ПРЕДЧУВСТВ�Е СВЕТА

Сергей Асриянц, лидер музыкальной группы METS, как и многие его сверстники, был в юности заядлым битломаном. Песни The Beatles, ставшие свежей струей в спертом воздухе последних десятилетий СССР, сподвигли немало молодых людей, в том числе и Сергея, попробовать выразить себя через музыку. В итоге — двойная жизнь. В одной были институт, профессия и семья, в другой — сочинение мелодий, текстов, концерты и гастроли. Кто-то, возможно, скажет, что все это несерьезно. Но серьезность, как и всеобщее признание, — далеко не всегда критерии настоящего.

— Сергей, простите мою прямоту, но зачем успешному журналисту и отцу семейства еще и какой-то там музы¬кой заниматься?
— Ничего себе — какой-то! Не какой-то, а той самой, которой я заболел еще в 16 лет. Понимаете, в определенном смыс¬ле я и мои ровесники — это потерянное поколение. Все, что нам в детстве по¬казывали по телевизору, вся музыка, которая тогда звучала, воспринималась нами как рвотный порошок. Это был полный отстой, отголоски которого дошли и до сегодняшнего дня. Я имею в виду большую часть нашей отече¬ственной попсы. А весь остальной мир в те годы проживал великую эпоху рок-н-ролла, конец которой нам и удалось захватить. Я помню, как в первый раз услышал Abbey Road. Этот диск вышел в 1969-м, но к нам с дру¬зьями в руки попал только в 74-м.

У моего школьного товарища отец был смотрителем подстанции, и как раз в его сторожке мы и слушали впервые Abbey Road. Заслушали до дыр. Домой ночевать не пришли. Вообще, я был отчаянным битломаном. Помню, мне даже сон приснился, как будто Пол Маккартни приехал в Ташкент и дает концерт на летней веранде в Доме офицеров. Естественно, мы пытались играть битлов, переводили на слух тек¬сты с английского. Сейчас я эти «пере¬воды» вспоминаю — лажа полная… Но знаете, в чем отличительная черта этой музыки? Она была понятна без слов.

— Есть концепция, что СССР развалился именно благодаря «мелодиям и рит¬мам зарубежной эстрады».
— Сто процентов! Определенную роль сыграло, конечно, то, что эту музыку запрещали, поэтому она становилась как бы символом борьбы. Мы также боролись за право носить разноцвет¬ные носки, брюки клеш и длинные волосы. Но главное — это было честно. Мы понимали, что эти люди выходят на сцену, чтобы сказать то, что счита¬ют нужным, а не по указанию сверху, не для того, чтобы получить звание заслуженного или народного. У этой музыки был такой уровень свободы и открытости, что она пронзала тебя насквозь, вытаскивала наружу все, что было в тебе.

— Как в те годы зарубежные пластинки добирались до Ташкента?
— В позднее советское время Ташкент был абсолютно европейским городом. В 1930-е туда ссылали репрессирован¬ных, во время войны — эвакуировали людей, так что, например, во всех таш¬кентских вузах преподавала московско-питерская профессура. У ташкентцев абсолютно чистый русский язык, а устойчиво конвертируемой валютой всегда были книги. Многие люди тогда ездили в заграничные командировки и привозили диски. Отец моего близко¬го товарища, Андрея Абдулова, автора двух замечательных композиций в программе METS, побывал в Англии и привез оттуда пластинку Jesus Christ Superstar. А потом сам сделал замеча¬тельный поэтический перевод. Так что возможности и каналы были.

Вообще, ведь известно, что Москву в некотором смысле «совратили» именно Средняя Азия и Закавказье. Те люди, которые тоннами возили в столицу деньги, фрукты, коньяки, привили москвичам вкус к хорошей жизни. А уж обратно везли пластин¬ки, джинсы, журналы…

— Когда вы сами начали играть?
— Некоторое время я ходил в музы¬кальную школу по классу фортепиано. Ненавидел все это, конечно. Сбегал с занятий через окно. Потом бросил. � стал играть на барабанах. Позже, когда я начал сочинять, появилась гитара. В 8-м или 9-м классе мы орга¬низовали свою группу и назвали ее «Самозванцы». � это название — тоже к вопросу о борьбе и свободе.

— Почему после школы вы не пошли сразу по музыкальной или гумани¬тарной части?
— Учиться той музыке, которую я обожал, было негде. А вот поступить на истфак или журфак — было моей мечтой. Я запоем читал книги. У нас в семье была традиция — всех детей после 9-го класса отправлять на лето гостить в Ереван, к тетуш¬кам. � там двоюродный брат Геворг, убеждая меня выбрать техническую специальность, совершенно серьезно утверждал, что к 2000 году гумани¬тарии будут вообще не нужны. Я по¬ступил в ташкентский институт связи, но продолжал мечтать о журналистике. В 1988 году познакомился с ребятами из «Комсомолки» и в течение месяца ходил в местную редакцию каждый день как на работу, без всяких надежд на что-либо. Мне просто очень хотелось узнать, как там все устроено. Я еще застал верстку с наборными кассами, верстальщиц с черными по локоть ру¬ками. Недели через три ответственный секретарь меня, наконец, спросил: «А вы что здесь делаете?» Удивился ответу и… взял меня своим заместителем, когда освободилось место. Это вызвало у мно¬гих редакционных недоумение: как мог человек с улицы получить такую долж¬ность? В советское время попасть в жур¬налистику было невероятно сложно.

В начале 1990-х у меня появился пер¬вый серьезный музыкальный кол¬лектив. Мы много выступали в клу¬бах, участвовали в рок-фестивалях и были очень известной группой в Ташкенте. В историю вошел кон¬церт, который мы сыграли в 1997-м на крыше 18-этажного здания. Гово¬рят, музыка была слышна даже в пре¬зидентском дворце. Естественно, после этого концерты там запретили. А вскоре я переехал в Москву.

— � вот теперь у вас — группа METS.
— Я долго мучился с названием. На протяжении 10 лет группа называлась The United. А потом вдруг всплыло из памяти армянское слово «мец» — великий, большой, старший. Я был старшим ребенком в семье и меня так называли. Группа METS — моя вторая семья. В нее входит мой соавтор, прак¬тически брат — Дмитрий Микляев. Он совершенно фантастический человек, окончил философский факультет, зна¬ет несколько языков. Сергей Пахотин — великолепный знаток блюза, по¬трясающий гитарист, аранжировщик и, как говорили раньше, наш художе¬ственный руководитель. Бас-гитарист Александр Князев, барабанщик Виктор Милентьев и клавишник Михаил Саушев — профессионалы высокого класса и потрясающие люди.

В 2001-м мы играли каверы в мо¬сковских клубах. Это было неплохо, но скучно. Я убеждал всех, что надо исполнять свое. Даже если ты «в ноль» играешь какую-нибудь вещь Pink Floyd, это всего лишь очередное переживание чужих эмоций. Проще и правильнее наслаждаться оригина¬лом. � я окончательно решил — толь¬ко собственные произведения.

— Недавно вы записали первый диск и сделали это на свои средства. Вам кажется, у вас может получиться большая музыкальная карьера?
— Цель не имеет уровней, она всегда устремлена куда-то в небеса. Было бы замечательно, если бы METS стал большим музыкальным проектом. Знаю, что потенциал у него громадный, надо только дождаться своего времени. Главное — идти не останавливаясь. Но критерий настоящего — не всегда всемирная слава. Есть великие музы¬канты, о которых большинство никогда и не слышало. Спроси на улице, кто такие Майлз Дэвис, Джон Маклафлин или Санни Бой Уильямсон, и 9 из 10 не ответят. Кроме того, музыка не ограни¬чивается одним стилем, что так упорно доказывает нам ТВ, пичкая эфир мил¬лионами однотипных поделок «про любовь». Уверен, будь у талантов шанс, страна бы узнала своих Диланов, Бэков, Уандеров, поющих о том, что болит по-настоящему, а почти всех нынешних так называемых звезд просто смыло бы за ненадобностью.

Я абсолютно уверен в том, что делаю. � с каждым днем все больше людей вокруг начинают верить в меня. Я уже год живу предчувствием — очень скоро что-то случится. Материала написано столько, что пришло время перехода количества в качество. А сколько еще идей, задумок, которые постепенно обретают форму, при¬ближая заветный час!.. Так что я точно знаю: уже совсем скоро появится тот самый продюсер, единомышленник, с которым и закрутится настоящая работа. За более чем двадцатилетнюю историю проекта, существовавшего под разными названиями, пару раз появлялись люди, готовые занять это место, но мало просто иметь деньги и желание. METS — концептуальный и мировоззренческий проект.

— В чем же заключается ваша фило¬софия?
— Представьте: вот вы идете по бес¬конечному коридору, темнота рассту¬пается при каждом шаге вперед — смутно видна лишь недалекая, на рас¬стоянии протянутой руки, перспекти¬ва. В этом маленьком пространстве все и происходит. Все, что мы называем жизнью. Встаем на носочки, пытаемся заглянуть как можно дальше вперед, вытягиваем шею… Ничего, кроме темноты. Оборачиваемся назад, а там видно все на километрогоды. Шаг назад, еще… � вдруг понимаешь: еще одно движение — и все, нет тебя. �с¬пугался, повернул и пошел туда, куда и направлялся, — в темноту… Над головой — потрясающе красивая бездна, и, чтобы наслаждаться зрелищем, надо остановиться и задрать голову, но тогда не получается идти. А идти надо: там, впереди, цель. Никто не знает, какая, но все знают, что она есть. Все, что в наших силах, — сделать вы¬бор: жить прошлым, замереть на месте или двигаться в темноту.

По-моему, так называемая реальная жизнь — это вид наказания. Наши души обречены десятилетиями му¬читься от несовершенства биологиче¬ской оболочки, в которую помещены.

— Но ведь в жизни есть и много при¬ятного.
— Я думаю, что все-таки гораздо приятнее до жизни и после нее. Хотя я уже знаю, что все концепции, которые человек выстраивает для себя, иногда рушатся под напором какого-нибудь одного конкретного события, которого мы не могли себе даже вообразить. Тогда нам при¬ходится свои концепции залатывать с помощью мысли. � это, пожалуй, самый удивительный процесс, кото¬рый происходит в жизни.

— Ваше мировоззрение довольно пе¬чально с точки зрения обывателя. Со¬временные люди хотели бы забыть, что они смертны. Думаете, их взгля¬ды и интересы могут измениться?
— Я в этом уверен. В этом мире все происходит по принципу спирали. Сейчас мы на пороге нового витка. Критическая масса нарастет, и что-то выстрелит. Я пришел к выводу, что каждая темная полоса в жизни — это праздник, потому что за ней обязательно будет светлая. А каждая светлая — в некотором роде трагедия, потому что за ней точно будет темная.

— У группы METS есть свои фанаты?
— Набираются понемногу. Когда-то в клуб, где мы должны были выступать, приехал задолго до на¬чала концерта один парень и сказал: «Наконец-то я вас нашел! А то я долго искал по интернету, где и когда вы бу¬дете выступать». Я тогда пошутил, что теперь у нас есть фан-клуб из одного поклонника. Но сейчас у нас уже есть сайт www.metsworlds.com, чи¬кагская радиостанция «Народная волна» выбрала нашу песню в качестве заставки к попу¬лярной передаче, нас приглашают на телевидение. Но самое удивительное для меня — два концерта в старинном русском городе Верея с населением всего в пять тысяч человек. Там сейчас живет мой одноклассник Сергей Кра¬вец, участник той самой первой груп¬пы «Самозванцы». Он решил рискнуть и организовал нам выступления. Мы собрали полный зал, и это был успех. Люди сидели, слушали и все понима¬ли. Даже те, кто не знал английского.

— Не могу не спросить, почему ваши тексты на английском?
— Я пытался писать что-то на рус¬ском. У меня получались какие-то частушки. Мелодика языка диктует правила. Язык рок-н-ролла — ан¬глийский. Да и традиции, на которых воспитан, никуда не денешь.

— Когда вы отправитесь в свой гастрольный тур, заедете в Ереван? Куда еще планируете поехать с выступлениями?
— Есть несколько «намоленных» мест для любого музыканта — Штаты, Британия, в первую очередь. Где тебя еще оценят по-настоящему, как не на родине той музыки, которая за последнее столетие родила такое количество гениев и продолжает это делать до сих пор! Там же — величайшие продюсеры, звукорежиссеры и студии. Да и живут там нынче миллионы соотечественников, с некоторыми из которых мы росли на соседних улицах — уж они-то не меньшие знатоки и ценители творчества великих, сами когда-то играли и писали музыку, стихи. Впрочем, куда бы ни позвали — поедем, за редким исключением.

Я очень люблю Ереван, и мне бы очень хотелось выступить на исторической родине. Моя проблема, как, думаю, и любого армянина, живущего в диаспоре, в том, что я не ощущаю под ногами земли предков. До сих пор не знаю всех деталей того, как и почему мой дед после революции оказался в Ташкенте. Но я решил и не выяснять этого. Вот встречусь с ним, тогда и спрошу. Если все эти мелочи, имеющие отношение к нашей земной жизни, будут иметь там хоть какое-то значение.

Беседовала Анна Рулевская
Фото из архива Сергея Асриянца
yerevan.ru