БОР�С СТРУГАЦК�Й: – Я НЕ В�ЖУ РАВНЫХ ГАРР� ГАРР�СОНУ СРЕД� НЫНЕШН�Х

ПАМЯТ� ГАРР� ГАРР�СОНА

«Мало ли в каком обличье выступает катастрофа. Скажем, в обличье двуногих с пистолетами».

Гарри Гаррисону было 26 лет, когда в журнале “World Beyond” появился его первый рассказ “Рок Дайвер” (1951). Уже на следующий год Фредерик Пол включил эту вещь в антологию научной фантастики “Beyond the End of Time”. Это была редкая удача: “антологизируются”, как правило, лишь произведения известных писателей. Так началась литературная карьера Гаррисона, дипломированного художника, работавшего иллюстратором в нью-йоркских коммерческих фирмах и художественным редактором журналов. С тех пор Гаррисон постоянно печатается на страницах распространенных периодических изданий, время от времени попадает в антологии и с I960 года регулярно выпускает отдельными книгами свои романы, повести и рассказы.

Сравнительно быстро завоевав популярность, Гаррисон стал заметной фигурой среди писателей-фантастов США. Можно проследить по библиографическим источникам, как он уверенно вошел в литературу, постепенно накапливал силы, а затем утвердился в научной фантастике как один из признанных авторов. В индексе англо-американских журналов научной фантастики (Index to the S. F. Magazines, 1951-1965) зарегистрировано около 60 публикаций Гаррисона.

Еще недавно Гаррисона называли молодым, подающим надежды писателем, и вот его имя уже упоминается в критических обзорах наряду с Азимовым, Бредбери, Шекли, Саймаком, Полом, Каттнером, Кларком, Уиндемом – виднейшими представителями англо-американской фантастики, чьи имена известны всему миру.
Гарри Гаррисон родился 12 марта 1925 года в Стемфорде, штат Коннектикут.

Мать — Рия Кирьясова (англ. Ria H. Kirjassoff), родилась в Риге. Её отец, часовщик Натан Кирьясов, перебрался в Уотербери (штат Коннектикут) из Петербурга с женой Дорой, тремя сыновьями (Меером, Луисом Соломоном и Максом Дэвидом) и тремя дочерьми (Риа, Беатриса, Роза). Все три сына окончили Йельский университет, а Макс Дэвид Кирьясов (1888—1923) стал дипломатом и, будучи консулом США в Японии, погиб вместе с женой во время землетрясения в Йокогаме.

Отец Гарри Гаррисона — Генри Лео Демпси — был наполовину ирландцем, вскоре после рождения сына сменил фамилию на Гаррисон. Когда он пошёл регистрировать новорожденного, то записал его как Генри Максвелл Демпси, семье сказав, что мальчика нарекли Гарри Гаррисоном. Обнаружилось это лишь когда Гаррисон уже был подростком.

Сам Гаррисон так прокомментировал этот факт: « Очевидно, я единственный писатель, вынужденный использовать в качестве псевдонима собственное имя. Вот такие дела…»

Учился Гаррисон в Нью-Йоркской художественной школе. Семья в ту пору переехала в один из беднейших районов Нью-Йорка – Куинс, причем, часто меняла квартиры. При этом круг общения Гаррисонов составляли в основном кредиторы и алчные домовладельцы, в их среде мальчик не мог найти себе друзей, а в школе его окружали ребята, которым не нравилось, что маленький Гаррисон — единственный ребёнок в семье да ещё и склонный к запойному чтению.

«До двенадцати лет, – вспоминает Гаррисон, – у меня в классе не появилось ни одного приятеля, и я не был принят ни в одну компанию. Одиночество – тогда это слово многое для меня значило. Оставались книги… Сейчас, вглядываясь в телескоп памяти, я уже не уверен, то ли мое домашнее книжное образование поставило мне барьер в контактах со сверстниками, то ли их пренебрежение толкнуло меня в объятия книг. Я совершенно уверен в одном: я не помню то время, когда не умел бы читать».

Публичная библиотека располагалась от дома не близко, и мальчик выработал в себе навык читать на ходу, вовремя поднимая глаза, чтобы ненароком не врезаться в будку или фонарный столб. Правда, те книги, что он проглатывал в читальном зале, не были главным чтением в его жизни – основное время занимала специфическая литература, получившая в Америке устойчивое прозвище “пульпы”. (Pulp fiction, иначе говоря, дешевые издания, отпечатанные на низкосортной бумаге, изготавливаемой из древесной крошки.)

“Пульп”-литература издавалась либо в виде разлетающихся после первого прочтения журнальчиков, отпечатанных на желто-серой шершавой бумаге, либо в виде таких же мимолетных книг -”пейпербеков”. Вне зависимости от жанра, они предназначались для чтения быстрого и безусловно разового. Вестерны, бесконечные детективные сериалы, душещипательные дамские романы, а также все и всяческие религиозные советы, гороскопы и чудодейственные рецепты похудения и достижения успеха в личной и деловой жизни. Все подобные запросы и обслуживала “пульп”-литература.

Во времена гаррисонова детства слово “пульпа” однозначно служило синонимом дурного вкуса, невзыскательности, сиюминутности. Учителя рекомендовали читать совсем иные книги, ученики же, как тому положено от века, поглощали “пульпу”- каждый свою.

Но с наибольшим усердием молодой Гарри Гаррисон поглощал научную фантастику, начав это полезное и перспективное дело лет с семи.

Сразу после окончания школы Гарри Гаррисон был призван в армию, так как началась Вторая мировая война.

В 1943—1946 служил в ВВС США, получил звание сержанта. По собственному признанию в многочисленных интервью, после четырёх лет в качестве инструктора стрельбы возненавидел армию, что получило своё отражение в его романах.

Правда, как вспоминает писатель с благодарностью, нет худа без добра: война кое-чему полезному его и научила.
Первому и самому главному — искусству выживания, которое оказалось очень кстати для начинающего писателя, как и приобретенное в армии умение пить и сквернословить («без этого армейская жизнь не жизнь – везде в известной нам Вселенной»), а также — жизненной стойкости и терпению сносить ежедневную рутинную работу, не ожидая скорой награды.

«Война ограбила меня на три года жизни, не предложив взамен ничего удовлетворительного, и умение сносить подобные выходки судьбы безропотно и философски, упрямо продолжая делать свое дело, совершенно необходимо всякому, кто избрал для себя тернистый путь свободного художника».

Шли месяцы, вспоминал Гаррисон, «хорошо смазанные алкоголем, предоставяемым членам “Клуба 52-20» (демобилизованные участники войны могли рассчитывать на еженедельную минимальную армейскую пенсию в 20 долларов на протяжении года, то есть пятидесяти двух недель, в течение которых полагалось обзавестись постоянной работой.
Найти ее, чтобы спустя месяц снова потерять и опять сесть на пособие, было делом нехитрым, а на пиво 20 долларов в неделю в те годы хватало с избытком.)
Дни летели легко и беззаботно… Однако не прошло и года, как Гаррисон решил взяться за ум и поступить в колледж.

Но судьба будушего писателя-сатирика, как уже говорилось, не дремала, заботливо снабжая его профессиональными мишенями: сначала это была армия, теперь настала очередь колледжа. Потому что Гаррисона угораздило поступить не куда-нибудь, а в некий Хантер-колледж, который до этого был… закрытым женским учебным заведением! Станешь тут сатириком!

За девицами из Хантера студенческая молва закрепила две убойные характеристики: во-первых, необычайно умны, а во-вторых, – страшны как смертный грех.

«Это было как будто перевернутое зеркальное отображение армии, в которой, наоборот, поголовно одни мужики, и все как один – полнейшие кретины».

Добавочным раздражающим фактором стало засилье на первом курсе, кроме умных некрасивых девиц и неотесанных экс-фронтовиков, еще и ловкачей, в свое время «отмазавшихся» от призыва.

Хотя к последним ветеран-вояка Гаррисон относился со смесью досады и зависти: «Я употребляю слово «ловкач», как бывший солдат, а не как записной патриот на гражданке. Для прошедших войну казалось совершенно естественным завидовать и даже внутренне аплодировать всякому, кого, в отличие от тебя, судьба наградила слабым здоровьем или более хитрыми мозгами. Мы даже по мере сил помогали советом будущим симулянтам и сачкам».

Гаррисон не выдержал в колледже и семестра и пустился во все тяжкие, выбрав жизнь «свободного художника», на сей раз в буквальном смысле слова: он принялся рисовать – все что угодно, без разбору, лишь бы платили. Коммерческую рекламу, книжные илюстрации, открытки и визитные карточки; но более всего — комиксы.
Он посещал занятия еще в нескольких художественных школах, трижды в день изучал классику в отделе античности знаменитого музея «Metropoliten»; остальное время почти безраздельно принадлежало комиксам.

Сначала он просто разрисовывал нехитрые сюжеты, сочиненные другими («это здорово помогло мне впоследствии, ибо каждую свою написанную историю я прежде всего видел глазами»), а затем стал их сочинять и разрисовывать одновременно.

� когда нью-йоркский рынок комиксов в очередной раз «схлопнулся», у художника Гаррисона уже была в запасе новая профессия, долго входить в которую не пришлось. Он стал редактировать ту самую «пульпу», благодарным читателем которой был все эти годы.
На протяжении семи лет Гаррисон проработал редактором до десятка научно-фантастических журналов, благо в начале 1950-х они росли как грибы после дождя. Причем, их аномальный рост наблюдался именно в Нью-Йорке, тогдашней неофициальной научно-фантастической столице Америки, неотвратимом магните для всякого пишущего в этом жанре, каким был для художников Париж начала века.

Ну, а где редактор, там со временем и писатель.

С 1955 г. профессиональный писатель: с 1955 года он гордо писал во всех анкетах (там, где следовало проставить место постоянной работы) «free-lancer», иными словами, человек, живущий только на литературные гонорары.

К тому времени Гарри Гаррисон женился на Джоан Мерклер, которая родила ему сына и дочь.

После того, как Гаррисон счел свою карьеру коммерческого художника если и не вовсе провальной, то по крайней мере, недостаточной, он переселился с женой в Мексику. Затем какое-то время жил в Англии, в добром графстве Кент. Потом перебрался в Лондон, оттуда — в �талию, Швецию. После этого неожиданно прикипел душой к Дании, прожив с семьей в старинном каменном доме неподалеку от Оресунда, на берегу Северного моря не один год.
Причудливо-романтическая обстановка стимулировала его творческую фантазию. Здесь он провел несколько лет, деля время между литературными занятиями, деловыми поездками в Лондон, далекими путешествиями (Гаррисон изъездил весь мир), горнолыжными набегами в Норвегию или Швецию.

Живя в Дании, он был соредактором единственного критического журнала по фантастике, выходящего в Лондоне, – «S. F. Horizon». В 1968 году Гарри Гаррисон стал главным редактором «Amazing Stories» – старейшего американского журнала научной фантастики. Гаррисон хорошо знает север Европы, Скандинавию, и не случайно в его фантастике появляются скандинавские мотивы.
В последние годы он жил в �рландии, вблизи Дублина. После смерти жены и из-за ухушения здоровья переехал в дом престарелых близ города Луис в графстве Сассекс.

Гарри Гаррисон являлся активным сторонником языка эсперанто, который использовал и во многих своих романах как язык будущего. Член Всемирной ассоциации эсперанто. В одном из интервью признался что может сказать на 20 языках : «Принесите мне пожалуйста пинту пива». Кроме эсперанто свободно говорил на 7 языках.

Гаррисон проявляет себя в фантастической литературе как талантливый социолог и моралист, по-своему развивающий темы, разработанные многочисленными предшественниками. Зависимость тут двоякого рода – от научных идей и гипотез, порождающих сходные сюжеты, и от произведений уже опубликованных и получивших признание.

Не будучи ученым, подобно Кларку или Азимову, он и не стремится обогащать фантастику какими-то новыми сверх оригинальными идеями. Ему легче отталкиваться от принятых допущений и делать иа них логические выводы. Впрочем, еще надо установить, где кончается подлинное новаторство и начинается интерпретация. Грани здесь очень условны. Даже первые классики – Жюль Верн и Уэллс – нередко использовали идеи своих современников – писателей, которые по разным причинам не стали знаменитостями.

Писатель широкого диапазона, работающий в разных жанрах и в разных областях научной фантастики, он отличается прежде всего необыкновенной сюжетной изобретательностью. Высокий профессионализм, помноженный на прогрессивные устремления, привлекает внимание и к таким произведениям Гаррисона, которые по строгим, но не всегда справедливым критериям следовало бы считать вторичными. Например, в рассказах о роботах Гаррисон сам же ссылается на сформулированные Азимовым «законы роботехники» и умело применяет их в парадоксальных ситуациях, извлекая из темы, выдвинутой первооткрывателем, новые, еще не использованные возможности. Следовательно, речь идет не о простом заимствовании, а о дальнейшем развитии и обогащении плодотворных идей.

То же самое можно сказать о повестях и романах Гаррисона, продолжающих традиции американской приключенческой фантастики. Серьезные писатели относятся с пренебрежением к затасканной космической опере и шаблонному космическому детективу. Гаррисон, мастер авантюрной интриги, обращающий свое творчество преимущественно к молодежной аудитории, старается возродить эти жанры на социально-психологической основе. � если он не очень оригинален в выборе и постановке проблем, то это компенсируется ярко выраженными критическими тенденциями – непримиримым отношением к ущемлению человеческих и гражданских прав, к расовой дискриминации, гангстеризму, религиозному изуверству и т. д.

В фантастических мирах Гарри Гаррисона находит отражение жизнерадостная оптимистическая натура писателя. Преобладающие в его книгах ошеломительные приключения, головоломные интриги, мажорные интонации, счастливые развязки кажутся естественными для такого гармонического характера. � это отличает Гаррисона от большинства его американских коллег. Вместе с тем он остается типично американским фантастом.

Писал Гаррисон много и неровно (приблизительно по две книги в год), пробуя себя в разных жанрах и наряду с произведениями облегченными, «коммерческими», создал серьезные концепционные вещи, в которых органически свойственное ему чувство юмора заглушается подлинным трагизмом. Отсюда – широкий диапазон его фантастики, от традиционных приключений в космосе до «жестоких» рассказов с трагедийным социальным накалом.

С чего начинал Гаррисон и какую проделал эволюцию, показывают его ранние вещи, где авантюрная фабула не несет никакой иной функции, кроме развлекательной. Таков, скажем, космический детектив «Крыса из нержавеющей стали» (1957).
В более поздних вещах замысел заметно усложняется. В повести «Билл – герой Галактики» (1966), представляющей собой очередную разновидность модернизированной космической оперы, изображение галактических войн на социальном фоне далекого будущего перекликается с современными событиями. Галактические короли и империи, конечно, чистая условность. Главное в повести, что придает ей сатирическую остроту и злободневное звучание, — антивоенный пафос, антифашистская направленность.

Неприятием мира насилия и социального неравенства продиктована трилогия о похождениях Ясона дин Альта: «Мир смерти» (1960), «Специалист по этике»(1963) и «Конные варвары» (1968). Ставя своего героя в самые немыслимые и, казалось бы, безвыходные положения, Гаррисон сплетает занимательное динамическое действие с любопытными фантастическими допусками и моральными коллизиями.
Сами же модели воображаемых миров, в которых царят страх и ненависть, отражают в какой-то мере антагонистическую разлаженность общества, в котором жил писатель.

Его миры эмоционально захватывают, их зримо видишь перед собой.

«Я всегда верил в достоверность, – подчеркивает писатель. – Чем проще литературный стиль, чем ближе к основам язык, тем больше читателей получит удовольствие от чтения вашей книги. Вводить техническую терминологию следует, по моему мнению, то лько тогда, когда иного выхода нет. Для себя я открыл прагматическое и весьма эффективное правило: насыщенный действием рассказ, притом скрывающий еще два-три смысловых слоя «ниже ватерлинии», — этого мне вполне достаточно, чтобы выразить все, что хочу. Еще я открыл для себя, что юмор, особенно тот, что называют «черным», позволяет высказать то, что непередашь никаким иным способом. А тот факт, что мои книги переведены на двадцать один язык, — надеюсь, хорошее подтвержение моей способности находить правильный метод общения с читателями».

Несколько цитат из того, что Гарри Гаррисон говорил о себе в разные годы

О том, что поначалу был весьма далек от мысли писать самому…

«На протяжении многих лет, – вспоминает Гаррисон, – мною вообще владело полное безразличие к тому, чтобы стать непременно кем-то, когда вырасту. Подобная неопределенность не раз вводила меня в состояние депрессии и даже привносила чувство вины. Я, вообще, отличался поразительной несобранностью и обычно затевал куда больше дел, чем смог бы довести до конца. Когда-то, еще учась в школе, я почти выбрал себе будущую стезю — свободные искусства; однако отдать предпочтение чему-то одному — живописи или литературе — никак не мог. Дело шло к мысленному бросанию монетки, и она явно падала так, что выходила мне дорожка в художественную школу… Однако планы в ту пору строить было сложно. Мое поколение оказалось поколением призванных: нам требовалось благополучно закончить не колледж, а войну».

Об армии в своей жизни. Демобилизация оказалась весьма болезненным процессом, смысл которого Гарри Гаррисон понял только годы спустя.

«Сейчас мне все представляется совершенно очевидным. За время службы в армии я приобрел множество ценнейших профессий и навыков. Я дослужился до сержанта, был инструктором по стрелковому оружию, крутил баранку на грузовике, присматривал за складом боеприпасов, стал специалистом по управлению турелью, научился грозно клацать карабином, когда меня определили в наряд конвоировать посаженных на гауптвахту, — и приобрел изрядний опыт во многих столь же полезных делах. Я покидал армию, полностью к ней приспособившись. Однако выяснилось, что она совершенно не подготовила меня к возвращению в реальную жизнь, и я так и не смог гладко вписаться в ту единственную роль, которую в свое время выучил на гражданке — роль ребёнка».

О юморе в фантастике

«По-моему, научная фантастика буквально создана для юмора. � если смешных научно-фантастических книг мало, то оттого лишь, что это очень трудно – писать их хорошо. Легко быть несерьезным, а вот смешным — очень трудно. Я, например, когда пишу мрачные футуристические истории, просто впадаю в уныние, и начинаю сочинять что-то смешное, чтобы приободрить себя и, я надеюсь, других. Я хотел бы, чтобы мои читатели расслаблялись и получали удовольствие, чтобы они отвлекались от действительности и улучшали свое пищеварение и настроение при помощи хихиканья и, время от времени, громкого животного смеха. Вот это и есть успех, вот это и есть смысл всех усилий».

О своих литературных воззрениях

«Я написал «Мир смерти» еще и потому, что считал тогдашнюю фантастику слишком напыщенной и абсолютно лишенной действия и развлекательности. Читательская реакция на этот роман, кажется, подтвердила мою правоту. Он неоднократно переиздавался и был переведен на семь языков. Однако спустя годы мои ощущения изменились, и теперь я вовсе не считаю, что действие и яркие краски — это все, что надо. Я стал тратить больше времени, чтобы лучше писать, лучше придумывать, стал уделять больше внимания литературному мастерству…».

«Мне бы очень хотелось , чтобы вы немного расслабились и на время оставили свои повседневные заботы, а если повезет , то и посмеялись бы вместе со мной, умирая от хохота!»

isrageo.wordpress.com