ВИКТОР БЕРДНИК

ВИКТОР БЕРДНИК

Читатели "Обзора" уже хорошо знакомы с рассказами Виктора Бердника — прозаика, автора романа «Между двумя континентами», вышедшего в Москве, а также многочисленных публикаций в русскоязычных изданиях «Панорама» (Лос-Анджелес), «Слово/Word» (Нью-Йорк), «Побережье» (Филадельфия), «Эдита» (Германия), «Наша Канада» (Торонто) и в литературных журналах России. Живет в Лос-Анджелесе.

СУМКА
Каждый раз, когда в ночное небо Лос-Анджелеса восходит полная луна, Сеня невольно вспоминает землетрясение, случившееся здесь шестнадцать лет назад. Ему довелось стать его очевидцем. Землетрясение было довольно крупным и, судя по сообщениям всеведущих телевизионных комментаторов, его сила в эпицентре составляла почти семь баллов по шкале Рихтера. Ого! Вот и я говорю то же самое, — однако. Ну и приключеньице на бедную Сенину голову. Естественно, он, как человек везучий на всякого рода происшествия, оказался не где-нибудь сбоку припёку, а в самом эпицентре. Ну, а куда же ещё судьба поместит того, кто так настойчиво и неосмотрительно восхищался вслух потрясающим климатом южной Калифорнии? Видать, в раю долго не задерживаются. Хотя, по мнению самого Сени он оказался в эпицентре землетрясения совершенно неспроста. Его домыслы уже давным-давно переросли в твёрдую уверенность, что произошло это с ним по причине, отнюдь, не странной, а даже очень объяснимой.

В ту памятную ночь тоже светила полная луна. Её сумеречный блеск, почти незаметный в ярко освещённом городе, окрасил всё вокруг синевато-белыми бликами уже буквально через минуту после первых подземных толчков. Мгновенно погасли уличные фонари, обесточенные как по команде, и в наступившей полутьме лишь слышался какой-то апокалипсический подземный гул да звон бьющегося оконного стекла. Пожалуй, в последнем звуке как нельзя остро сосредоточены характерные признаки природных катаклизмов. Как, наверное, и социальных потрясений тоже?.. Такой звук всегда внезапно разрезает напряжённую тишину, и сразу же осознаёшь, что происходит непоправимое.

Тряхануло изрядно. Настолько, что у Сени моментально прошёл сон и с той же скоростью в сознании проснулся инстинкт самосохранения. Это первобытное чувство, сводящее на нет систему ценностей цивилизованного человека, как-то разом перечеркнуло все Сенины прошлые заботы. И стало ему вдруг совсем неважно богатый он или бедный, фартовый или неудачник, а ноги сами собой понесли его к двери. Как любой житель Калифорнии, Сеня с первого дня пребывания в Золотом штате зарубил себе на носу, что дверной проём — самое безопасное место в доме и когда начинает содрогаться земля, шансов уцелеть там больше всего. Если, конечно, не написано на роду умереть именно в то время и в том месте.

Пока он спасался, как мог, опёршись руками о косяк, его жену Лялю безжалостно подкидывало в постели. Да так страшно, что та даже не пыталась изловчиться и спрыгнуть с кровати. А уж последовать за мужем в спасительное пространство двери ей спросонья и вовсе не пришло в голову. Она, перепуганная до смерти коварством стихии, ничего не понимала и истошно вопила. Впрочем, Лялю всё равно никто не слышал. Ни муж, ни переполошённые соседи. Двухэтажное многоквартирное здание, слепленное из дощечек и обмазанное поверх штукатуркой, тарахтело как фанерный чемодан, случайно свалившийся с крутой лестницы и методично считающий боками её ступени. Такая ручная кладь времён постройки Беломорканала, наверняка, не развалится, но шуму уж точно наделает много. Однако даже среди чуть ли не вселенского хаоса Сеню не покидала жуткая мысль, стрельнувшая ему в голову уже через секунду после того как он занял дверной проём:

— Это карма.

Толчки продолжались не более минуты, но Сене это время показалось целой вечностью. Он изо всех сил стиснул руками хлипкий простенок, вибрировавший как дешёвый массажер, а его мозги продолжала сверлить всё та же, невесть откуда взявшаяся, мысль:

— Карма.

Больше Сенино сознание не занимало ничего. Он даже забыл о Ляле, брошенной им на произвол судьбы и на милость негаданного бедствия. Совесть джентльмена и дамского защитника его нисколько не мучила, если, вообще, о таком благородном чувстве в те мгновения могла бы идти речь. Мистический страх парализовал Сенину волю и лишь потом он вспомнил, что и кто были тому причиной. Вспомнил и глубоко призадумался...

Знаете ли Вы, уважаемый читатель, что значит для женщины хорошая сумка? Нет, не просто небольшое вместилище из доступного материала, куда впопыхах кидается помада, пудреница, мобильный телефон и прочие необходимые принадлежности, а элегантный дамский аксессуар. В итоге, хорошая сумка — это отлично узнаваемый товарный знак высокого социального уровня и престижное свидетельство жизненного успеха. Наверное, сумка для женщины — же самое, что и для мужчины дорогие наручные часы. Непременно, швейцарские и обязательно, солидной фирмы. «Брегет» или скажем, «Патек Филипп». Только представив себе подобные механизмы, доступные далеко не каждому, мужчина сможет до конца понять смысл, заложенный в обладании дорогой сумкой. В этом заветном и магическом предмете воплощены, отнюдь, не последние чаяния её владелицы. Недаром, вышеуказанные вещи так востребованы в современном обществе, как некая униформа преуспевающего человека. С хорошей сумкой женщина уверена в себе, предельно раскрепощена и даже рискует уже почти не думать о том, как её оценивают окружающие. Да и как могут смотреть на владелицу чуть ли не произведения прикладного искусства, в котором заключены квинтэссенция стиля, безупречный вкус и всё то, что делает женщину женщиной?

Ляля не представляла собой исключение и если, в её гардеробе могло присутствовать шмотьё весьма сомнительного качества, то сумки она предпочитала только первоклассные. Свой «Луи Виттон» ей посчастливилось приобрести на Родео-Драйв — улице, где делают покупки люди самого разного достатка. Конечно же, не бедняки или скряги. Родео-Драйв — это вам не Привозная в Одессе. Хотя, сказать по совести, в Лос-Анджелесе необязательно сорят деньгами нувориши или придурки, у которых свербит в заднице желание выпендриться перед такими же тщеславными знакомыми. Ведь, чаще всего, нормальные богатеи не прочь сэкономить на чём угодно и мнение окружающих на свой счёт существует вне сферы их интересов.

Сумка Ляле требовалась, как птице воздух. Через неделю у Лялиной подруги намечалось празднование дня рождения — событие само по себе не очень значительное, но в некотором смысле, безусловно, важное. Ляля даже не могла представить прийти в ресторан, куда её с мужем пригласили на банкет, без соответствующей экипировки. То есть, заявиться в русскую компанию со старомодной сумкой позапрошлого сезона, означало элементарно плюнуть себе в душу. Вообще-то, Ляля никогда раньше особым высокомерием не отличалась, но время от времени у неё стали проявляться замашки, уж очень напоминавшие характер её мамаши — Цили Марковны или просто Цили, как стал называть её Сеня. Да уж, Циля была ещё та штучка. Так каждый раз, завидев на ком-нибудь из знакомых лучшее платье или кофточку, она потом долго пребывала в дурном настроении. Могла беспричинно срывать зло на подвернувшихся под руку дочке или зяте, буквально испепеляя себя изнутри чёрной досадой. Чьё-то превосходство в гардеробе настолько портило Циле кровь, что, казалось, дай ей в эту минуту в руки ножницы, и она с наслаждением искромсает на мелкие кусочки наряд нечаянной соперницы. Вот и Ляля с годами стала в чём-то поразительно копировать мать. Наверное, в какой-то мере этому процессу способствовала эмиграция и неизбежный стресс. Кто знает?

В ресторан Ляля пожаловала как королева. Специально с опозданием, чтобы все сидящие за столом обратили на неё внимание. Пока хозяйка банкета их рассаживала, Ляля искоса наблюдала, какое впечатление произвела её сумка на окружающих женщин. В том, что каждая из них невольно прикинула про себя стоимость эксклюзивного аксессуара, Ляля не сомневалась. Да она бы и сама не осталась безучастной к столь очевидному свидетельству чьего-то процветания.

Первые полчаса ощущение триумфа не покидало Лялину душу. Она удовлетворённо ловила на себе любопытные взоры дамской части гостей и самодовольно ликовала. Простейшая философия, которой Ляля придерживалась в последние годы в выборе нарядов, работала безотказно. Одев на себя, оставшиеся в наследство от мамы кольца и серьги с крупными бриллиантами дореволюционной огранки и прихватив сумку по цене не меньше тысячи долларов, она могла позволить себе появиться где угодно, хоть в рубище и тем самым утереть нос почти любой моднице. Правда, иногда случались осечки и именно такая, к несчастью, произошла сейчас.

В какой-то момент Ляля непроизвольно кинула взгляд через плечо и заметила на спинке соседнего стула чужую сумку. Это был настоящий «Гермес», ручку которого украшал кокетливо повязанный платок-каре. И какой платок?! Тоже «Гермес» — хорошо узнаваемое изделие знаменитого парижского Дома Моды. Вид двух шикарных вещей, принадлежащих другой женщине, моментально подкосил Лялино самообладание. Она побелела, будто случился обморок, и ей стало тяжело дышать. Словно в аритмии заколотилось сердце от ядовитой обиды и несправедливости судьбы, так жестоко потешившейся над Лялей. С этой минуты её настроение было безвозвратно испорчено. Да что там, испорчено! Испоганено и растоптано самым безжалостным образом…

А именины тем временем проистекали весьма успешно. После обилия выпитого и съеденного народ захотел размяться от долгого сидения. Лишь Ляля, сославшись на внезапную мигрень, не пожелала вставать. Впрочем, такое обстоятельство совсем не расстроило её подругу, и та попросила приглядеть за сумкой на время танцевальной паузы. Оно и понятно... Вещь дорогая, не кинешь без присмотра, а развлечься с гостями хочется...

Так Ляля с Сеней остались за столом в полном одиночестве. Пока они сидели, наблюдая за танцплощадкой, мимо нетвёрдой походкой загулявшего посетителя с видом античного мыслителя несколько раз продефилировал не очень трезвый мужик. На его лице застыло сосредоточенное соображение и немой вопрос, а где же его компания? Внезапно этого заблудившегося в ресторане качнуло и он, потеряв равновесие, автоматически стал искать ближайшую опору. К несчастью, кругом не нашлось ни колонны, ни стеночки. Одни лишь накрытые столы и ему ничего не оставалось сделать, как схватиться рукой за ближайший из них. Как раз именно за тот, где сидели Сеня с Лялей. Стол дрогнул, но устоял. Лишь съехала чуть-чуть скатерть набок да опрокинулось несколько бокалов, в том числе и бокал именинницы, доверху наполненный красным вином. В то же самое мгновение Ляля, повинуясь какому-то бесовскому инстинкту, необычайно виртуозно придвинула к столу стул, на спинке которого висела сумка её подруги. Прямо навстречу фатальной неприятности! Да так ловко, что у бедной сумочки не осталось ну, ни малейшего шанса. Вино плеснуло из бокала как случайная морская волна и, не впитавшись полностью в скатерть, плюхнуло всей тяжестью на роскошную кожу цвета спелого абрикоса.

Сеня, оторопевший, замер, а Ляля принялась орать на плохо соображавшего мужика:

— Идиот! Тебе что, повылазило? Посмотри, что ты наделал!

На крики сбежались официанты и старались её успокоить.

— Женщина, ничего страшного не произошло.

Но Ляля не унималась:

— О чём вы говорите? Он же испортил дорогую вещь!

Один из официантов принялся промакивать стул и вытирать сумку, на которую было больно смотреть. Кожа в местах потёков вина тут же густо потемнела, а лёгкий шёлковый платок, повязанный на ручке, превратился в багровый комок. Мужик продолжал тупо разглядывать то суетившихся официантов, то Лялю, жаждущую раздуть скандал.

— Пардон, если что-то не так, — пробормотал он.

— Что-то не так? Зеньки надо заливать меньше! — полетело ему в ответ.

— Ляля, угомонись, — не выдержал Сеня, — я всё видел.

К столику из танцевального зала уже спешили встревоженная именинница и её гости.

Уже на обратном пути домой Сеня не выдержал и спросил:

— Объясни, зачем ты это сделала?

Он, потрясённый всем случившимся, до сих пор не находил слов.

— Что? — Ляля, как будто не понимала о чём идёт речь.

— Зачем ты придвинула стул? — Сенин голос перешёл на громкий шёпот, хотя в машине они находились в полном одиночестве.

— Ляля, ты это сделала специально. Но зачем?! — воскликнул он в отчаянии, вдруг вспомнив тёщу и ту мучительную душевную изжогу, с которой та, вероятно, могла бы на подобное решиться.

Сеня долго не мог прийти в себя, хотя и выпил в ресторане предостаточно. «На автопилоте» доехал домой и без лишних слов отправился спать. В его голове беспрестанно прокручивались события минувшего вечера и Лялин странный поступок. Когда он, наконец, уснул, ему приснилась теща Циля с какой-то разорванной тряпкой в руках, и почему-то торжествующая. Она, как Жанна Д’Арк, вертела ею, словно полотнищем знамени над головой, и злорадно ухмылялась. Потом вдруг Сеня с ужасом понял, что эта воинственная фурия вовсе не Циля, а его жена. Ну, а уже в следующую минуту тряхануло.

Лос-Анджелес

Публикация подготовлена Семёном Каминским.