АПОФ�ГЕЙ НЕПРАВОСУДНОСТ�

Насладился приговором по делу «пуссек». Ранее уже высказывался, пожалуй, первым из юристов о самом деле и о приговоре. Напомню суть моей позиции. Певуньи-феминистки вторглись в храм Христа Спасителя, взобрались на амвон, пошумели, подвигали конечностями, хотели спеть песню в жанре панк-молебна Богородице, чтобы прогнала Путина, спеть не удалось: из храма их выдворили, а песня была затем выложена в интернете.

Такие поступки не приветствует не только общественная мораль, но и право. Действия Толоконниковой со товарки прямо описаны статьей 5.26 Кодекса об административных правонарушениях: «Оскорбление религиозных чувств граждан либо осквернение почитаемых ими предметов, знаков и эмблем мировоззренческой символики». Есть в этом кодексе еще одна статья — «Мелкое хулиганство». В принципе тоже подходит. Но она носит более общий характер, наказывая за разного рода действия, нарушающие общественный порядок, а в юриспруденции есть правило, что при конкуренции специальной и общей норм применению подлежит специальная.

Но этот правовой принцип имел бы значение, если бы следствие и суд намеревались соблюдать закон. Задача же изначально была поставлена другая — вместо реально существующей административки создать уголовку. Песня уж больно дерзкая. Путина обижает, патриарха Кирилла оскорбляет. А в Административном кодексе наказание всего-то штраф в 10 минимальных размеров оплаты труда, или 15 суток ареста. Не годится. Требуется посадка — не на сутки, на годы. «Чтобы знали все, что закаяно...» (А. Галич). Но для реализации замысла недостаточно хулиганство мелкое признать грубым. Потребно оскорбление религиозных чувств превратить в мотив религиозной ненависти. А как ты это сделаешь, если в песне ни слова против православия, вообще против христианства? Сильно надо постараться. � вот обществу представлен конечный продукт совместных усилий следствия и суда.

Если скажу, что впервые сталкиваюсь с неправосудным приговором, — заслужу репутацию лицемера. Всякого навидался и нахлебался с нашим судом, застрявшим в обвинительном уклоне. Но приговор «пусськам» меня потряс смесью очевидного непрофессионализма и полного пренебрежения канонами судопроизводства.

Обычная технология изготовления тенденциозного приговора проста. Вся мотивировка сводится к двум фразам: «Показания подсудимых суд расценивает как неправдивые, преследующие цель уклониться от уголовной ответственности» и «К доказательствам, представленным стороной защиты, суд относится критически». Доказательства ведь оцениваются судом по внутреннему убеждению. Вот на него и делается упор. Все эти наработки советского еще правосудия в приговоре присутствуют. Не удивило меня и практикующееся последние годы привлечение в помощь заказному обвинению акта лингвистической экспертизы, нужда в которой полностью отсутствует. Порадовало, правда, что нужных экспертов найти удалось только с третьего захода. Первые две группы лингвистов заупрямились и белое черным признавать не стали. А в состав третьей группы был введен юрист. Судя по всему, «в штатском». � текст заключения вышел вовсе не лингвистический, а сугубо юридический (с. 25 приговора). Ставить перед экспертами правовые вопросы в уголовном деле нельзя. Но если очень хочется, то, оказывается, можно. Закон, конечно, побоку. Но зато неправосудный приговор получает подпорку также и в общественном мнении: уважение к науке у людей какое-никакое всё же осталось. А то, что перед нами вовсе не научная экспертиза, а профанация специальных познаний, — человек, в праве несведущий, сразу и не распознает.

Приговор певуньям-феминисткам заключение третьей экспертизы полностью продублировал. Вот тут-то и начинается самое интересное. Великое всё же дело — гласность, свобода распространения информации. Событие в ХХС и песня «Богородица, Путина прогони» стали известны едва ли не многим сотням тысяч пользователей интернета. Панк-молебен насыщен политикой, религия в нем не порочится. � никакие эксперты не в состоянии внушить людям, что певуньи руководствовались ненавистью к православной вере.

В такой весьма неприятной для себя ситуации суд совершает роковую ошибку — он пытается обосновать свой заведомо неправосудный приговор и терпит сокрушительное фиаско. Песня убирается в сторону — ее содержание никакой мантрой «ненависть, ненависть, ненависть…» не отобьешь. Религиозную ненависть суд тщится извлечь — надо же додуматься! — из того факта, что спеть ее «пусськам» в храме не удалось. Помешали, подключить аппаратуру не дали, из храма выдворили.

� вот уже находившиеся в храме прихожане и охранники дружно дают уникальные показания, что в действиях «пуссек» «политических мотивов не было» (с. 7,15), т.е. свидетельствуют о том, чего наблюдать не могли, если, конечно, им было не дано чудесным образом проникнуть в психику и читать мысли.

Но это негатив — чего не было. А ненависть и вражда чем подтверждаются? Пожалуйста, получите позитив: «Все действия подсудимых и неустановленных соучастников явным и недвусмысленным образом выражали религиозную ненависть и вражду, что выразилось в поведении, противоречащем общественным нормам поведения в православном храме. Действия подсудимых глубоко оскорбили и унизили чувства и религиозные ориентиры потерпевших» (с. 34). Суд творит откровенный произвол, попирает принцип правовой определенности. Получается, одни и те же действия можно квалифицировать и по Административному и по Уголовному кодексам. Безосновательно. Как вздумается следователю и судье или применительно к властному заказу. Более того, создан опаснейший прецедент: теперь можно пришить уголовку любому, кто нарушил «общественные нормы поведения в православном храме».

� всё же: как-то очень неконкретно о ненависти и вражде. У кого, к кому? Ответ дает следующий пассаж из приговора:

«Суд приходит к убеждению, что действия Толоконниковой Н.А., Самуцевич Е.С., Алехиной М.В. и неустановленных лиц унижают и оскорбляют чувства значительной группы граждан в данном случае по признаку отношения к религии, возбуждают у них ненависть и вражду, тем самым нарушают конституционные устои государства».

Перечитал несколько раз, подергал себя за ухо. Вон оно как! Сразу не догадался. Оказывается, по приговору преступление «пуссек» состоит в том, что, унижая и оскорбляя чувства верующих, они возбуждают у них, этих самых верующих, ненависть и вражду. К кому? Двух мнений быть не может, к тем, кто их унижает и оскорбляет, т.е. к самим себе. Концы с концами не сошлись. Саморазоблачение сочинителей приговора — не убежден, что он писался одной г-жой Сыровой, — состоялось.

Представьте себе, сей абсурд, еще не венчает приговор. Подлинный шедевр впереди. Читаем: «Ненависть и религиозная вражда со стороны подсудимых проявлялась и в ходе судебного заседания, что было видно по реакции, эмоциям и репликам подсудимых в ходе допроса потерпевших и свидетелей».

Когда слушал трансляцию в интернете, не поверил своим ушам. Когда читал, отказывался верить своим глазам. Считал, что такого не может быть, потому что не может быть никогда. Сказать, что суд грубо нарушил закон — значит ничего не сказать. Признавать поведение подсудимых на суде доказательством их виновности в предъявленном обвинении уголовно-процессуальное право категорически запрещает с момента возникновения современного судопроизводства, т.е. уже более двух веков. Элементарная юридическая грамотность не позволяла суду ссылаться на поведение подсудимых как обвинительную улику в самых что ни на есть расправных, фальсифицированных делах. Поэтому ссылку в приговоре на поведение подсудимых в ходе процесса как подтверждающее обвинение иначе как чудовищным попранием основ уголовного процесса назвать не могу. Перед нами чистое ноу-хау — побег с территории законности.

По приговору плачут такие основания отмены, как «выводы суда не подтверждаются доказательствами, рассмотренными в судебном заседании» и «неправильное применение уголовного закона».

Беда страны — низкое уважение к суду. Но суд — попирающий закон, не заслуживает уважения. Он заслуживает презрения. Это не суд. Это косметика.

Генри РЕЗН�К,
президент Адвокатской палаты г. Москвы

"Новая газета" — "Континент"