БОР�С ЮД�Н

Прозаик и поэт Борис Юдин живет в Нью-Йорке. Автор нескольких книг и многочисленных публикаций в периодической печати США, России, Канады, Германии, Дании, Финляндии и других стран.

М�Н�АТЮРЫ �З Ц�КЛА "Л�ШН�Е"

В обеденный перерыв рабочие собирались в бытовке. Ломти хлеба, розовеющее сало, охристость домашних котлет, стыдливость обнажаемых варёных яиц, изумрудная плоть огурцов и рубины помидоров, запах чеснока, луковые перья и тёплая водка, бесконечные разговоры о том, что всё не по уму, не путём и не по-хозяйски.

�з соседнего цеха приходил коренастый мужик с глазами, подпорченными базедовой болезнью.
Все знали, что он — суперзвезда.
Мужик выпивал гранёный водки и деловито съедал стакан.
Недоверчивые лезли ему пальцами в рот, обнажая окровавленные дёсны.
— Это не ради водки, — объяснял мужик, — Это ради искусства.
Он любил искусство в себе.

* * *
Тяга к художественному слову появилась у него ещё в институте, когда он написал едкую эпиграмму на декана факультета и вывесил её в курилке.

Но по-настоящему он начал сочинять стихи только когда вышел на пенсию. Буквально за неделю он написал десяток коротких и выразительных стихотворений. Но о публикации даже в местной газете и речи быть не могло, потому что каждое третье слово в его стихах было матерное.

— Я пишу для народа понятным народу языком, — объяснял он жене. — Мои произведения подлинно народные, поэтому, как творец, я обречён на непонимание власть имущих.

Он долго думал о том, как поступить, чтобы его жгучее слово дошло до людей. Ситуация была на первый взгляд тупиковая. Можно было напечатать листовки, можно было выпустить собственную газету, в конце концов, издать за свой счёт книгу небольшим тиражом. Но всё это было дорого и не давало гарантий, что люди обратят внимание на виртуозные поэтические строки.

� однажды его осенило. Он взял фломастер, пошёл на вокзал в общественную уборную и начертал на стене короткое язвительное стихотворение, бичующее ворюг-демократов.
После этого в жизни и творчестве появился смысл. Он ежедневно по утрам объезжал городские уборные, где и оставлял на стенах свои великие строфы.
— Вот это и есть настоящая культурно-просветительская работа, — хвастался он жене. — Это тот случай, когда человек, отправляя свои физиологические потребности, одновременно приобщается к высокому.

Всё это было хорошо и воодушевляло. Плохо было то, что в городе общественных уборных было всего ничего. Тогда он начал посещать уборные в учреждениях и ресторанах.
� всё же этого казалось мало.
Но он нашёл выход: стал ходить в женские туалеты. Он был осторожен, хитёр и неуловим. Но однажды нарвался. Он не успел дописать первую строфу на стене женской уборной бывшего колхозного рынка, как у двери послышалось:
— Попался, старый козёл!

Били его долго и жестоко.
Выйдя из больницы, он с ужасом обнаружил, что муза его покинула. Он не только не мог писать, но и не мог вспомнить ничего из уже написанного.
Муза упорхнула, но зато появился аппетит. Теперь он днями сидит на диване, тупо глядит в одну точку и непрерывно ест.

* * *
Ранним утром она приходит на своё место возле рынка. Там место бойкое, и товар расходится быстрее. Она здоровается, узнаёт новости, согласовывает цены и становится у тротуарного бордюра. Двое мордатых «быков», крышующие торговок, следят за порядком и предупреждают, когда приближаются менты. Торгующие называют их «звери»: они строги и беспощадны. Но она щепетильна в расчётах, и поэтому её ни разу не били.

Она торгует контрабандными сигаретами.
Зачем ей это надо, она и сама не знает. У неё неплохая пенсия, дети устроены и регулярно навещают её. Приезжая, они привозят продукты и что-нибудь из одежды. Продукты она съедает, а одежду продаёт. Зачем ей столько? Ей свою не сносить.

К вечеру она, купив бутылку поддельной водки, приходит домой. После душа садится к столу, пересчитывает заработанные деньги и прячет их в металлическую коробочку от печенья. Туда, где спрятан листок бумаги с распоряжением о её похоронах.
Закончив дела, она готовит незамысловатый ужин. Ставит пластинку с комсомольскими песнями и незаметно для себя самой опустошает бутылку.

Потом она раздевается догола и подходит к трюмо. Тело у неё ещё крепкое. Возраст выдают морщины на лице и шея, похожая на черепашью.
Налюбовавшись собой, она начинает извиваться в диком языческом танце.
Бывшая первая леди города.

Публикация подготовлена Семёном Каминским.