ОЗАБОЧЕННАЯ АМЕРИКА
«Поиск счастья — один из главных источников несчастья». Эрик Хоффер
Как только в Америке рождается ребенок, его родители принимают на себя неявное договорное обязательство отвечать на любые вопросы, касающиеся надежд на будущее их маленького отпрыска, словами: «Мне все равно, лишь бы он был счастлив» (добавление «в Гарварде» подразумевается, но не произносится).
В Америке счастье стало высшей целью любого трудяги. Его ценят больше, чем профессиональные достижения и социальный успех, семью, дружбу и даже любовь. Одно лишь упоминание о нем может минимизировать достижения других людей («Ну что ж, у нее отличная работа и великолепный муж, но счастлива ли она?») и лишить блеска наши собственные.
Всепоглощающее и неослабевающее стремление к счастью характерно для американцев, представляя собой ежедневное практическое применение Декларации независимости. Но вместе с тем этот неуловимый Макгаффин создает нацию невротиков. Будучи самой богатой страной в мире, Соединенные Штаты, по данным Всемирной организации здравоохранения, также являются самой озабоченной, сильно опережая все остальные: почти треть американцев в тот или иной период своей жизни страдает проблемой беспокойства. Тревога, возникающая у американцев в довольно раннем возрасте, имеет место не только вопреки общенациональной гонке за счастьем, но и, пожалуй, благодаря ей.
Будучи британкой, живущей в Соединенных Штатах, я четко понимаю культурное отличие между отношением к счастью здесь и «дома». Томас Джефферсон знал, что делает, когда писал строчку о «стремлении к счастью». Это была великолепная пощечина его угнетателям с другого берега, избегающим радости. У британцев эта тема вызывает неловкость: идея «и жили они долго и счастливо», как правило, не служит им ориентиром. Дело не в том, что мы не хотим быть счастливыми, просто кажется, что обсуждать это как-то неприлично, а гнаться за счастьем — унизительно. Примерно как позвонить человеку сразу после первого свидания и спросить, нравишься ли ты ему.
Свидетельства этого отличия повсюду. Завяжите мне глаза и прочтите статусы моих друзей в Facebook, не называя их имен, и я скажу вам, кто из них американец, а кто — британец. Американцы вешают ссылки на вдохновляющие сюжеты и блоги о воспитании детей, полные жизненных уроков (британские блоги о воспитании полны отчаяния и какашек). Мои американские друзья пишут ободряющие реплики друг для друга и часто для самих себя, а статусы британского контингента обычно представляют собой вариации на тему «Все это бред».
Эту мысль подтверждают даже Олимпийские игры в Лондоне. Церемония открытия, обычно служащая помпезной демонстрацией самоуверенности, стала, благодаря актерам, изображавшим суфражисток и профсоюзных деятелей, главным образом прославлением инакомыслия или, выражаясь менее выспренне, недовольства. Однако этот подход к национальной гордости окольным путем позволил англичанам пережить краткий и беспрецедентный прилив радостной позитивности, продолжавшийся ровно столько же, сколько и Игры. На протяжении трех недель я не могла отличить статусы моих британских друзей в Facebook от статусов американцев.
Разумеется, это преображение не было абсолютным. Каждый, кто просмотрел хотя бы несколько минут олимпийских репортажей Би-би-си, заметил бы, что среднестатистическому британцу мучительно неловко выговорить фразу «надежды и мечты», которая с легкостью слетает с американского языка. Наша королева, несмотря на то, что весь стадион, исполняя гимн, желал ей счастья и славы, так и не сумела выдавить из себя улыбку, мрачно глядя сквозь очки и крепко держась за сумочку, словно боялась ограбления.
Цинизм — фирменная черта британцев. Когда счастье выпадает на нашу долю, мы не имеем к этому ни малейшего отношения; оно такое же незаслуженное, как наследственное пэрство. Между тем, в Америке счастье — это труд. Тяжелый кропотливый труд, цель, к которой идут через мотивационные семинары и визиты к психотерапевту, медитации и книжные лавки в аэропортах. Для левых есть йога, для правых — Иисус. Но покоя нет ни для кого.
Во всей этой движухе есть что-то безрадостное. Я живу в Калифорнии, где размещается штаб-квартира Великого американского поиска счастья. На доске объявлений в кафе, где я пишу, размещаются рецепты счастья: медитация «маум», TransDance, тренинги «чод» и, что самое странное, потребление волчьего молозива. Посетители с серьезным видом записывают номера телефонов, хотя, если верить статистике, то материальное благополучие им бы скорее дало вступление в Республиканскую партию.
Как правило, люди, «стремящиеся к счастью», не выглядят очень счастливыми. На первом и единственном занятии по йоге, на котором я была вскоре после приезда в Соединенные Штаты, можно было физически ощутить напряженность и несчастье. И это разумно, ведь тот, кто уже чувствует себя счастливым, вряд ли стал бы потеть в спортивном зале, добровольно принимая неудобные положения. Скорее счастливый человек занялся бы чем-нибудь приятным на свежем воздухе, например, выпил бы в парке.
С момента переезда в Штаты чуть больше года назад я разговаривала о своем счастье больше, чем за всю предшествующую жизнь. Эта тема всплывает в разговоре с молодой мамой, с которой мы только что познакомились в парке, качая детей на качелях; с мужчиной, стоящим за прилавком с рыбой в супермаркете; с моим спортивным инструктором и нашей няней, которая приходит укладывать нашего сына, вооруженная брошюрами о счастливом нудистском курорте в Северной Каролине. Если британский подход к счастью опустошает своим негативизмом, то американский может спровоцировать иссушающую тревогу. Первоначальное ощущение перспективы и надежды соблазнительно, но вскоре оно уступает подтачивающему чувству неадекватности. Счастлив ли я? Достаточно ли счастлив? Так же счастлив, как все остальные? Могу ли я сделать больше для своего счастья? Даже обычное довольство кажется неудачей на фоне Счастья с большой буквы. Цель столь неуловима и труднодостижима, что невозможно установить, когда она достигается, а это прямой путь к неврозу.
Счастье должно быть следствием счастливого случая, побочным продуктом хорошо проживаемой жизни, а стремиться к нему в вакууме довольно бессмысленно. Это подтверждают и статистические данные, довольно унылые. Наиболее вероятным покупателем книги из серии «Помоги себе сам» является человек, купивший аналогичную книгу за последние полтора года. «Всеобщее социальное исследование», важный барометр состояния американского общества, показывает, что уровни счастья мало изменились с 1972 года, когда начались опросы на эту тему. Ежегодно, с примечательным постоянством, порядка 33 процентов американцев сообщают, что они «очень счастливы». Это немало, но удивительно, что эта цифра практически не меняется, что на нее никак не влияет всплеск интереса к восточной медитации, евангелическому христианству, Тони Роббинсу, Гретхен Рубин или естественному родительству. При всех усилиях, вкладываемых американцами в счастье, они вовсе не становятся счастливее. Поэтому неудивительно, что сам поиск стал источником тревоги.
Это подтверждает мой собственный опыт. Даже с корректировкой на эмоциональную открытость мои американские друзья явно не счастливее, а во многих отношениях — беспокойнее британских. Для тех, кто любит подтверждать свои опрометчивые заявления бессмысленными цифрами, скажу, что Британия неизменно оказывается выше Штатов в международных рейтингах счастья, хотя та умственная гимнастика, что требуется для постижения реального отличия между, скажем, 74-м и 114-м местом в мировом хит-параде счастья — вероятно, не самый лучший способ распорядиться собственным временем.
Итого: несмотря на восхитительную погоду и великолепные пейзажи, калифорнийцы, вероятно, менее счастливы и более беспокойны, чем жители Гримсби. Может быть, им и не стоит так гнаться за этим счастьем?
Рут УИППМАН (Ruth Whippman), The New York Times
rus.ruvr.ru
Автор — писательница и кинорежиссер-документалист. Ее материалы публиковались в Guardian и Huffington Post, кроме того, она является постоянным блогером Independent