. «К моему перстню»
Да и пылкие взгляды обоих к «царице московского света» кн. Зинаиде Волконской подливали масла в огонь касаемо дружеских подколов. Правда, в отличие от «всеядного», быстро воспламеняющегося, влюбчивого Пушкина страсть В. к Волконской прямо-таки растерзала душу молодого философа, лишила его счастья и покоя и, может, «ускорила раннюю смерть» (биограф Пятковский), что запечатлено в стихах «К моей богине», «Элегия», «Италия», «К моему перстню» и др.
Он высоко оценивает роль поэзии в жизни нарда: «…читай, мечтай — пусть перед тобою завеса времени падёт», «прекрасному предела нет», «поэт — сын богов, любимец муз и вдохновенья», «завидней поэта удел на земли», «доступен гений для гласа искренних сердец», — читаем в стихах молодого поэта. Возвышенно пишет Веневитинов об искусстве скульптуры: «Живы священные памятники человеческих усилий — их не коснулась всё истребляющая коса времени»; живописи: «Чувства человека вполне вылились на мёртвый холст, и мысль о бесконечном сделалась для него понятною»; и музыке: «Чувство жизни разлилось повсюду; всё огласилось звуками радости, и все звуки слились в общую волшебную гармонию».
Важны для понимания отношения Веневитинова к просвещению его критические статьи: о романе «Евгений Онегин»: «Он есть новый прелестный цветок на поле нашей словесности»; и трагедии «Борис Годунов» Пушкина: «Поразительная по своей простоте и энергии, может быть смело поставлена наряду со всем, что есть лучшего у Шекспира и Гёте»; разбор статей Полевого, Мерзлякова, Погодина.
В 1826 году написана статья «О состоянии просвещения в России». Кстати, в том же году Пушкин разработал «Записки о народном воспитании», на которые Николай I отреагировал так: «Просвещение, служащее основанием совершенству, есть правило, опасное для общественного спокойствия!»
И тем не менее именно о просвещении, без которого нет в России «свободы и истинной деятельности», идёт речь в статье Веневитинова. Всякий человек, «одарённый энтузиазмом, знакомый с наслаждениями высокими», стремится к образованию, просвещению, самопознанию: «Самопознание — вот цель и венец человека», — убеждён автор. Ради этого творит художник, одушевляя холст и мрамор, пишет стихи поэт, провозглашающий торжество ума. Такую же цель преследует и человечество, стремящееся к просвещению, то есть к самопознанию той степени, «на которой оно отдаёт себе отчёт о своих делах и определяет сферу своего действия».
Какой степени достигла на сем поприще Россия? — задаёт вопрос автор. Увы, если «у всех народов самостоятельных просвещение развивалось из начала, так сказать, отечественного», то Россия всё получила извне, её просвещение, как и искусство, подражательно, в нём отсутствуют свобода и истинная деятельность.
Россия приняла лишь наружную форму образованности, воздвигла мнимое здание литературы безо всякого основания. В основу нашего просвещения легли «сбивчивые суждения французов о философии и искусстве», которые почитаются законами: «условные оковы» (вроде триединства) и невежественная самоуверенность французов были предметом подражания, а правила «неверные заменялись у нас отсутствием всяких правил».
Кое-кто из литераторов считал, что о развитии просвещения в России говорит всеобщая страсть выражаться в стихах. Тут уж Веневитинов даёт волю своей язвительности: «многочисленность стихотворцев во всяком народе есть вернейший признак его легкомыслия». Ведь «истинные поэты всех народов, всех веков были глубокими мыслителями, были философами, так сказать, венцом просвещения». А нередко «поэтическое чувство» у людей лишь «освобождает от обязанности мыслить, отвлекает от высокой цели усовершенствования», а посему «надобно более думать, чем производить»!
Как же просвещать Россию? Веневитинов предлагает следующую программу.
Во-первых, «опираясь на твёрдые начала новейшей философии, предоставить полную картину развития ума человеческого». Этому должны помочь сочинения писателей, журналы, рассказывающие о теоретических исследованиях, их применении к истории наук и искусств. «Философия и применение оной ко всем эпохам наук и искусств — вот предмет, заслуживающий особенное наше внимание». Во-вторых, должно изучать историю древнего мира, его искусства. Но не следует забывать и собственную историю, собственное искусство: «Дух древнего искусства представляет нам обильную жатву мыслей, без коих новейшее искусство теряет большую часть своей цены».
Ответственность за просвещение России лежит прежде всего на образованных людях, писателях, поэтах и журналистах, «стоящих мыслям наравне с веком и просвещённым миром». К своим молодым современникам Веневитинов обращался с призывом быть полезным народу, посвятить ему «нашу образованность, наши нравственные способности», всем жертвовать ради благоденствия отечества. Это поможет истинному просвещению России, без которого у неё нет будущего.
Веневитинов был убежден: «Жить — не что иное, как творить будущее. Она снова будет, эта эпоха счастья!»
Завидней поэта удел на земли.
С младенческих лет он сдружился с природой,
И сердце камены от хлада спасли,
И ум непокорный воспитан свободой,
И луч вдохновенья зажёгся в очах.
Весь мир облекает он в стройные звуки;
Стеснится ли сердце волнением муки —
Он выплачет горе в горючих стихах.
(1805—1827)