СТЫДЛИВЫЙ ТЕРРОР
В России происходит что-то, на первый взгляд, очень странное. Кремль явно задумал нечто нехорошее. Но что именно? Начать еще одну холодную войну с Америкой? Восстановить "железный занавес"? Учинить "новую опричнину"? Или же продолжать вести одновременно сразу несколько "политик", идейно противоречащих друг другу?
Раньше все было более-менее ясно. Шла перманентная подготовка к очередным выборам. Элиты с утра до ночи сдавали тест на лояльность. А народ тем временем пугали террористами, развлекали юмористами и отвлекали реформистами. Потом проходили выборы. И все по новой.
Теперь же начата какая-то мутная и беспросветная борьба за высосанную из безымянного законодательного пальца духовность и дисциплину. Народ ходит с опаской и толком не понимает — с чего это царская любовь вдруг сменилась тягостной опалой, и, самое главное, к чему же, в конце концов, царь-батюшка клонит? И почему он, черт возьми, молчит и ничего не объясняет толком?!
А вот почему.
То, что происходит сегодня в России, впору назвать "стыдливым террором". Стыдливым, разумеется, не потому, что властям и вправду стыдно делать то, что они делают. А потому, что они почти уверены: если громко заявить о конечных целях своего "нового курса", то, скорее всего, это спровоцирует немедленный бунт. А точнее, бархатную (она же цветная) революцию.
Ведь чем, по сути, занят сегодня Кремль? Тем, что "потихонечку, незаметненько" пытается восстановить "советскую власть" на базе уваровской триады — "Православие, Самодержавие, Народность". Идет насаждение глубоко патриархальной, "концлагерной" модели отношений между властью и обществом. Где "отец нации" — начальник лагеря. А его "дети" — обитатели бараков, которым все на свете запрещено, и каждого из которых в любой момент можно отправить в карцер, на лесоповал или даже в газовую камеру.
Но концлагерная модель имеет одно досадное для начальства свойство: она эффективна только до тех пор, пока режим страшен и ужасен "на все сто" — и не только для арестантов, но и для вертухаев. Как только режим ослабевает, вертухаи начинают отвлекаться от охранного дела и приторговывать колючей проволокой на стороне, а "арестанты" тем временем принимаются свободно прогуливаться по территории и обмениваться текущей информацией, — все лагерные предписания, которые еще вчера вызывали у них священный трепет, неумолимо влекут заключенных к протесту и бунту.
Чем все это кончается — хорошо известно из истории Перестройки. Политика навязчивых властных услуг, осатаневшая советским людям за долгие десятилетия, стала на рубеже 1980-90-х главным катализатором всенародного бунта против КПСС. Концлагерь в итоге был снесен с лица земли — все стали, пусть и на короткое время, но свободными гражданами.
Сегодня Кремль де-факто раскладывает перед собой те же самые революционные грабли, на которые ранее уже напоролся СССР. Причем если тогда в запасе у Кремля еще была советская имперская инерция и не растраченный имперский НЗ в лице внутренне сплоченных спецслужб, которые в итоге подготовили и осуществили реставрационный реванш, то сегодня ничего этого уже нет. И потому грядущий распад российской империи, скорее всего, будет уже окончательным.
Но зачем Путину это нужно? Зачем некогда успешный и весьма бывалый нацлидер вдруг решил отказаться от популистских игр в "суверенную демократию" и "свободу для большинства", дабы совершить столь радикальный ребрендинг в сторону православно-самодержавной архаики, чреватой накоплением всенародного раздражения и последующим "цветным" бунтом?
Это, в общем, также понятно.
Первые 10 лет Путин стремился быть похожим на "идеального царя", который правит "на радость нам, на страх врагам". Но, как известно, подданные – существа в высшей степени грубые и неблагодарные, а и их любовь — еще изменчивей, чем сердце красавицы. Это стало особенно явным, когда минули положенные по всем канонам политологии 8 "золотых лет", и образ харизматического лидера начал стремительно тускнеть, а в момент пресловутой "рокировки" с Дмитрием Медведевым (в сентябре 2011 года) произошел давно назревавший рейтинговый обвал. Началось протестное брожение, Путина освистали на стадионе, а в декабре 2011 года на Болотную площадь в Москве вышли 120 тысяч разгневанных горожан.
Правда, революции тогда не случилось — не нашлось эффективных лидеров (все они оказались либо дилетантами, либо трусами, либо явно-тайными коллаборационистами). Но хотя революционный огонь в тот раз и не разгорелся, было очевидно — протестный хворост в обществе уже подсох. И с ним надо что-то делать.
И вот на граждан России со всех уровней власти обрушился самый настоящий метеоритный дождь запретов и устрашений. Посадили — в назидание всем — солисток Pussy Riot. С сладострастным упорством тянут на цугундер героев "Болотного дела" и вообще всех "особо бойких". Ввели жесткие возрастные ограничения и стратификацию медийной и масс-культурной продукции. Запретили материться в СМИ и Интернете. Запретили распространять "морально вредную" информацию среди несовершеннолетних и о несовершеннолетних. На всех парах принимаются законы о запрете гей-пропаганды и "об оскорблении чувств верующих". В регионах зацвело самостоятельное полицейское нормотворчество — о запрете "скрипения кроватей после 23.00", "содержания в квартирах более 1 собаки и 2 кошек" и т.п. В крупных городах откуда ни возьмись вылупились "казачьи дружины" и принялись следить за общественной нравственностью.
Однако понимая, что сама по себе такая "строгая линия" прямиком ведет к повторению событий 1991 года, Кремль стремится не просто "одернуть" народ, но и воскресить в обществе страх, уже изрядно подзабытый со времен Перестройки.
Вот только для того, чтобы вернулся настоящий тоталитарный страх и трепет, нужен большой (или хотя бы кажущийся таковым) террор. А для него, в свою очередь, нужна большая идея. И вот здесь у Кремля начинаются фатальные неразрешимости.
Хотя, казалось бы, чего мудрить! Уже лет 15 как политологи чуть ли не хором гадают на одной и той же коричневой гуще, пытаясь понять, когда же, наконец, Кремль задействует свой последний идейный НЗ — русский национализм?
Но Кремль все медлит. Ибо — опасно.
С одной стороны, вроде бы, дело верное: стравливай русских с нерусскими, переводи вертикальный конфликт — в горизонтальный, пугай народ "американской", "исламской", "сионистской" и пр. "угрозами". Одним словом, разделяй и властвуй "на радость себе сам, на страх всем прочим нам"!
Но, с другой стороны, в России проживают 20 процентов "инородцев", с которыми русский национализм, с презрением отвергающий "химеру россиянства", предполагает немедленный конфликт, поскольку объявляет их де-факто гражданами второго сорта. А среди этих граждан есть весьма горделивые и энергичные. Нетрудно представить, что произойдет, если Кремль вдруг решит объявить "русский крестовый поход" — империя просто взорвется изнутри. И довольно быстро.
Поэтому лозунг "Россия для русских!", как бы ни казался он Кремлю соблазнителен, абсолютно ему противопоказан.
Что же в итоге остается?
Остается предложить обществу замаскированный русский национализм под названием "евразийство". И вот спустя несколько месяцев после событий на Болотной Владимир Путин провозглашает курс на евразийскую интеграцию и создание Евро-Азиатского Союза, в который должны войти Россия, Белоруссия, Казахстан, а в перспективе — и другие азиатские государства. По сути, речь идет о переформатировании старой идеи "семьи народов" во главе с русским народом как "старшим братом". Только на этот раз русско-имперская идея увенчана не коммунистической звездой, а православным крестом.
Но и здесь все не гладко! И дело не только в том, что даже в чисто дипломатическом плане эта идея начала буксовать еще толком не родившись, так как натолкнулась на вполне естественное сопротивление со стороны независимых государств, не желающих видеть в Москве "старшего брата". Дело еще и в том, что евразийская идеология очень плохо продается не только на международном, но и на внутрироссийском рынке.
Ведь эта идеология, так или иначе, ориентирована на державно-националистически настроенную часть русского общества. Но кто является основным "врагом" в глазах русских державников-националистов? Известно кто: азиаты и кавказцы. Во-первых, потому что "понаехали", "отбирают рабочие места", "плохо себя ведут", "не говорят по-русски", "не уважают нашу культуру" и т.д. Во-вторых, потому что на Кавказ уходят огромные деньги из бюджета РФ, а это вызывает особую зависть и ненависть. Одним словом, именно те, с кем евразийская идеология предписывает "братски дружить", — азиаты и мусульмане — являются главным объектом ненависти со стороны русских державников-националистов. То есть тех, к кому идеология евразийства, в первую очередь, обращена.
Более того, при всей их антилиберальности, нетолерантности и агрессивности, современные русские националисты — это хорошо видно по их риторике — хотят, тем не менее, жить "как в Европе" (другое дело, что европейскую жизнь они понимают весьма превратно — как "рай только для белых"), а отнюдь не "как в Азии". И потому любые призывы "повернуться лицом к Азии" воспринимают в штыки.
Таким образом, Кремль во главе с Путиным остается без внятной авторитарной идеи. Есть лишь глухие намеки на русский национализм, укутанный в евразийскую паранджу, — вперемежку с рваными лоскутами дежурной демократической риторики. Столь странные и стыдливые пропагандистские одежды, которые скрывают от общества идейное лицо власти, обрекают весь проект "нового путинского курса" на провал. Профанация террора не столько пугает, сколько злит. Как, например, фейковая "борьба с коррупцией" и переливанием прокисшего чиновничьего вина из старых мехов "Единой России" в торжественно обновленные меха "Национального фронта". Террор "внизу" ("борьба за дисциплину и нравственность") также вызывает все более заметный социальный ропот против идиотских законов, заставляющих предположить, что в Кремле "у кого-то явно крыша поехала".
Таким образом, какие бы новые этапы нынешней "спецоперации" по профилактическому усмирению народа нас ни ждали, уже сейчас можно предсказать, что их результат будет совсем не таким, как рассчитывают в Кремле. В тот момент, когда народ и вправду поймет, что его не только обманывают и обворовывают, но еще и постоянно одергивают, "учат жизни", одним словом, не дают спокойно жить, — он попросту повторит то, что уже проделал в 1991 году.
Путин может сколько угодно утешать себя мыслью о том, что, в отличие от Горбачева, он не даст "болтунам" спровоцировать народ на революционную свистопляску. Времена меняются. И сегодня для того, чтобы поддержать гласность и брожение умов, уже не нужен Горбачев. Вместо него есть Интернет. И есть новое поколение граждан, которое хотя и не научилось еще быть свободным, но уже отвыкло бояться. И потому будущее принадлежит не Путину и его команде постсоветских политдинозавров. Оно принадлежит тем, кого Кремль сегодня так бесполезно, зло и ненужно пытается "наказать и поставить в угол".
Даниил КОЦЮБИНСКИЙ, Rosbalt