ГРУЗ�НО-АБХАЗСК�Й КОНФЛ�КТ: 1992-2012

Сергей МАРКЕДОНОВ

Двадцать лет назад 14 августа 1992 года войска Госсовета Грузии вошли на территорию Абхазии. Начался грузино-абхазский вооруженный конфликт. В результате почти четырнадцатимесячного противостояния было убито около 8 тыс. человек, порядка 18 тыс. человек получили ранения. �з 525 тыс. человек, составлявших довоенное население Абхазии порядка 200 тыс. были вынуждены покинуть свои дома.

Сегодня, через двадцать лет мы можем говорить о том, что данный конфликт помимо базового грузино-абхазского формата (конфликта между бывшей союзной республикой и входившей в него автономией на фоне распада единого государства СССР) имеет, как минимум еще два измерения. Во-первых, это — межгосударственный конфликт Грузии и России, вылившийся в августе 2008 года в отрытое военное противостояние (так называемую «пятидневную войну»). На сегодняшний день эти два государства не имеют дипломатических отношений. В соответствии с Законом Грузии «Об оккупированных территориях» (статья 2) «Автономная Республика Абхазия» рассматриваются, как регион, подвергшийся «незаконной оккупации» со стороны РФ. На территории Грузии действует правительство «Автономной Республики Абхазия», которое признается Тбилиси единственным легитимным органом власти.

Во-вторых, это серьезные внешнеполитические противоречия между США и их союзниками с одной стороны и РФ с другой. «Пятидневная война» спровоцировала самый серьезный кризис в отношениях между Россией и Западом за все время после окончания «холодной войны» и распада Советского Союза. Никогда за период 1991-2008 годы взаимная риторика не была столь отталкивающей и ожесточенной. � сегодня, несмотря на определенное потепление отношений, кавказская геополитика остается той темой, которая противопоставляет Москву с одной стороны, Вашингтон и союзников США с другой. Если российское руководство официально рассматривает Абхазию и Южную Осетию, как новые независимые государства, то американский истеблишмент и лидеры европейских стран настаивают на соблюдении «территориальной целостности Грузии». При этом США и некоторые страны ЕС, как и официальный Тбилиси, используют применительно к Абхазии и Южной Осетии такое определение, как «оккупированные территории». Так на сайте Белого дома в специальном комментарии, посвященном российско-американской «перезагрузке» говорится о том, что «администрация Обамы по-прежнему имеет серьезные разногласия с российским правительством по поводу Грузии. Мы продолжаем призывать Россию прекратить ее оккупацию грузинских территорий Абхазии и Южной Осетии». 29 июля 2011 года Сенат США принял резолюцию в поддержку «территориальной целостности» Грузии, которая содержала требование к России прекратить оккупацию (при этом ее авторами выступили сенатор-республиканец Линдси Грэм и сенатор-демократ Джин Шахин). В 2010-2011 гг. ряд европейских стран (Литва, Румыния), Европарламент, Парламентская Ассамблея НАТО также признали факт российской «оккупации» территорий Грузии.

Между тем, растущее внимание политиков и экспертов к двум последним форматам (понятное в свете событий последних четырех лет) приводит к недооценке первоосновы для его вызревания в период распада Советского Союза. В итоге получается искаженная односторонняя оптика, мешающая адекватному восприятию реальностей. В этой связи представляется наиболее продуктивной равновесное освещение всех трех основных форматов этнополитического конфликта в Абхазии.

Борьба за самоопределение в условиях распада СССР
Динамика грузино-абхазского противостояния в период поздней «перестройки» и сразу после распада Советского Союза стала наглядной демонстрацией парадоксов этнонационального самоопределения в Советском Союзе. Республиканские движения за национальную независимость в союзных республиках считали само собой разумеющимся сецессию. При этом они категорически отрицали такие модели для будущих независимых государств, как федерализм, усматривая в нем своего рода повторение модели Советского Союза и потенциальную сепаратистскую опасность. Отсюда и крайний этноцентризм таких движений, и нежелание видеть в представителях «автономных», а не «союзных» элит своих партнеров и сторонников. В грузинском национальном движении только единицы высказывались за поиск диалога с абхазской элитой, привлечение ее в ряды своих союзников по борьбе за отделение от СССР и построение независимой государственности (�влиан Хаиндрава, Давид Бердзенишвили). Однако их позиция не стала доминирующей. Не лучшим образом сработали и такие спонсоры «национально-освободительного проекта», как представители грузинской теневой буржуазии, не желавшие делиться с представителями «иноэтничного бизнеса».

Ради объективности стоит сказать и о том, что абхазское национальное движение периода заката СССР было во многих чертах зеркальным отражением грузинских диссидентов-националистов и теневых предпринимателей. Однако до военных действий 1992 года у сторон был теоретический шанс договориться. Лишь отказ от компромиссов и жесткая линия с обеих сторон сделали такое соглашение и сценарий наподобие татарстанского или башкирского договора в РФ невозможным. Жестокий характер военных действий, особенно чувствительный для абхазов просто в силу малочисленности их этноса, потерявшего в войну почти 4% всего довоенного населения, сделал невозможным и сосуществование в рамках одного государства. В связи с этим все ссылки на высокий процент браков в советское время (равно, как и рассуждения по поводу того, что будущий лидер Абхазии Владислав Ардзинба защищал свою диссертацию в Тбилиси) не слишком состоятельны. Сосуществование двух национальных элит, грузинской и абхазской, было возможно в рамках советского проекта. Вне его — и вне репрессивных механизмов контроля над настроениями — такое сосуществование стало нереальным. Два проекта Абхазии (грузинский и абхазский) оказались диаметрально противоположными, ибо оба они предполагали не сосуществование, а доминирование одной стороны. Для того чтобы контролировать два противоположных проекта, нужна была бы третья сила, считавшаяся легитимной двумя сторонами. Такой силы ни в 1992 году, ни сегодня, спустя 20 лет, не нашлось. Для Грузии неприемлемой оказывается российская медиация, а для Абхазии посредническая роль Запада (хотя интерес к выстраиванию позитивных отношений с Европейским Союзом у Сухуми совершенно очевиден). Борьба за доминирование неизбежно привела к силовому спору, который не окончился с завершением вооруженного противостояния осенью 1993 года. Попытки «разморозки» конфликта и пересмотра сложившегося статус-кво предпринимались в мае 1998, октябре 2001, июле 2006, августе 2008 годов. Это, если не считать мелкого фола в виде провокаций, обстрелов, похищений.

Российская позиция: сложная эволюция
Уяснение российской позиции требует отказа от шаблонных схем о Москве, как имманентном «имперском центре» и организаторе всех этнополитических потрясений на постсоветском пространстве. Для начала надо осознать, что в августе 1992 года с началом военных действий была разрушена вся железнодорожную логистика, связывавшая Россию с ее стратегическим союзником Арменией. Вряд ли именно это входило в число приоритетных задач Москвы. Не будем забывать и о том, что сама РФ в 1990-х годах испытывала серьезное давление со стороны собственных автономий (Чечня, Татарстан, Башкирия, разраставшийся конфликт между �нгушетией и Северной Осетией, попытки разделения по этническому принципу «двусубъектных республик»), чтобы однозначно вставать на сторону абхазского национального движения. В 1992-1993 гг. Абхазия не имела однозначной поддержки со стороны России. По справедливому мнению политолога Оксаны Антоненко в то время политика РФ по отношению к Грузии и Абхазии была «многополюсной». Абхазская «карта» интенсивно разыгрывалась и двумя центрами силы, боровшимися в условиях двоевластия за доминирование в Москве (Верховный Совет, склонный поддерживать Сухуми и администрация Бориса Ельцина, скорее готовая к взаимодействию с Эдуардом Шеварднадзе). При этом многие представители российского военного истеблишмент рассматривали грузино-абхазский конфликт во многом персонифицировано и симпатизировали абхазской стороне из-за негативного отношения к грузинскому лидеру Эдуарду Шеварднадзе. С деятельностью Шеварднадзе на посту министра иностранных дел СССР российские военные связывали форсированный уход из Германии, сдачу политических позиций в Центральной и Восточной Европе и в конечном итоге распад Советского Союза. В грузино-абхазский конфликт оказались вовлечены и северокавказские республиканские элиты (Адыгея, Кабардино-Балкария), Конфедерация горских народов Кавказа (КГНК), а также вооруженные формирования этнонациональных движений народов Северного Кавказа, неподконтрольные Кремлю и имевшие свои интересы. Включая и антироссийских сепаратистов типа Шамиля Басаева. Во многом «абхазское пробуждение» Северного Кавказа подталкивало Кремль к большей активности по урегулированию конфликта и прекращению противостояния. Как бы то ни было, а говорить о некоей централизованной и последовательной политике России в грузино-абхазском конфликте 1992-1993 гг. не представляется возможным.

Впоследствии, столкнувшись с чеченским сепаратистским вызовом, Москва первоначально поддерживала намерения Тбилиси по восстановлению территориальной целостности Грузии. Россия в 1994 году осудила Абхазию за принятие Конституции (оно было названо «опрометчивым шагом»). После начала первой антисепаратистской кампании в Чечне Россия 19 декабря 1994 года перекрыла границу с Абхазией по реке Псоу. Еще через месяц, 19 января 1996 Совет глав государств СНГ при решающей роли Грузии и России принял решение «О мерах по урегулированию конфликта в Абхазии, Грузия», в котором было провозглашено прекращение торгово-экономических, транспортных, финансовых и иных операций с непризнанной республикой. После того, как Тбилиси заявил о введении таможенного и пограничного контроля на абхазской территории, Москва заблокировала порт Сухуми для входа и выхода всех иностранных судов. В 1997 году М�Д России предложил для Абхазии формулу «общее государство» в границах бывшей Грузинской ССР. Она была прописана в проекте нового «Протокола о грузино-абхазском урегулировании». Благодаря интенсивной «челночной дипломатии» тогдашнего главы М�Д РФ Евгения Примакова состоялась личная встреча между Эдуардом Шеварднадзе и Владиславом Ардзинбой. Однако в 1997 году компромисс не был достигнут.

Российские позиции претерпели существенные изменения, начиная с 1998 года. Этому способствовали попытки грузинского руководства в одностороннем порядке без учета интересов РФ силой изменить сложившийся статус-кво и «разморозить конфликт». Такие попытки были предприняты в мае 1998 года в Гальском районе. После поражения России в первой чеченской кампании изменилась позиция официального Тбилиси по отношению к руководству сепаратистской �чкерии. В 1999-2000 гг. Москва существенно ослабила режим санкций против Абхазии (но окончательно отменила их только в марте 2008 года). Началась раздача российских паспортов заграничного образца для жителей Абхазии, что вызвало крайне негативную реакцию Тбилиси, и было расценено, как «ползучая аннексия» грузинской территории. В начале 2000-х годов резко ухудшился и общий контекст российско-грузинских отношений. В декабре 2000 года Россия ввела въездные визы для граждан Грузии (в марте 2001 года завершился т.н. «адаптационный период» для перехода к новому принципу пересечения границы). Двусторонние отношения серьезно отравляла неконструктивная государственная риторика. Но даже она не помешала поискам прагматических «развязок». Встреча президентов РФ и Грузии Владимира Путина и Эдуард Шеварднадзе в Сочи в марте 2003 года была попыткой вернуться к конструктивному мирному процессу. По итогам сочинской встречи были подписаны Соглашения, предполагающие создание трех рабочих групп: по возвращению беженцев (первоначально в Гальский район), восстановлению железнодорожной линии Сочи-Тбилиси через Абхазию и обновлению �нгури ГЭС. Однако последующее ухудшение российско-грузинских отношений, начиная с 2004 года («разморозка» конфликта в Южной Осетии), сделало реализацию этих договоренностей невозможной. А попытка «разморозки» конфликта в Абхазии в июле 2006 года (ввод подразделений МВД Грузии в верхнюю часть Кодори и формирование там прогрузинской администрации) и вовсе поставила на них жирный крест, предопределив и скатывание к военному сценарию в 2008 году.

Запад и Грузия: скороспелое признание
Разговор о роли Запада в динамике этнополитического конфликта в Абхазии не следует сводить к личной поддержке Михаила Саакашвили. Многие изъяны американских и европейских подходов сформировались еще в период «холодной войны», когда любое национальное движение, действовавшее против СССР, зачастую без учета многочисленных деталей и нюансов определялось, как демократическое. Так было не только в случае с Грузией. Но в грузинском контексте появление Эдуарда Шеварднадзе, имевшего репутацию одного из «крестных отцов» «нового мышления», сыграло свою отрицательную роль. Ему простили и приход к власти неконституционным путем без всякой выборной процедуры, и незаконченные военные противостояния внутри страны, и сложные межэтнические конфликты. � сегодня, через двадцать лет ускоренное признание Грузии в границах Грузинской ССР и ее прием в ООН и в другие международные структуры без выдвижения всяких предварительных условий кажется серьезнейшей ошибкой. По справедливому замечанию британского специалиста Джорджа Хьюитта, «Западу следовало бы поставить условия перед Госсоветом Грузии: “Остановите войну в Южной Осетии и в Мегрелии. Покажите нам, что Вы можете разрешать ваши проблемы с абхазами (и, конечно же, с другими этническими меньшинствами республики) мирно.

� получите демократическую легитимацию посредством выборов! Только если Вы сможете удовлетворить всем этим требованиям, Грузия может быть признана Европой. � только тогда Европа и США смогут установить дипломатические отношения с Грузией. Только тогда Грузия может получить допуск в МВФ, Всемирный банк и в ООН”. Увы, но ни один из этих шагов не был предпринят и, таким образом, любая возможность сдержать эксцессы в отношениях между Тбилиси и этническими меньшинствами была отброшена опрометчивыми действиями в марте 1992 года. В большей или меньшей степени, но Грузии предоставили карт-бланш в том, чтобы делать то, что она пожелает в пределах признанных на международном уровне границ. Ей также обеспечили ей понимание, что страны, которые признали ее независимость, будут в дальнейшем защищать право Тбилиси действовать по его уразумению в своих “внутренних делах” и гарантировать территориальную целостность страны перед лицом сепаратистской угрозы». В итоге Грузия получила чаемое членство в ООН 31 июля 1992 года, а уже через 15 дней начался вооруженный конфликт в Абхазии, последствия которого до крайности актуальны и сегодня, двадцать лет спустя. Во многом из-за того, что уроки двадцатилетней давности не были изучены и проанализированы должным образом.

Сергей МАРКЕДОНОВ — приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон