ЗАП�СК� НАРОДНОГО ЗАСЕДАТЕЛЯ СУДА

А.П.Садчиков, профессор МГУ имени М.В.Ломоносова, член МО�П


НАРОДНЫЙ ЗАСЕДАТЕЛЬ
Меня вызвали в партком и сообщили, что я избран народным заседателем суда. Не знаю, кто и когда избрал меня заседателем, однако в парткоме не принято выяснять отношения и тем более – спорить. Мне предстояло один месяц в году поработать по защите правопорядка страны. Я приехал в суд, познакомился с судьей, с которой мне в дальнейшем предстояло работать. Она оказалась очень симпатичной женщиной, обещала сильно не загружать меня работой, тем более какой прок от заседателя, который ни в чем не смыслит. Мне удалось выторговать у судьи условия моей работы, чтобы во время моего пребывания в суде не было никаких дел со смертоубийственным исходом, только бытовые разборки. Дескать, я слабонервный, по ночам плохо буду спать. На том и порешили.

С нами работали еще двое судей. Одна была худая, как жердь, голос такой пронзительный, что слышно было, как она ведет заседания, во всем здании. Она обращалась к подсудимым на «ты», ругала их, совестила, корила всем, чем только могла. Угрожала, что упечет их «на полную катушку», причем обязательно на «Колыму». Одним словом – «злыдня». Однако, несмотря на это подсудимые умильно смотрели на нее. Попасть к ней на «прием» считалось у подсудимых большой удачей.

Вторая была женщина в летах (как мне тогда казалось), толстая, как бочка, милая тетенька, одним словом «лапочка». К подсудимым она обращалась со словами: «Милок, как тебя угораздило здесь оказаться. У тебя ведь есть мама, девушка, которые волнуются, страдают, переживают за тебя». Она шутила с подсудимыми. Внешне казалось, что это не судья, а милая бабушка. Звали ее Мария Петровна (давайте будем ее так называть), хотя за глаза называл ее «бабулькой».

Однажды нам пришлось разбирать уголовное дело. Мы вошли в зал, а за решеткой уже сидели трое молодых людей, дело которых предстояло разбирать. Они вели себя так, будто не мы их судим, а они нас. У подсудимых были наглые физиономии, сидели они, ухмыляясь, все время отпускали «сальные» шуточки.

По закону у каждого из них должен быть адвокат. Оказалось, одного адвоката не было, заболел. Тогда судья спросила, согласны ли они, чтобы разбирали дело без одного адвоката. Подсудимые отказались, тогда наша судья сказала, что заседание переносится на другой срок, а дело будет вести судья Мария Петровна … (т.е. «бабулька»). Что тут произошло. Спесь с подсудимых мгновенно прошла, они завертелись на месте, как ужи, и начали чуть ли поскуливать.

Немного позже я спросил судью, в чем причина такой перемены поведения подсудимых? Оказывается, среди судей, также как и преподавателей вуза, есть «добрые», а есть и «злые». Оказывается, судья, которую прозвал «злыдня», несмотря на то, что кричит и визжит на подсудимых, дает срок по самому минимуму, а милая «бабулька», которая обращается к подсудимому «миленький», всегда дает срок по максимуму. Поэтому все ее, как огня, боялись. Ведь есть большая разница получить, к примеру, 3 года или 6 лет, 4 или 8 лет. Поэтому наши наглецы перепугались, когда сообщили, что их дело будет вести милая «бабулька».

СОН В ЗАЛЕ СУДА
В суде мы должны были вести какое-то бытовое дело, с мордобоем и нанесением телесных повреждений. Уже не помню, но кто-то кого-то так сильно побил, что в дело вмешались органы правопорядка. Обвиняемый мог «схлопотать» минимум 15 суток ареста, а максимум – до одного года тюремного заключения.

В зале присутствовали подсудимый, пострадавшие, милиционеры, несколько свидетелей и «болельщики». Последние – это чаще всего одни и те же лица, которые не пропускали ни одного судебного заседания. Судья с заседателями заняли свои места, прокурор примостилась где-то сбоку за своим столиком. Началось слушание дела.

Погода была пасмурная, на небе нависли страшные тучи, вот-вот должна начаться гроза. Меня чего-то совсем сморило, только силой воли не давал сомкнуться глазам. Я сидел с открытыми глазами, все видел и слышал, однако голос судьи был, как в тумане, каким-то не четким. Судья долго и монотонно зачитывала протокол, причем ее голос то удалялся куда-то, то возвращался обратно. Затем начался допрос свидетелей, а я все это время мучился со сном.

Вдруг я услышал чей-то храп, притом достаточно сильный. Я, не поворачивая головы, передвинул глаза в сторону прокурора: «Неужели это она храпит?». Вроде бы нет, что-то пишет. Я начал рассуждать, если кто-то храпит, значит – спит. Кто это? Судья, соответственно, не может храпеть и одновременно зачитывать протокол. Секретарь что-то пишет, значит и она не спит. Повернул голову в сторону второго заседателя. Она чего-то ерзала на стуле, который постоянно скрипел под ней. Значит, и она не спит. Я, соответственно, тоже не сплю, если рассуждаю, мыслю, смотрю по сторонам. Милиционер, переминаясь с ноги на ногу, стоял в дверях, загораживая проход. Он тоже не спит. «Болельщики» – эти уж точно не спят. Они все во внимании, ловят каждое слово судьи.

Я ужаснулся, неужели подсудимый заснул, тем более, он низко опустил голову. От этой мысли у меня даже сон прошел. Его судят, могут дать «срок», а он мирно заснул, да еще и похрапывает. Оказалось и он не спит, т.к., после очередного вопроса судьи, встал и начал чего-то оправдываться. Я покрылся испариной. Неужели начались галлюцинации? Все заняты делом, а храп раздается постоянно.

Я начал повторно по второму кругу выявлять спящего среди присутствующих в зале суда. Все это я делал одними глазами, которые у меня все больше и больше вылезали наружу, причем не только от напряженной работы, но и от ужаса. В зале кто-то храпит, а я не могу его найти. Наконец почувствовал толчок судейского локтя в бок: «Перестань храпеть, думаешь мне не хочется спать, но я же терплю».

Со мной никогда такого не было, бодрствовал и одновременно храпел.

ВОР-РЕЦ�Д�В�СТ
Встать, суд идет! Такими словами секретарь суда предупреждает присутствующих в зале заседания о начале процедуры. Заходим. В «клетке» сидит старичок, божий одуванчик. На нем круглые очки с мягкими дужками. Такие обычно носили пожилые люди в 50-х годах. Я сразу же дал ему прозвище «старичок». Встретишь такого на улице, никогда не подумаешь, что это злостный нарушитель закона, вор-домушник, рецидивист. Особенно, если он идет за руку с маленьким мальчиком. Одним словом, добропорядочный дедушка с внуком.

Судья, как увидела подсудимого, сразу же набросилась на него:

– �ван Степанович, как вам не стыдно. Вы, пожилой человек, сколько можно по тюрьмам и лагерям мыкаться. Пожили бы, как человек, а то все на нарах, да на нарах.

Судья обращалась к нему по имени отчеству, с уважением и в то же время, как к нашкодившему школьнику. Старичок держался с достоинством, говорил очень вежливо, подбирая слова, хотя они ему давались с трудом. Какая может быть речь у человека, который большую часть жизни провел в тюрьме.

– �ван Степанович, только я три раза судила вас. А у вас 12 судимостей (это было сказано с возмущением, и в то же время с горькой обидой).

– Ошибаетесь, Анна Сергеевна, тринадцать – поправил старичок.

– �ван Степанович, вы что маленький, неужели не понимаете, что вся ваша жизнь прошла в тюрьмах. Вы на своем опыте хорошо знаете, сколько бы ни воровали, все равно попадетесь.

– Анна Сергеевна, не могу я не воровать. Вы думаете, я нарочно это делаю. Когда выхожу из тюрьмы, каждый раз даю себе слово, что это в последний раз. Я не хочу, а руки так и тянутся.

– �ван Степанович, вы понимаете, что мне придется вам, как рецидивисту, дать максимальный срок. Сколько можно воровать, вы же отвлекаете меня от серьезных дел. Вы мне прошлый раз обещали, слово давали, что не будете воровать. Почему я должна вам, как школьнику, выговаривать. Мне что больше делать нечего.

– Я не в обиде на вас, Анна Сергеевна. Все в последний раз, больше уже не придется судить меня.

– Обещаете, что в последний раз?

– Обещаю, Анна Сергеевна, обещаю. Это уже точно, в последний раз.

– Почему?

– Чувствую, что больше не выйду из тюрьмы. Умру я там. Так там и останусь навечно. Так что свое обещание на этот раз сдержу.

– Вы, �ван Степанович, не расстраивайтесь, бросьте эти упаднические настроения, держитесь.

Далее началась формальная процедура работы суда. Дело продвигалось быстро, т.к. «старичок» ничего не отрицал. Чувствовалось, что все это ему сильно надоело, и он ждал только одного, ее окончания.

Наконец, судья закончила зачитывать обвинительный приговор. «Старичок» получил по максимуму. Затем он поблагодарил судью: «Спасибо вам, Анна Степановна за теплые слова» и понуро побрел за конвоем.

ПРОСРОЧЕННАЯ ПРОП�СКА
Я, как обычно, рано утром, пришел в здание суда. Уселся за стол и начал перебирать первое попавшееся под руку «дело». Судья буркнула: «Не то смотришь, полистай вот это «дело». Через 15 минут начнется заседание». Вначале читал дело лениво с неохотой, потом более внимательно. Наконец, раздраженно хлопнул «делом» об стол: «Это чушь какая-то». «А я о чем тебе толкую» – сказала раздраженно судья (хотя она ничего мне не говорила). Потом взяла «дело» и пошла в зал. Мы пошли следом за ней.

Перед нами находился худенький деревенский паренек, 18 лет. Он сидел, съежившись, казалось, был еще меньшего роста и возраста. Рядом с ним сидела сестра. Они оба были настолько растеряны, что оказались в таком месте, не знали что делать. Оба робко смотрели на милиционеров, судей, прокурора.

Оказалось, его судят только за то, что два раза попал на глаза милиции с просроченной пропиской. Я не успел толком ознакомиться с делом (что взять с народного заседателя), поэтому внимательно слушал судью и прокурора.

Выяснилось. Парень из деревни. У него умерла мать, и родственники отправили его к сестре в Москву, а дом быстренько продали. Если дома нет, то нет и штампа в паспорте. Сестра прописала его у себя временно (в те времена постоянно нельзя было прописывать в Москве без особого на то разрешения) и попыталась пристроить его работать на завод, где давали жилье и прописку по «лимиту». Однако пока он устраивался на работу, у него закончилась временная прописка. За это время милиция успела у него дважды проверить документы. В те времена милиция была более бдительна, и от нее не так просто было откупиться.

Парень был настолько подавлен, что не мог говорить. За него отвечала сестра, хотя по большому счету никаких ответов и не требовалось.

Я спросил шепотом у судьи, что «грозит» парню? «Год условно или штраф» — грустно ответила судья. Тогда я попросил судью сделать перерыв. Она с радостью согласилась, т.к. и у нее не было сил находиться в зале.

Я набросился на нее: «Вы понимаете, что мы можем парню всю жизнь сломать, если присудим срок «условно»? Его ведь с судимостью не возьмут на работу. В деревню уехать уже не сможет, т.к. дома у него нет».

– Штраф я не могу ему присудить, т.к. уверена, что денег у него при себе нет, и этот штраф будет до конца жизни «висеть» на мне.

Здесь необходимо пояснить. В те времена, если судья присуждает нарушителю штраф, а он его не оплатит, то этот штраф числится за судьей. Она не может претендовать на повышение, премию, льготы и т.д. Поэтому судьи не любят штрафовать подсудимых.

Я начал кипятиться: «Если у парня нет денег, то я сам за него выплачу штраф». Вторая заседатель поддержала меня: «Я тоже готова внести свою долю». Судья посмотрела на нас: «Вы сволочи, давите на жалость, считаете, что вы лучше меня? Хорошо и я войду в долю». После принятого решения со всех нас камень с души был снят. Мы с довольными лицами двинулись в зал суда.

Парень и его сестра, как затравленные зверьки исподлобья смотрели на нас. Ведь от решения суда буквально зависела их судьба. Когда судья зачитала приговор, штраф, притом самый маленький, парень сразу же схватился за карман, где у него, по-видимому, лежали деньги. Мы поняли, что платить нам штраф не придется, хотя это нас нисколько не обрадовало.

Оставшуюся часть дня мы пили чай, шутили, улыбались. Чувствовалось, что сегодня сделали хорошее дело. Перед уходом домой судья сказала: «Обязательно куплю бутылку вина и дома с мужем выпьем за этого парня». Оказывается, и судьям ничто человеческое не чуждо.

БЕС ПОПУТАЛ
�дет очередное заседание суда. В «клетке» сидят два пожилых гражданина в поношенных «фуфайках» и подстриженные наголо. Это сейчас иметь такую прическу модно, а во времена моей молодости ее имели в основном лица, вернувшиеся из отдаленных мест. Тщедушный вид подсудимых указывал, что они только недавно вернулись из мест заключения.

Слышу разговор: «Ну и влипли же мы. Ведь засмеют нас пацаны в лагере, что сразу загремели обратно. � зачем нам надо было брать эту дурацкую сумку. Это все ты «давай возьмем»».

Оказалось, два гражданина отсидели в лагере срок, ехали через Москву к месту своего проживания. На вокзале, где у них была пересадка, они украли сумку. �х взяли, милиция, суд и теперь обратно в лагерь, туда, где они отбывали предыдущий срок. Подсудимые были возбуждены, однако их волновал не срок, который должны получить, а то, что в лагере станут объектами шуток «пацанов», что попались, как самые последние лохи. Ведь на свободе они пробыли менее суток, причем «влипли» из-за сумки, которая доверху была наполнена железками.

В зале суда находились двое потерпевших, которым и принадлежала эта сумка. Это были крупные на вид мужчины, которые могли не то, что коня, быка на бегу остановить. Выяснилось, колхоз купил в Ростове-на-Дону зерноуборочный комбайн. У него сразу же «полетели» подшипники. Завод предложил привезти бракованные детали, а взамен обещал выдать качественные. Так как бракованные детали были тяжелые, на завод были откомандированы два человека. �м тоже предстояло сделать пересадку в Москве. Представители колхоза рассказали, что эту сумку с подшипниками, они вдвоем кое-как донесли. Перед самым отходом поезда решили сходить в туалет. Сумку они открыли, чтобы всем было видно, что в ней находится. Отлучились они всего на пару минут. Предполагали, что нормальный человек вряд ли сможет поднять и тем более унести эту сумку. Поэтому они безбоязненно ее оставили. Когда вернулись, сумки на месте не оказалось. Бдительные пассажиры указали направление, куда направились грабители. К поискам подключился дежурный милиционер. Грабители не успели отойти на сотню шагов, как их забрали с поличным. Когда они несли эту злополучную сумку, чем-то напоминали Шуру Балаганова и Паниковского, когда те выкрали тяжеленные гири у Корейко.

Судья задала вопрос. Неужели они по весу сразу же не определили, что в сумке не вещи, а нечто более тяжелое. Подсудимые оправдывались: «Мы вначале не хотели брать эту сумку, но руки сами потянулись, «бес попутал». Когда мы несли ее, сразу же догадались, что здесь что-то не то. Вначале хотели бросить эту сумку, но потом решили отнести ее обратно, но не успели. Замели нас».

Оказалось, с момента выхода из тюрьмы не прошло и суток, как они влипли в очередную историю. Теперь подсудимые будут «мотать» новый срок, но уже как «рецидивисты». Однако не это их волновало. К «срокам» они привыкли. �х больше волновало, что «кореши» засмеют, что попались сразу же после отсидки, причем не на шмотках, а на «железках».

ВСЕСОЮЗНЫЙ РОЗЫСК
Судят грузина, причем не «лицо кавказской национальности» (как сейчас говорят), а самого обычного грузина, который когда-то был объявлен во всесоюзный розыск. Это случилось в начале 80-х годов прошлого века, когда «лиц кавказской национальности» и в помине не существовало. Этот самый «розыск» длился около 6 лет. Причем разыскала его не доблестная милиция, а сам разыскиваемый. Он самолично приехал в Москву, зашел в первое попавшееся отделение милиции с наивным вопросом: «Мне сказали, что вы меня разыскиваете, вот я и приехал!? Что вы хотите мне сказать?»

Так наша судейская бригада познакомилась с грузином, который с этого момента стал подсудимым. Звали его Тариел. В суде не принято называть по имени, однако у него была настолько сложная фамилия, что судья, прокурор и заседатели обращались к нему по имени. Называть его «подсудимым» как-то язык не поворачивался, учитывая его наивность и бесхитростность.

Что он такое натворил, если его объявили в розыск? Если сравнивать с сегодняшними правонарушениями, то это чисто «детские шалости». А в те времена – это был большой проступок. Он занимался спекуляцией, причем вступив в сговор с другим лицом, на этот раз «славянской наружности» (кстати, в те времена и их тоже не было).

В процессе судейского дознания было установлено, что подсудимый познакомился с девушкой из Донецка и решил навестить ее, чтобы погулять туда-сюда, культурно посидеть с ней в кафе, ресторане, сходить в театр и прочее. Одна проблема – денег у него было совсем немного, только на дорогу. Поэтому он решил немного подзаработать.

В СССР все дороги из Грузии (да и не только из нее) во все города страны, в том числе и Донецк, пролегали через Москву. В Москве подсудимый вступил в сговор с продавцом магазина и занялся перепродажей апельсинов. Не смейтесь, пожалуйста. Это сейчас апельсины продаются на каждом углу, а в те времена апельсины можно было достать только «из под полы», причем по большому блату. В итоге, один участник сговора доставал апельсины по государственной цене, а другой перепродавал их, соответственно, по завышенной. Это называлось спекуляцией и за нее давали тюремный срок, притом достаточно большой.

Сделаю небольшое отступление, чтобы читатель понял, что из себя в советское время представляли апельсины и другие цитрусовые. Мандарины, помню, были, но только в новогодних подарках вместе с конфетами и печеньем. Поэтому для меня и сейчас Новый год ассоциируется с запахом мандаринов. Не знаю, как другие дети, а я в год съедал всего два мандарина, причем только на Новый год. Апельсины впервые попробовал, когда мне было около 17 лет. Это случилось в Ленинграде, куда мы приехали на спортивные соревнования. Кормили нас в очень дорогом ресторане. Помню, большой зал, столы накрыты белыми накрахмаленными скатертями, на которых стояли хрустальные фужеры и большие вазы с фруктами – апельсинами, виноградом, бананами. Пока официантки занимались нашей едой, мы съели все фрукты. Официантки были в ужасе, т.к. фрукты не входили в меню (обед для нас был бесплатным). Нас не предупредили, что фрукты – за отдельную плату. Однако мы быстро решили эту проблему, сами расплатились за них, да еще дали официанткам «на чай».

Там же впервые увидел ананас, решил привезти домой в Баку, где я тогда жил. Несу ананас, подходит ко мне азербайджанец и спрашивает: «Дорогой, скажи, где растут такие большие шишки». «В Южной Америке» – ответил я. «Такие шишки можно кушать?» – допытывался он. «Конечно, они очень вкусные» – ответил я, хотя ананас впервые попробовал только дома. Он покачал головой: – «Наверное, в Америке очень хорошо, если там шишки съедобные». Затем горестно продолжил: – «А у нас растут только несъедобные шишки», кивая головой на сосну, которая был усыпана сосновыми шишками.

Спекулянтов арестовали, затем состоялся суд. Один из них – «лицо славянской наружности» получил пять лет колонии, которые он добросовестно отсидел, как говорят «от звонка и до звонка». У «лица кавказской национальности» случилось несчастье – во время суда у него умерла мать. Советский суд – был самым гуманным судом в мире, поэтому его отпустили на похороны, передав в руки грузинской милиции. Похоронив мать, подсудимый исчез, грузинская милиция, видимо, не доглядела. В результате, он был объявлен во всесоюзный розыск.

�щет его грузинская, московская и всесоюзная милиции, а найти никак не могут. А он преспокойно жил себе в небольшом горном селе, работая сторожем в церкви. Дело в том, что после смерти матери, дом перешел старшему брату, а младшему нашли небольшой домик в селе, а заодно и работу. О его похождениях в Москве никто не знал. Сам он из-за своей наивности инциденту с апельсинами не придавал особого значения и, соответственно, быстро забыл о нем.

Его подельник («лицо славянской наружности») отсидел причитающийся ему срок и вышел на свободу уже другим человеком, т.к. советская тюрьма воспитывает, а не карает. А грузина продолжали искать. Может быть, он прожил до конца своей жизни, находясь в розыске, если бы не случайность.

Его приятель побывал в Москве и на стенде «их разыскивает милиция» увидел знакомое лицо. Вернувшись домой, он рассказал другу, что его разыскивает московская милиция. Причину розыска, он не смог выяснить, хотя заходил в отделение милиции и интересовался. Но если разыскивают, на это, видимо, есть какая-то причина, возможно очень серьезная. Они, сидя за кувшином вина, часто обсуждали интерес московской милиции к Тариелу. О том, что Тариел когда-то был в суде, он совершенно забыл, а остальные в селе и не догадывались об этом.

Тариел потерял покой. Его разыскивают, наверное, хотят сказать нечто важное, а он сидит себе в горном селе в неведении. Вскоре эта информация распространилась на все село. Как только стало известно, что односельчанина разыскивает московская милиция, Тариел стал знаменитостью. С ним стали вежливо здороваться, интересоваться здоровьем, приглашали в дом выпить стаканчик вина. Было отчего, ведь их односельчанина разыскивают, причем не где-нибудь, а в самой столице.

Тариел решил съездить в Москву и выяснить причину, объявленного розыска. Денег на дорогу у него не было, поэтому их собирали всем селом. Каждый считал своим долгом дать деньги Тариелу. Односельчане рассуждали так: «К примеру, Георгия никто не разыскивает, �лию, никто не ищет, Нодари – тем более, что с них взять, а Тариела ищут, чтобы сообщить нечто важное».

Судья обращается к Тариелу: «Скажите, Тариел, почему вы только сейчас явились с повинной в милицию? Разве вы не знали, что вас разыскивают?»

– Товарищ судья, если бы я знал, что меня разыскивают, я бы раньше приехал. Я не такой человек, чтобы скрываться. Я не с повинной явился. Мне просто было интересно узнать, зачем меня разыскивают, вот я и здесь. В те времена к судье обращались «гражданин судья», однако на слова грузина никто не обращал внимания.

– Неужели вам никто не говорил, что вас разыскивает милиция?

– Вы даже не можете представить, у нас такие люди, никогда не скажут, что тебя разыскивает милиция. Я так и не узнал об этом, если бы не мой друг, который привез эту новость из Москвы. Он мой самый лучший друг, поэтому и сообщил такую новость.

– Как только я узнал, что меня разыскивает московская милиция, я сразу же стал собираться в дорогу, однако денег у меня не было. Поэтому и задержался. Всем селом собирали деньги на дорогу.

С подсудимым было все ясно. Так как «преступление» было совершено очень давно, то за давностью лет ему грозил всего лишь штраф, который он должен был выплатить прямо в здании суда или должны были произведены соответствующие вычеты из зарплаты.

Суд отправился на совещание. Меня и второго заседателя возмущало, один подельник отсидел в тюрьме пять лет, а с другого предстоит взыскать штраф, притом небольшой. Что делать, объясняла нам судья, такой закон. Мы предложили присудить подсудимому штраф, притом чтобы оплатил его в здании суда, т.к. если он уедет в свое село, опять придется объявлять розыск. Судья сопротивлялась, как могла, а мы «наседали» на нее.

Мы ранее уже писали, почему судьи не любили штрафовать подсудимых. Если он не заплатит штраф, то он будет «висеть» непосредственно на судье, которая его присудила.

После долгих уговоров, судья согласилась присудить штраф, но предчувствует, что станем посмешищем среди коллег не только в нашем суде, но и за его пределами.

Мы решили намеками выяснить, имеются ли у подсудимого деньги. Судья сказала, что Тариелу могут присудить штраф, если у него есть деньги. Как только она заговорила о деньгах, Тариел оживился, оглянулся по сторонам (в основном на милиционера, который стоял в дверях), потом сделал судье тайный знак, и показал на карман. Дескать, не волнуйся, деньги у меня есть. На нас (и других присутствующих в зале) он почему-то не обращал внимания. Главное, чтобы милиционер не видел. Судья, удостоверившись, что у подсудимого имеются деньги, присудила штраф.

Приговор вынесен. С этого момента подсудимый становился свободным и мог идти на все четыре стороны. Не успел Тариел выйти из зала, как у дверей его ждала наша судья (у нас был отдельный выход). Тариел осторожно посмотрел по сторонам, не смотрит ли кто, достал деньги и хотел передать судье. Мы стояли в стороне и держались за животики, чтобы не рассмеяться, настолько комична была ситуация.

Судья начала объяснять Тариелу, что он должен отдать деньги в окошко кассы, возле которой они стояли. Незавидная работа судей. Надо судить, и одновременно выколачивать у бывших подсудимых штрафы.

Тариел никак не мог понять, почему он должен отдавать деньги в кассу, если «договорился» с судьей. Так продолжалось несколько минут. Как только до Тариела дошла суть, он начал громко кричать, почему он должен отдавать неизвестно кому деньги, если он договорился именно с судьей. Видимо, такие случаи в суде были не впервой, поэтому из всех дверей высовывались веселые лица работников суда, прокуроров, милиционеров и других любопытствующих.

На следующий день нам не давали прохода сотрудники суда, которые веселились, вспоминая нашу комичную ситуацию.