НЕ МОЙ ГОРОД

Сергей Криворотов по профессии врач-кардиолог. Живет и работает в городе Астрахань. Публиковался в сборнике «Фантастика-86» (Москва, изд-во «Молодая гвардия»), в журналах и еженедельниках «Работница», «Техника-молодёжи», «Полдень. ХХI век», «Южная звезда», «Мир фантастики», «Знание-сила. Фантастика», «Литературный Башкортостан», «Вселенная. Пространство. Время» (Киев), «Друг читача» (Киев), «Меридиан» (Германия), «�ные берега» (Финляндия), «Жемчужина» (Австралия), «Флорида» (США), в газетах «Обзор», «Наша Канада» (Канада), «Наша Гавань» (Новая Зеландия) и многих других российских и международных изданиях. В 2006 году стал серебряным лауреатом Второго Международного литературного конкурса «Золотое перо Руси» в номинации «Сказка», а в 2010-м — занял второе место на литературном конкурсе на лучший короткий рассказ журнала «Нива» (Казахстан).

Однажды я вернулся и сказал: «Привет!» городу, в котором вырос и который покинул много лет назад. Новый вокзал, широкая площадь в обрамлении бетонных столбов-журавлей, склонивших фонари к тротуарам. Ясное утро и отвратительная дымка выхлопных газов над проносящимися по шоссе потоками машин. Навязчивые цыганки попытались заговорить мне зубы, нагло и бесцеремонно заступая путь. Пришлось послать их подальше и отстранить свободной от сумки рукой, это нисколько не помешало им тут же пристать к менее строптивой жертве. А я вышел на светлую площадь, мокрую от ночного дождя, минуя кричаще пёстрые торговые киоски, перешёл в положенном месте трассу и вступил в огромный сквер, которого никогда прежде не видел. Город насторожённо присматривался ко мне, не признавая до сих пор своим.

Собственно, я заранее наметил программу. Осталось в памяти несколько адресов, хотелось повидать старых приятелей и знакомых, побродить по улицам, на которых прошли мои детство и юность. Но такая встреча несколько озадачила меня, я не находил пока ни одного признака прошлого и в растерянности присел на незанятую скамью в окружении причудливо стриженых кустов.

Вдали, там, где кончался сквер, башни девяти и двенадцатиэтажек выжидательно таращились на меня блестевшими на солнце окнами — будто сам Город неотрывно следил за мной своими внимательными, всё подмечающими глазами. А прежде не было здесь никаких высоких домов, не было стеклянной коробки вокзала, на её месте возвышалось небольшое, но внушительное кирпичное строение, не похожее ни на что. Нечто в восточном стиле, радовавшее взор и манившее приезжих под свою куполообразную кровлю. А теперь стекло и бетон, много запылённого до мути стекла, отражавшего площадь на месте бывшей пустоши, и немного бетона, ровно столько, чтобы удерживать плоскую крышу сооружения. Безликая функциональность постройки утомляла глаз. Я оставил вокзал позади, но он продолжал нависать над прилегающим пространством, словно грозя всосать меня обратно своими беспрестанно открывающимися стеклянными дверями.

Бутылка неплохого местного пива не избавила меня от чувства отчуждения окружающего, не приблизила ни на шаг к узнаванию оказавшегося новым для меня Города.
Полупустой вяло ползущий троллейбус доставил меня в центр. От вида старых часто снившихся зданий на узких зелёных улочках защемило сердце. Вот он мой Город, наконец-то я нашёл тебя! Но яркие киоски, полные жевательной резинки, предметов косметики и закордонных шоколадок, неприятно поразили своим фамильярным соседством с каменными дореволюционными постройками. Я продолжал чувствовать себя отстранённым, всего лишь незваным гостем на фальшивом празднике чужой малосимпатичной жизни.

� тогда я пошёл по адресам.

Дом оказался прежним, почти таким, как я его помнил — жилой дворец для местной номенклатуры периода торжества культа личности. Вычурные лепнины под самым карнизом, местами посыпавшиеся, да не крашенный много лет, частично облупившийся фасад выдавали его возраст и теперешнее положение жильцов. Я нашёл нужный подъезд с малограмотными нецензурными надписями на облезлых неопределённой окраски стенах, дверь на лестничной клетке, по старинке обитую дерматином, и нажал кнопку. Звонок не работал, дополняя картину теперешнего упадка, я постучал по деревянному косяку костяшками пальцев, словно отгоняя нечистую силу. За дверью раздалось приглушённое старческое покашливание.

— Зина здесь живёт? — произнёс я заготовленный пароль и, странно, сердце вдруг забилось чаще, словно взбрыкнуло при звуках знакомого имени.
— Нету таких тутава, — проворчал из-за двери бесполый шамкающий голос.
— Ну, как же, Зина, Воробьёва…
— Уже лет двадцать как съехамши…
— Куда? Адрес можете сказать?

Но по ту сторону двери прощально скрипнули полы, и наступила прежняя тишина.

Я подождал немного, пожал плечами и вышел в скверик. Облом, полный облом.

Потом я устремился на поиски школьных приятелей, и всё время меня не покидало ощущение чуждости окружающего. Город представлялся совершенно не моим, редкие узнаваемые черты не скрадывали общего впечатления. Я был чужд ему, и он, этот переродившийся Город, напоминал мне об этом на каждом шагу.

Одного не оказалось дома, другой давно уехал, как некогда и я, в неизвестном направлении. Только по третьему адресу я попал в яблочко. Да и то, мой приятель из далёкого детства находился в этот час на работе. Я отыскал его заведение по указанным домашними приметам, даже сумел проникнуть в просторный кабинет мимо бдительной секретарши, он же предстал восседающим за громадным полированным столом искажённым призраком того далёкого соседского пацана. Но он меня не признал.

Пришлось напомнить. На одутловатом лице этого деятеля промелькнула скорее досада, чем радушие, плохо скрываемое раздражение от неожиданной помехи в его напряжённом и важном чего-то делании.

�з короткого разговора я узнал кое-что о наших общих знакомцах и о Зинке Воробьёвой в частности, которая давно перестала быть Воробьёвой. Впрочем, чего иного я ждал? Продолжения не последовало. Мы расстались без сожаления.

Город встретил меня светлой убегающей в даль улицей, как показалось, не без злорадства. Будто говорил: видишь, ничего у тебя здесь не осталось, никто здесь тебя не ждёт, никому ты здесь не нужен.

Знакомый проходной двор оказался перегорожен небрежно, но прочно сложенной кирпичной стенкой. Коммерческие магазины, словно червоточина, угнездились в знакомых старых домах на месте прежних аптек, тиров, фотоателье, закусочных и прочих заведений моего детства. Город снова торжествовал, явно давая понять нелепость всех моих притязаний на родство с ним.

Но я не сдался. Я не хотел навязывать своё общество столь надменному и неприступному Городу, вовсе нет. Вот ещё! Но мне надо было найти в нём частицы детства и юности, принадлежащие только мне и никому больше, я хотел сложить кусочки давно рассыпанной мозаики и не собирался уступать их никому.

Позже я нашёл знакомых, оказавшихся не менее чужими, чем сам Город. Сидя на закопчённой кухне, я смотрел с узнаванием на старый разбитый двор, покосившуюся будку уборной-помойки посредине и недоумевал. Неужели, это убожество и было фоном моего детства? Меня угощали чаем, но кусок не шёл в горло, я отвечал на вопросы невпопад и, в конце концов, распрощался и ушёл к явному облегчению хозяев, уже опасавшихся, что я попрошу ночлега. � хотя отношение Города ко мне нисколько не изменилось, я решил дать сам себе ещё шанс, остановившись для этого в старой гостинице с рестораном на первом этаже.

До сумерек я побродил по набережной, пялясь до рези в глазах с подточенного временем и течением бетонированного берега на грязную воду реки, оказавшейся совсем не такой, как я её помнил.

Вечером в ресторане, стараясь забыться от разочарований впустую проведённого дня, я приканчивал в одиночестве бутылку лимонной водки, когда почувствовал обращённый на меня взгляд. Симпатичная девушка, вполне современно одетая, танцевала с группой приятелей и приятельниц, а глаза её в ореоле косметики, казалось, звали меня присоединиться. Кроме приглашения я разглядел в них нечто знакомое, словно весть из того далёкого времени юности, когда Город этот был ещё моим, родным. Я встал и присоединился к танцующим, разорвав их тесный кружок. Глаза девушки ободряюще улыбнулись мне, на её спутников я не обратил никакого внимания, отметив мельком, что наиболее рьяно выкаблучивавшийся перед ней кадр имел явно кавказскую внешность. Как-то так получилось, по ходу танца я увёл девушку в сторону, похитил из окружения при одобрительном молчании с её стороны. Без перерыва быстрый танец сменился на медленный, и её руки легли мне на плечи, а я неожиданно для себя уже держал её за талию. Может, я вёл себя безрассудно? Может, напрасно я почувствовал себя на какое-то время снова дома в этом Городе и ресторане, по-хозяйски и неуместно беспечно? Может быть… Но ласковое «спасибо» и столь обнадёживающее касание пальцев, когда я проводил её на место за столом с той компанией, вознаградило меня, устранив разом все сомнения. Под недружелюбные взгляды её знакомых я вернулся добивать остаток лимонной и не заметил, в какой момент над моим столиком материализовался тот выламывавшийся танцор, теперь разъярённый и не знавший, как придраться ко мне. Я задумчиво посмотрел на него: небольшого роста, с рыжеватой шевелюрой, с красноватым цветом лица и весь какого-то непропорционального сложения, парень выглядел грузином, насколько я мог судить из своих небогатых этнографических познаний.

— Пойдём, выйдем, поговорим, как мужчина с мужчиной, да? — наконец родилось из него залпом.

Я кивнул и поднялся, драться не хотелось, но я решил, что быстро разберусь с ним, если не удастся вразумить его словами, не производил он впечатление такого уж крутого драчуна.

Уже с запозданием я уловил, как он подаёт по пути какие-то знаки сидящим за другими столиками. Когда до выхода оставалось всего ничего, и его неширокая спина ещё продолжала шустрить впереди, меня вдруг подхватили с обеих сторон набежавшие сзади амбалы и, крепко прижав мои локти к бокам, понесли дальше с оторванными от пола ногами. Горевший только что желанием поговорить со мной как мужчина вильнул в сторону и растворился в пространстве. Как я ни старался, я не мог освободиться от крепкого захвата державших меня, а навстречу уже наплывал выход в вестибюль и два лениво поджидающих милиционера с резиновыми дубинками наготове. Мне не дали и рта раскрыть, сдав с рук на руки оживившимся блюстителям порядка, а когда я, пытаясь справиться с всё нараставшим изумлением, сумел произнести нечто не вполне членораздельное, получил сильный удар по голове, и убогую декорацию провинциального ресторана накрыл непроницаемо черный занавес.

Очнулся я в ярко освещённом помещении, напоминавшем то ли большую больничную палату, то ли казарму, уставленную койками с другими бедолагами. Как ни болела голова, но я сообразил, что, наконец-то, впервые в жизни угодил в медвытрезвитель. Что ж, несомненно, Город перешёл к активным действиям, стремясь избавиться от моей нежелательной для него персоны. Утром меня отпустили, облегчив до того содержимое моих карманов. Мне хватило расплатиться за гостиничный номер, в котором так и не довелось поспать, и снова я вышел в Город.

Теперь я ясно видел, что он чужд мне и нескрываемо враждебен. � хотя не стоило больше испытывать судьбу, поискал в старом районе милые сердцу деревянные развалюхи детства. Тщетно — кое-где уцелевшие полуразрушенные строения напоминали скорее зловещий оскал Города, нежели ожидаемую улыбку прошлого.

Я поспешил добраться до привокзальной площади и, не оборачиваясь больше, сел с перрона в обратный поезд. Пока я не вошёл в спасительный вагон, я продолжал чувствовать спиной враждебный взгляд этого незнакомого, сразу невзлюбившего меня жилого конгломерата. Сотни окон, как ненавидящие глаза, сверлили мне затылок тяжёлым взором. Обернись я, и блеск их стёкол превратился бы тут же в высокомерный и презрительный. Да, так оно, наверное, и было. Город мог торжествовать полную победу надо мной. Совершенно не мой Город, избавлявшийся от непрошеного пришлеца. Промелькнул воспоминанием перрон, побежали назад башни девятиэтажек, напоминавшие огромные растопыренные пальцы, то ли спеша отпраздновать избавление от меня, то ли желая схватить напоследок. Поезд набирал ход, сверкнуло с высокого моста ровное зеркало реки, под мерный стук колёс исчезли, уносясь прочь, последние пригородные постройки, и внезапно столь долго желанное успокоение снизошло на меня. Не было больше Города моего детства, я больше никогда не вернусь сюда. Прощай, Не Мой Город, прощай, живи без меня, как жил, как знаешь, своей непонятной и бесконечно чуждой мне жизнью. Поезд, осторожно покачивая, уносил меня прочь, туда, где меня ждут, где я смогу быть нужен — в будущее.

г. Астрахань

Публикация подготовлена Семёном Каминским.