«ВРЕМЯ СЛАВЫ И ВОСТОРГА»
(* выставка «Эпоха 1812 года» в Государственном художественном музее
имени А.С.Пушкина)
Отечественная война 1812 года занимает особое место в жизни и творчестве А.С.Пушкина. С лицейских лет «пора величайших потрясений» стала для поэта одним из главных источников вдохновения и глубоких размышлений над судьбами человека, Родины и мира. К этой славной эпохе прямо или косвенно обращен целый ряд его прозаических и поэтических шедевров, ярко и возвышенно воспевших «незабвенное время славы и восторга».
В круг близких друзей и знакомых А.С.Пушкина входили многие участники героических кампаний Большой европейской войны 1812-1815 гг. С оружием в руках отстаивали свободу и независимость Родины друзья и литературные наставники Пушкина: В.А.Жуковский, П.А.Вяземский, Д.В.Давыдов. Неоднократно пересекались его жизненные пути с легендарными генералами Н.Н.Раевским, А.П.Ермоловым и М.С.Воронцовым. Верному пушкинскому почитателю Ф.Н.Глинке мы обязаны появлением самого термина «Отечественная война».
Эта выставка — дань героической и романтической эпохе, главные события которой акцентированы пушкинскими строками-девизами. В первом зале звучит тема европейского Просвещения как идейной основы Великой французской революции (1789-1799 гг.). Левая сторона анфилады посвящена наполеоновским войнам в Европе; бесславному концу армии «властелина мира»; военной кампании 1813-1815 гг. и послевоенной России 1815-1825 гг.
Отдельный зал повествует о войне 1812 года. Изобразительный ряд исторических баталий усиливают награды, оружие, предметы армейского быта и обмундирование обеих армий. Пантеон героев 1812 года представлен редким собранием гравюр по оригиналам знаменитой «Военной галереи» Дж.Доу. Рядом — армейские типажи эпохи Александра I, мемориальные сооружения в честь триумфальной победы русской армии, публицистические и мемуарные произведения современников и злободневные отклики на военные события в периодической печати. Тема «Русские в Париже» позволяет совершить вместе с армией-победительницей «марш» по местам европейских баталий.
Правая сторона экспозиции — «мирные страницы» героической эпохи: просвещенный екатерининский век; Россия и Франция начала XIX в. — светские салоны, модные магазины, театры, балы, народные гуляния в Петербурге, Москве, Париже и провинции. Изображения крестьянок российских губерний напоминают о подвиге народной героини, партизанки Василисы Кожиной, самолично уничтожившей 27 врагов.
На основе обширнейшего материала авторы и художники выставки выстроили оригинальную панораму «войны и мира» с яркими островками отдельных моментов (бивуак русской армии, Москва в пожаре 1812 г., светская гостиная, модный магазин и др.) Галерея представленных исторических персонажей целиком отвечает масштабу Великой эпохи.
«Москва — город, до сих пор незнакомый Европе, — имела 600 или даже 800 дворцов, красота которых превосходит все, что знает Париж. Все было рассчитано на жизнь в величайшей неге. Блистательная и элегантная отделка домов, свежие краски, самая лучшая английская мебель, украшающая комнаты, изящные зеркала, прелестные кровати, диваны разнообразнейших форм… полное удобство и очаровательнейший уют, соединенные здесь с совершеннейшим изяществом…» — писал после пожара своему другу французский интендант Анри Бейль, будущий писатель Стендаль. Письмо это вместе с документами Главной императорской квартиры было перехвачено казаками и до адресата не дошло.
Перед нашествием Наполеона население Москвы превышало 200 тыс. человек. В городе насчитывалось 9158 домов, из которых уцелело 2626. 122 из 237 приходских церквей сгорели, остальные были разграблены и осквернены. Такая же судьба постигла все территории, оказавшиеся на пути завоевателей. Проехавший в 1816 г. по западным губерниям с инспекцией великий князь Николай Павлович, будущий император Николай I, повсюду отмечал крайний упадок: «В Витебской губернии много…полей, засеянных весьма мало, деревни очень бедны, и все имеют вид пустой и очень несчастный…Ни которая из разоренных французами губерний столько не потерпела, как Смоленская, ибо все армии прошли оную два раза…».
Многие лишились всего, что имели. Cгорели дом и аптека москвича Е.Берса — прадеда Софьи Николаевны Толстой. В плену жизнь аптекарю спасло знание французского и немецкого языков. Продав землю из-под сгоревших домов и, добавив три тысячи рублей правительственной компенсации, он смог снова открыть аптеку. Понемногу положение семьи поправилось, но прежнего достатка уже не было никогда.
На этом фоне быстро богатели избежавшие нашествия Ярославль, Кострома, Тверь, Владимир, Ростов, Рязань и другие города.
Потрясения Французской революции вызвали коренной перелом не только в политической и экономической жизни страны, но и в моде. Пудреные парики, расшитые серебром и золотом бархатные камзолы, треугольные шляпы с перьями, вычурные женские прически, фижмы и корсеты уходили в прошлое. Модным стало подражание античности. Облегающие фигуру легкие платья с большим декольте и рукавами —«фонариками» по-новому выявляли красоту женского тела. Революционные изменения с энтузиазмом приветствовались в Москве и Петербурге.
«Мы гнушаемся ужасами революции и перенимаем моды ее…».
Однако эти смелые нововведения были не всем по душе. Историк Н.М.Карамзин писал в «Вестнике Европы»: «Вошедшая в моду полупрозрачная одежда нарушает природную женскую стыдливость и не подходит к российскому климату, опасна для здоровья, грозит простудой, чахоткой и смертию». Нельзя сказать, что автор сильно преувеличивал. Случаи смертей от простудных заболеваний заметно участились. От холодов спасались с помощью шалей, ставших модными после египетского похода Наполеона.
Наталья Павловна спешит
Взбить пышный локон, шаль накинуть,
Задёрнуть завес, стул подвинуть,
И ждёт…
Граф Нулин, А.С.Пушкин
Короткие рукава требовали длинных, заходящих за локоть перчаток. В XVII в. были модны кожаные перчатки, украшенные вышивкой, драгоценными камнями и кружевом. Одну такую пару — подарок английской королевы Елизаветы I Ивану Грозному можно видеть в Кремлевской Оружейной Палате. В XIX в. перчатки превратились во «вторую кожу», без них не выходили из дома ни мужчины, ни женщины. В начале дня они были светлыми, вечером — темными. Надевали их заранее, на улице это делать считалось крайне неприличным. Во многих случаях этикет требовал и в помещении оставаться в перчатках. На обеде гости снимали перчатки, уже сев за стол, и прятали их в карман или под салфеткой на коленях. О том, чтобы пристроить их на столе, не могло быть и речи. Надевались они сразу же после окончания обеда. Если гостя просили сыграть на пианино, он снимал перчатки и, закончив играть, тут же вновь их надевал. Помня, что руки безжалостно выдают возраст, дамы и дома носили митенки — перчатки с отрезанными пальцами.
В церкви во время обряда венчания правые руки жениха и невесты оставались без перчаток.
Лакеи и официанты могли использовать только нитяные перчатки, ни в коем случае не замшевые, или тем более лайковые. Лучшие сорта лайки получали из кожи козлят.
Модницы не мыслили себе жизни без веера. На Руси давно было в ходу опахало на длинной ручке, которым слуги, стоя позади, обмахивали своих господ. Пришедший в XVIII в. из Китая складной веер стал не только красивым аксессуаром, но и наперсником, можно сказать, выразителем душевного состояния владелицы: черный цвет означал печаль, красный — радость, желтый — отказ, розовый с голубым — любовь и верность Порой его тайные послания становились чересчур откровенными: «Можете быть смелы и решительны», «Вы страдаете, я вам сочувствую, «Я тебя люблю», «Будьте осторожны, за нами следят» и т.д.
С конца 1805 г. женские платья постоянно укорачивались, что предъявляло особые требования к обуви, ставшей копией греческих сандалий — без каблука и с лентами — завязками. «Наташа танцевала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия» — Л.Толстой, «Война и мир». Подобных башмачков барышне требовалось не менее дюжины.
Однако период увлечения музейной античностью был недолгим.
«И, признаюсь, мне во сто крат милее /
Младых повес счастливая семья…»
Пушкин, Послание к кн. Горчакову, 1819
Мужская мода находилась под диктатом Англии, именно оттуда пришли панталоны, фраки, рединготы, сюртуки, цилиндры. Стало модным иметь «своего» портного. Знаменитые лондонские мастера в совершенстве владели искусством подчеркнуть достоинства фигуры, скрывая при этом все ее недостатки. Корсет и подбитый слоем ваты фрак превращали «архивных юношей» в «лондонских денди». Секреты мастерства хранились в тайне. При всей внешней простоте «скромная элегантность» обходилась очень дорого. Переодеваться приходилось несколько раз в день, на неделю требовалось «двадцать рубашек, двадцать четыре носовых платка, десять видов брюк, тридцать шейных платков, дюжина жилетов и носков».
Со всем этим разом покончил занявший в 1796 г. российский престол Павел I. Фрак, панталоны, жилет, цилиндр изгонялись, в одежде насаждались прусские образцы. По свидетельству современника, «полицейским служителям приказано было, несмотря на лица, срывать круглые шляпы…и тут же разрывать или изрезывать их…Жилеты также запрещены. Император говорит, что именно жилеты совершили французскую революцию». Нарушителей отправляли в часть. Общество с трудом приноравливалось к новым требованиям. Освобождение наступило неожиданно: «не прошло и двух дней после известия о его (Павла) кончине, как круглые шляпы появились на улицах; дня через четыре стали показываться фраки, панталоны и жилеты, хотя запрещение с них не было снято... К концу апреля старинные однобортные кафтаны и камзолы встречались только на людях самых бедных» — Вигель Ф.Ф., «Записки»
В эпоху 1812 года ремесло военных в России считалось самым почетным. Русский офицер — «дворянин шпаги» был окружен атмосферой всеобщего обожания, а гусарский мундир сводил всех с ума.
До начала XVIII в. «построить мундир» означало приобрести форменную одежду, оружие и амуницию. Позже речь шла только о военной форме. В революционной Франции белый кафтан был заменен синим мундиром, для чего потребовалось очень много индиго, поступавшей из Бенгалии, Гватемалы и с острова Явы. Перебои с поставками краски приостановили переход армии на новую форму. Но сразу же после того, как в 1807 г. был найден искусственный заменитель, реформа продолжилась. Готовясь к кампании в России, форму делали максимально практичной: походные плащи и шинели, длинные холщевые штаны, чехлы на киверах и патронных сумках. Особенно заботились о быстро приходящей в негодность обуви.
Армия Наполеона, составленная из представителей необъятной империи, была очень разнородной. При переходе через Неман рядом с французами шагали вчерашние враги, одетые в свою национальную форму и распевавшие свои песни. Такая пестрота приводила к драматическим недоразумениям, а порой и трагическим ошибкам.
И, тем не менее, все стремились подражать именно французскому мундиру. В 1806 г фетровые шляпы пехоты заменили кивера, защищавшие голову от сабельных ударов и непогоды, а глаза — от солнца. В кивере можно было хранить мелкие предметы, ночью он служил «подушкой». Уже через два года производство точно таких же киверов было налажено в России. Вообще в мундирах русской армии наблюдалось множество заимствований.
На рубеже веков все русское офицерство было грамотным, но не всегда высокообразованным. В отличие от многих князь Багратион не стеснялся признаваться: «Я худо воспитан». Это говорил полководец — победитель 50 сражений, свободно владевший персидским, турецким и грузинским языками. Добиться большего ему не позволил в юности «недостаток состояния», а в «зрелых летах — «военные заботы». Понимая, что жизнь без французского языка в высшем свете затруднительна, он овладел им «со слуха». Князь хорошо рисовал и однажды послал свой рисунок в подарок строгой ценительнице искусств императрице Марии Федоровне. Наполеон считал П.И.Багратиона самым выдающимся русским полководцем.
С воцарением Александра I возникла «мода на образование».
При Екатерине II каждый уважающий себя русский барин держал повара-француза. Даже небогатые деревенские помещики старались внести в традиционное меню французский «элемент».
Обе столицы наслаждались игрой французских актеров и итальянских певцов. Нелегко пришлось в 1812 году иностранцам, жившим в Москве. Все потеряв во время пожаров и грабежей и опасаясь мести русских, они двинулись вслед за французской армией, но лишь единицы из них дошли до Парижа.
«И где нам воевать с французами!.. Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги — французы, наше царствие небесное — Париж» — сокрушался граф Ростопчин. В Санкт-Петербурге спектакли по настоянию общества возобновились уже через два месяца после изгнания врага. Что уж говорить о моде! Дамская мода по-прежнему оставалась в руках «шельм-француженок».
Толпа мазуркой занята, / Кругом и шум и теснота.
Бренчат кавалергарда шпоры, / Летают ножки милых дам;
По их пленительным следам / Летают пламенные взоры.
А.Пушкин, Евгений Онегин
Чуть ли не самым важным в жизни дворян были балы. В Европе светские увеселения известны с XIV века, в России реформатор Петр I ввел «танцевальные ассамблеи» в начале XVIII века. Вскоре они стали любимым времяпрепровождением знати. Оставалось, однако, немало и тех, кто осуждал это «многовертимое плясание». Увидев своих внучек в бальных платьях, графиня Ростопчина разразилась тирадой: «Вы воображаете, что вы хороши в этом наряде? Вовсе нет! Во-первых, вы некрасивы, во-вторых, перед Господом Богом вы гнусны и, наконец, вы лишаетесь надежды попасть в Царство Небесное. Вы служите утехой дьяволу, наряжаетесь таким образом, чтобы идти кружиться в объятиях мужчин».
«Ничто не было готово для войны, которой все ожидали…» —
Л.Толстой, «Война и мир»
В середине мая русский император прибыл в Вильну, где более месяца делал смотры и маневры. О вступлении армии Наполеона в пределы империи Александру I сообщили 12 июня на балу, когда он танцевал мазурку. Веселый, блестящий праздник пришлось прервать. Уже через четыре дня Наполеон наставлял своих маршалов в кабинете императора…
Спустя ровно полгода, 12 декабря 1812 г. в Вильне снова гремел бал, устроенный фельдмаршалом М.И.Кутузовым по случаю дня рождения императора. Враг изгнан из отечества, теперь можно веселиться!
Самыми известными считались зимние балы в Колонном зале Благородного собрания Москвы. «Это был настоящий съезд России, начиная от вельможи до мелкопоместного дворянства, от статс-дамы до скромной уездной невесты…Тут учились мы любезничать с дамами, влюбляться, пользоваться правами и вместе с тем покоряться обязанностям общежития. Тут учились мы чинопочитанию и почитанию старости» — П.А.Вяземский
Сюда привезли героиню «Евгения Онегина» Татьяну Ларину:
Ее привозят и в Собранье. / Там теснота, волненье, жар,
Музыки грохот, свеч блистанье, / Мельканье, вихорь быстрых пар,
Красавиц легкие уборы, / Людьми пестреющие хоры,
Невест обширный полукруг, / Все чувства поражает вдруг…
Первый бал становился очень важным, нередко решающим судьбу барышни событием. Вот она старательно заносит имена партнеров бальных танцев в свой carnet de bal — крепившуюся у пояса крошечную записную книжечку — шедевр ювелирного искусства из перламутра и слоновой кости. И вдруг в книжечке остаются свободные танцы — это катастрофа, красноречивый знак неуспеха в свете…
Юная красота Наташи Ростовой в ее белом дымковом платье на розовом шелковом чехле с розами у корсажа и в прическе а ла грек была сразу же отмечена. На балу у известного московского учителя танцев Йогеля встретил зимой 1828 года Пушкин Натали Гончарову. «Когда я увидел ее в первый раз, красоту ее едва начинали замечать в свете. Я полюбил ее, голова у меня закружилась, я сделал предложение». Дочь вдовы Пушкина, родившаяся во втором ее браке, рассказывала: «Наталья Николаевна была скромна до болезненности, при первом знакомстве их его знаменитость, его властность, присущие гению, не то что сконфузили, а как-то придавили ее. Она стыдливо отвечала на восторженные фразы, но эта врожденная скромность только возвысили ее в глазах поэта». Участь его была решена.
В 1805 г. Московский университет отмечал свое 50-летие. Барышни доступа к высшему образованию по-прежнему не имели, они обучались дома, что совсем не мешало им хорошо знать литературу, историю, иностранные языки. Свободное же время проходило за рукоделием. Маленькая княгиня Болконская появилась в салоне мадам Шерер — фрейлины императрицы Марии Федоровны с работой в шитом золотом бархатном мешке. Несмотря на деликатное положение, на ней было модное серенькое изящное платье, подпоясанное под грудью широкой лентой.
В Пушкинском музее С-Петербурга хранится крестильная рубашечка, вышитая Натальей Николаевной Пушкиной. Не выпускала из рук вязания и богатая московская барыня Марья Дмитриевна — персонаж «Войны и мира», заставлявшая в это время читать ей газеты и новые книги.
Особенной любовью пользовалась работа по бисеру. Поступавший с далекого острова Мурано и из соседней Богемии бисер порой был так мелок, что его нанизали на волос. Яркие, выполненные с тонким вкусом картины, каминные экраны, мужские подтяжки, портмоне, кошельки, подстаканники, чехлы для курительных трубок и чубуков, карандашей, колод карт и мелков были всегда желанными подарками.
О благотворном влиянии рукоделий свидетельствовала перемена, произошедшая со знаменитой кавалерист-девицей Надеждой Дуровой, 10 лет участвовавшей под вымышленным мужским именем в походах и кровопролитных сражениях с частями наполеоновской армии. На склоне лет штаб-ротмистр, кавалер Георгиевского креста Н.Дурова увлеклась презираемыми ею в молодости рукоделием и домашними работами. В музее Литовского уланского полка хранились вышитые ею скатерть, портрет Наполеона и бисерный кошелек. Писательский талант кавалерист-девицы встретил восторженную оценку А.С.Пушкина.
Коллекция Александра Васильева вводит в мир французского магазина на Кузнецком мосту: ридикюли, кошельки, портмоне, портрезоры, бисерные монетницы, лорнеты, театральные бинокли, веера, туфельки — от всего этого у кого угодно закружится голова!
Ридикюль (смешной — фр.) — дамская сумка мягкой формы, прообразом которой стал мешочек для рукоделия маркизы Помпадур. «Античная мода» начала XIX в. сделала платья такими узкими, что о карманах пришлось на время забыть, и мешочек этот превратился в дополнение к дамскому наряду.
При необъятных пространствах Российской империи ее жители постоянно находились в пути. Тема дороги, пожалуй, одна из самых щемящих в русской поэзии. Поездки за границу вплоть до царствования Александра II жестко регламентировались властями. Но уж потом…
В 1810 г. И. фон Унгерн-Штернберг писал: «Конечно, поездка в Москву не оставляет такого впечатления, как в Париж, Рим, Неаполь или Лондон, однако, подданным могущественного Российского государства, которым по праву можно позавидовать, следует предпочитать менее знаменитые и менее роскошные творения природы и искусств своей родины всему иностранному, потому что знание своего, отечественного, важнее всего».
Не об этом ли поведала нам выставка «Время славы и восторга»?
ПОНОМАРЕВА Тамара Гавриловна,
член Московского общества испытателей природы
* Руководитель проекта Евгений Богатырев;
идея — Александра Васильева;
автор научной концепции Александр Капитонов;
кураторы А.Валькович и А. Капитонов;
художник — Александр Конов.
Более сорока специалистов приняли участие в подготовке экспозиции.
Cвои многочисленные раритеты предоставил художник по костюму, искусствовед Александр Васильев (Франция), а также многие коллекционеры Москвы и Петербурга.